Я росла во Флоренции
Шрифт:
"Виволи" находится на улице Изола-делле-Стинке. Слово "Стинке" стало синонимом тюрьмы, но первоначально это было название замка, которым владела семья Кавальканти (та, к которой принадлежит поэт Гвидо [41] ). Осажденные флорентийцами, Кавальканти были взяты в плен на островке на реке Арно, который по иронии судьбы позднее был назван их именем. За площадью Санта-Кроче, рядом с улицей Торта (ничего общего с лакомством; "торта" значит "изогнутая": улица повторяет дугообразный контур погребенных под ней руин римского амфитеатра), стало быть, располагалась тюрьма. Вот уже сорок лет здесь располагается "Виволи".
41
В тюрьме Стинке в разное время "гостили" историки
В конце пятидесятых годов, когда в кафе частенько бывал отец со своими приятелями, здесь имелась дальняя комната. Возможно, она есть до сих пор, но тогда у них было заведено проводить здесь ненавистные выходные в обществе хозяина кафе, заедая воскресную ностальгию мороженым. Говорят, один из Виволи-сыновей, то ли Пьетро, то ли Серджо, вдохновленный успехом, которым пользовалось их мороженое у американцев, отправился ловить удачу в Соединенные Штаты, однако ничего толком не добился. Во Флоренции же "Виволи" остается кафе-мороженым номер один, в любви к которому охотно признаются даже аборигены.
Извечная беда осаждаемых туристами городов, в том числе Флоренции: ее жители вынуждены пользоваться тайными маршрутами. И иметь зашифрованную карту, которую по неписаному закону следует держать в секрете от чужаков. Такова стратегия выживания. У тех, кто жил здесь, было не принято посещать те же кафе, рестораны, магазины, что и туристы, совпадать по расписанию с теми, кто лихорадочно осматривает город. В отпуске люди готовы тратить суммы, непозволительные в повседневной жизни.
Например, в самом центре города тебя вдруг одолела жажда. Во Флоренции на улицах нет питьевых фонтанчиков. Скажем, стоишь ты на Соборной площади, ищешь один из тех проходов, которые могли бы вывести тебя в нетуристический город, но не находишь. В некоторых районах туризм колонизовал все. Тогда ты заходишь в какое-нибудь кафе, где слышна одна английская речь, и просишь бутылку воды. Услышав цену, с правильным акцентом сообщаешь, что ты флорентиец, и цена тут же падает до нормальной. Со мной раньше такое случалось.
Теперь это редкость. В последние годы во Флоренции, как и повсюду, желания людей стали одинаковыми. Подлинность больше не имеет отношения к прошлому, это не цепочка знаний, которые оттачиваются и передаются из поколения в поколение. Одежда, еда, искусство тоже. Качество любой вещи теперь зависит не от нее самой, а от степени узнаваемости. Чем больше людей знает, что это за вещь, под какую мелодию ее рекламируют, какой певец или спортсмен ее носит, тем большую ценность она имеет, тем она лучше. Так, в городах, подобных Флоренции, разрыв между коренными жителями, хранителями орфических тайн, и туристами или новопоселенцами сократился. Нет больше секретов, заветных лавочек и ресторанчиков, а те, что остались, мало кого интересуют. Я нахожу это позитивным. Флорентийцы и пришлые люди уже довольно давно ходят в одни и те же заведения, едят одно и то же. Если благодаря этому хотя бы один бедный приезжий студент перестанет чувствовать пронзительное одиночество, это уже неплохой результат.
20. "Каваллино"
Иногда вместо кафе-мороженого мы ходили в кино, рассказывает отец. Мы с ним сидим за столиком ресторана "Каваллино" на площади Синьории. Субботний день, кругом одни иностранцы. Хотя флорентийцы немало продвинулись в сторону интернационализации, они продолжают считать определенные места в определенные часы совершенно несносными.
Столики стоят тесно, будто на общем свадебном застолье. Слава богу, мы сели на улице. Как знать, существует ли нормы, регулирующие расстояния между столами в ресторанах. Чтобы хотя бы не касаться друг друга локтями или, поднимая упавшую салфетку, не окунуть волосы в тарелку соседа. Отец говорит, что сидел здесь, когда женщина, которая позднее стала его женой и затем моей матерью, позвонила ему по телефону, чтобы сообщить, что убили Кеннеди. 22 ноября 1963 года.
