Я росла во Флоренции
Шрифт:
Я говорю это без задних мыслей, ведь потом Домингин и Лючия уехали, а отец вернулся в Италию и женился на моей матери, и на фотографиях с их свадьбы все выглядели такими сияющими. О Лючии Бозе отец тоже говорил: "Знала бы ты, как она была хороша", глядя вдаль с тем же выражением. Я совершенно уверена, что и в этом случае его взгляд означал лишь восхищение и уважение. Но если бы Лючия была моей матерью, я бы в конце семидесятых годов превратилась в шедевр извращенности и пожелала отдать свою девственность человеку, который пел "Super Superman", определенно гомосексуалисту и, возможно, моему брату. Хорошо, что этого не случилось.
24. Столица
Из Гейдельберга отец привез томик стихов
Она была доверена мне как старшей сестре, но потерял ее брат по пути из школы домой. Точнее, перед зданием школы: этот несчастный положил ее на крышу припаркованной машины да там и оставил.
Наша начальная школа, "Кайроли-Аламанни", располагалась (и располагается поныне) на улице Делла-Колонна, в двух шагах от площади д'Адзельо. Площадь, которая кажется уголком лондонского Найтсбриджа, пейзажем в духе кружка Блумсбери. С клумбами по бокам, фонтаном в центре и сквером, в котором околачивались педофилы в плащах. Весь квартал, носящий имя Маттонайя ("двор для сушки кирпича"), имеет нордический облик. Его проект разработал архитектор Джузеппе Поджи на месте старых городских стен. Вплоть до 1848 года городские ворота в час ночи запирались.
Первого июня 1865 года Флоренция стала столицей, и продолжалось это около пяти лет. За это время ее распахнули, распластали, раскатали, чтобы было где разместить около тридцати тысяч человек. За несколько месяцев Флоренция из таинственного, средневекового, замкнутого в себе и невосприимчивого к соседям города превратится в то, чем она является по сей день: городом под постоянным наблюдением и в постоянной осаде. Поощряя этот новый вуайеризм, тот же самый Поджи создал лучшую в мире замочную скважину — площадь Микеланджело.
Люди думают, что в центре площади стоит копия "Давида" Микеланджело. Туристы, да и флорентийцы тоже, хотя и видели его тысячу раз, невольно ретушируют воспоминание, чтобы не расстраиваться. Это само по себе уже достаточно смехотворно — построить с нуля место, которому предначертано стать культовым, и украсить его копией известной статуи. К тому же зеленой. Потому что Давид, который и в самом деле стоит посреди площади Микеланджело, — зеленого цвета.
Но это еще не все. Флорентийцы и туристы не помнят, что Давид тут стоит не один: он возвышается как зеленый пестик на мощном постаменте в окружении копий четырех аллегорических фигур, украшающих гробницы Медичи в Новой ризнице базилики Сан-Лоренцо, тоже работы Микеланджело. Только почему-то эти копии несколько уменьшены по сравнению с оригиналами. На редкость безобразный постмодернистский винегрет.
Благодарение небесам, площадь все еще в основном занята под стоянку, и скопление машин и туристических автобусов заслоняет от глаз этот кошмар. Фоном ему служит лоджия, которую должны были превратить в выставочный павильон творений гения Возрождения, но сделали из нее ресторан под названием "Микеланджело". Ни одному туристу и ни одному флорентийцу никогда не закрадывалась в голову мысль, что для лоджии можно было найти лучшее применение.
Когда брат забыл книгу на крыше припаркованной на улице Делла-Колонна машины, мне было лет десять. Помнится, эта потеря вызвала один из самых тяжелых кризисов в моей семье. Книгу мы вернули: мать нашла ее, когда с присущей ей верой в общественные установления — словно действие происходило в романе П. Г. Вудхауса, а не во дворце Атридов, — решилась обратиться в стол находок. Она листала телефонный справочник, ища букву "С", а мы с братом надеялись на благополучный исход не больше, чем больной раком, которому посоветовали обратиться к святому Януарию. Мы не сомневались, что последний стол находок наверняка был упразднен королевским указом 1922 года, но даже если он и сохранился в качестве подотдела какой-нибудь коммунальной службы, то его номера в справочнике нет. Между тем он там значился, и на полке с буквой "G" стоял нарушивший семейный покой Гарсиа Лорка с посвящением от Аны Марии. Однако мне этот факт показался малозначительным. Впоследствии, когда мне случалось что-то потерять — а ввиду мой рассеянности это происходило удивительно часто, — мне ни разу не пришло в голову позвонить в стол находок. Просто я, как всякая дочь, пребывала в уверенности, что, несмотря на доказательства в обратном, моя мать все делала неправильно, и эта находка, несомненно, имела другое объяснение, со временем нами позабытое.