Официант вовсю паясничает перед нами. Он шутит над американцами, с невозмутимой улыбкой говоря им по-итальянски страшные непристойности. Забавный тип, признаю. И все же глядеть на него неприятно. Когда флорентийцы начинают безудержно острить, они становятся невыносимы. Они возводит ледяную стену между собой и всеми остальными. Словно недостаточно соседства с красотой и владения
Отец спрашивает у официанта про владельцев ресторана, семью Филиппи, и тот с удрученной миной качает головой. Отец называет имена, и реакция почти каждый раз одинаковая. Скоро становится ясно, что почти все умерли. Сердечные приступы, рак, аварии сменяют друг друга в этом списке, сначала леденящем, а потом все более комичном. Даже отец не удержался и рассмеялся. Это походит на рассказ о каком-то марафоне, все участники которого скончались.
В конце ужина официант приносит нам меню. Он снял его с гвоздика на стене, где оно красовалось в рамке. Это меню конца пятидесятых. В нем несколько разделов: супы, готовые блюда, блюда под заказ, гарниры. Полный обед, и это подтверждает отец, стоил около тысячи лир.
21. Дедушка и бабушка
В ту пору, когда отец перебрался жить во Флоренцию, умерла тетя Элена. Не моя тетя, а папина, фактически его вторая мама. Именно она воспитывала моего отца в деревне, пока бабушка Мария, его мать, нянчилась со вторым сыном, Винченцо. Бабушка Мария, которая умерла в возрасте ста двух лет, была светловолосая и высокая, гораздо выше дедушки Нини, который вечно сиял улыбкой.
Ее удивительно светлые, голубовато-фиалковые глаза очень скоро заболели. Когда я сидела в кресле рядом с ней, в ее большом доме в Палермо за театром Политеама, она держала меня за руку. К тому времени она совсем ослепла, и глаза у нее постоянно были влажными от старости и, может, от умиления. Руки у нее были длинные, кожа гладкая и прозрачная, а сама она худая-прехудая.
Мы были немного похожи, но не очень. У нее была громадная грудь, и она носила "двойки", комплекты из двух трикотажных вещей. Внизу кофточка без рукавов, сверху жакет на пуговицах. Ей их покупала во Флоренции моя мать и отвозила в Палермо на Рождество или на день рождения. Овен, как и я. Она никогда не бывала довольна этими подаренными двойками, потому что больше не могла сама их выбирать. У нее всегда находилось о чем поворчать: она боялась, что все норовят ее провести.
Не думаю, что хотя бы раз видела, как она смеется. Она вышла за дедушку Нини, потому что он был адвокатом, защищавшим ее интересы в братоубийственной войне за наследство. Когда после смерти бабушки Марии мы освобождали дом, последней жилицей которого она оставалась, то нашли документ, подтверждающий факт дуэли между моим дедушкой и бабушкиным братом, тем, который требовал себе наследство. Сообщалось, что никто не был ранен, но оскорбленная честь была отомщена. Чтобы завоевать бабушку, бедному Нини, который даже в шляпе был значительно ее ниже — его макушка приходилась на уровне ее прекрасных глаз, — пришлось обнажить оружие.
Несколько лет спустя, вскоре после высадки американцев, дедушку Нини назначили префектом Мессины. Пожелтевший листок с приказом о назначении висел у него в кабинете. На нем стояла подпись по-английски: "Подполковник С. Б. Стори, Управление государственного суда, Мессина". Чуть ниже слева также по-английски приписано от руки: "Одобрено. Подполковник Чарлз Полетти, Региональное управление по гражданским делам".
Чарлз Полетти, американец итальянского происхождения, был одной из ключевых фигур операции "Хаски", как называли между собой высадку в Сицилии. Именно он из Соединенных Штатов обращался к итальянцам по "Подпольному радио", призывая их избавиться от Муссолини и Гитлера. Из Америки Лаки Лучано [42] прислал также имена восьмисот пятидесяти надежных людей, которые могли бы "психологически" подготовить сицилийцев к высадке союзников. После высадки на Сицилии чиновников назначали поспешно, по чьей-либо указке. Много говорят о роли мафии в перераспределении власти после падения фашизма.
42
Чарлз Лучано по прозвищу Лаки (Счастливчик) — американский гангстер сицилийского происхождения, глава коза ностры в 20-30-е гг.