Не хочу сказать, что в памяти не осталось ничего другого. Нет, это и пачки сигарет "Муратти", и кожаная визитка на молнии, которую отец с цирковой ловкостью носил под мышкой, и маскарадный костюм юного баварца родом с Сицилии. Однако эти два томика с похожими обложками — свадебный альбом и стихи Гарсиа Лорки — были теми катушками, которые я наматывала и разматывала, записывая видеосюжеты своего детства.
25. 16 марта 1978 года
В царившую в семидесятые на рынке сладостей советскую серость американцем ворвался появившийся на улице Кальцайуоли автомат, выдававший мороженое "с завитком": ванильное, шоколадное или мраморное (шоколадно-клубничное). Мы с подругами садились в автобус и сами ездили за мороженым. Уходили из дома до самого вечера только ради этого, впрочем, не считая охоты за наклейками.
В тот день на мне были джинсы, которые родители привезли мне из США. У них был пояс из эластичной резинки в полоску, безумно красивый. Внезапно, как часто случалось в те годы, послышался характерный топот — это молодежь бежала по улице Кальцайуоли. Топот спасающегося от охотников слона, сотрясавший наше отрочество. Когда манифестация миновала двери кафе, воздух наполнился дымом от "коктейля Молотова". Взводы полиции, кровь. От уличной суматохи и криков нас заслонила опущенная железная шторка, и мы пробыли там вместе с незнакомыми людьми некоторое время, показавшееся мне вечностью. Когда мы вышли, уже стемнело. Нам хотелось поскорей вернуться к нормальной жизни, чтобы можно было снова заказать мороженое "с завитком". Но было уже поздно, лица у людей стали серьезные: кто-то сочувствовал, кто-то осуждал. Эпоха безразличия еще не наступила, и ставка на кону была высока. Это было 9 мая 1978 года [45] .
45
В этот день в Риме было найдено тело Альдо Моро, бывшего премьер-министра Италии и лидера христианских демократов, похищенного за 55 дней до того (16 марта) радикальной террористической группировкой "Красные бригады".
У меня два воспоминания, связанных с похищением и убийством Альдо Моро: манифестация рядом с кафе-мороженым и день, когда учительницу вызвали к директору. Она скоро вернулась в класс и сокрушенным голосом, от которого меня бросило в дрожь, сообщила, что за нами придут родители. В тот же день по телевизору в спортивном клубе в Кашине я увидела черно-белые снимки тел на улице Фани. Я стояла посреди мужчин в шортах и женщин в не закрывавших трусов белых юбочках, с ракетками, на деревянные обода которых во избежание деформации были прикручены распорки в форме трапеции.
В теннис тогда играли маленькими ракетками и белыми мячами, женщины надевали коротенькие носочки вровень с обувью, с выглядывавшим наружу цветным помпончиком. Самой красивой среди женщин была моя тетя Рита, которая даже сейчас, в семьдесят лет, стройна и гибка как тополь. Она и другие прекрасные дамы поддерживали на нужном градусе эротическую атмосферу спортивного клуба. Тогда я еще не знала, что стоит взрослым особям собраться вместе в некотором количестве, как вокруг них возникает эротическая атмосфера. Особенно если большинство из них, а также их сыновья и дочери, расхаживают прикрывшись несколькими сантиметрами хлопка и томно стонут после каждого удачного удара. 16 марта 1978 года вопреки или благодаря той жуткой атмосфере гражданской войны сластолюбивые члены клуба бросали вожделеющие взгляды на мои девчоночьи ноги, на трусики, и впрямь слишком откровенно виднеющиеся из-под юбки.