Я шестая
Шрифт:
Усевшись на кровать, прислонилась к стене, обняв колени, уткнулась в них лбом. Теряясь в догадках, думала: «Неужели нет живого существа, желающего выручить из беды. Ведь я в беде?… В беде… Что же такого натворила? Может, мир вообще состоит из подобной жути? Откуда знать, если имени не помню?» Она в который раз пробовала представить, что находится за стенами камеры.
Как наяву, пугающими тенями, поплыли человеческие образы, хмурые, равнодушные. Внезапно возник мужчина, смеющийся в ворот пиджака. Захотелось заглянуть ему в лицо. Роза всматривалась
– У! Шакалы, лазают, а тут подыхай, – погрозила она кулаком иллюзорным посетителям. И сообразила, что видение явило незнакомцев.
«Точно! Тут их не видела, значит, мозги… морокуют, родные! Глядишь, вспомню всё». Роза представила промелькнувшие образы, но вновь возник провал. «Ух, как всегда», – шумно выдохнула она. Взгляд коснулся брошенного на стол лоскутка.
Досада буравчиком впилась в сердце и выдала идею: «Если я впрямь бешеная? Вон вцепилась в мужика, чуть насмерть не затрясла. Если память отняли, проводя опыты? Вокруг бутафория… блеф? Меня Розой обозвали. Кстати! Камеры у них грядки с горшками. Не случайно».
Роза спрыгнула и принялась маршировать. Опасения разрастались чередой и одно уродливее другого.
Она продолжала бы пугать себя дальше, но размышления резко развернулись: «Опять страсти-мордасти. Спать буду», – успокоила себя и ощутила в желудке слабое подсасывание. «Этого не хватало!» Мысль, сосредоточенная на чувстве голода, обернулась сюрпризом: – «Вот те раз, пробуждается то, отчего пытаюсь освободиться. Проклятая жизнь отступать не желает. Подпитки требует, зараза! Но уж дудки… в мои планы такое не входит».
Она набрала в рот воды. Прислушалась, как прохлада расползалась по дёснам. Когда та согревалась… глотала. Забава немного отвлекла. В дверном замке раздался щелчок. «Обед? Что-то рано», – поморщилась Роза, представляя вид еды. «Пожалуй, надо уяснить раз и навсегда, надо есть, или…» Настырное урчание утробы распорядилось в пользу обеда.
Тишину в коридоре нарушил негромкий разговор. Прислушалась…
За дверью медлили… «Почему обед? Может, захотели разобраться за штаны», – от возникшего подозрения бросило в жар. Нахлынула жалость к никчёмной жизни. «Приехали… вначале навалился голод, теперь подыхать жаль. Никудышное дело человек, в любом дерьме за живот цепляется».
Дверь открылась. То, что предстало на пороге, повергло в изумление. На такое арестантка не рассчитывала, да и что могла изменить. Приходилось разглядывать контрастную белизну одеяния гостьи на фоне грязно-серой стены.
Роза размышляла, что больше выводит из равновесия – естественное любопытство или тревога с раскаянием за утреннюю нелепость. Понимая, как смешно выглядит с обвисшими плечами, вытянутой шеей и открытым от удивления ртом, всё же не отрывала взгляда от субтильной дамочки. «Допрыгалась. Расплата пожаловала. Чёрт! Неужели, я «того»? По-другому – всё сейчас и разъяснится. А блондиночка красавица», – от надсады Роза сглотнула слюну.
Молодая женщина кардинально отличалась от других посетителей.
Привыкнув к облику гостьи, Роза откинула изначальную мысль, что видит ангела. Подавив желание заглянуть, нет ли у той крыльев, почувствовала облегчение, появилась надежда: нежданный визит развеет секрет. Хотя, пришлось признать, перед ней живая плоть, возможно, не с ангельскими намерениями.
Фигура отделилась от двери. Взгляд Розы переместился на бежевые остроносые туфельки. Они плавно приподнимались над полом и так же – опускались, завораживая.
– Стоп! – выкрикнула осуждённая и бросилась блондинки под ноги.
От неожиданности та замерла. Воображение Розы прокрутило событие минувшей секунды.
Она представила, как беспощадная шпилька бежевой туфельки нацелилась проткнуть настоящую драгоценность: утерянный инспектором носовой платок. Сердце дрогнуло, прочувствовав боль от прокола, будто бы наступили на него. Роза быстро схватила вещицу, прижала к груди, причисляя к живому осиротевшему существу. Она заскочила на постель, подобно зверьку ощетинилась, оскалив зубы, решила: «Пусть дальше проводят опыты, платка не отдам!»
Врач, рискнувшая остаться наедине с заключённой, несомненно обладала мужеством. Выручило то, что вовремя заметила пристальный взгляд на своей обуви, поэтому спокойно присела в ожидании, когда узница успокоится.
Взгляд Розы потеплел. Врач улыбнулась. Роза зачем-то поджала губы, как в детстве. Осознав нелепость, рассмеялась. Врач насторожилась.
– Вы не бойтесь, я не чокнутая. Но не исключено, с вашими усилиями повышу уровень бешенства, – высказалась Роза и мысленно похвалила себя за категоричность.
– Что вы, Роза, в мои планы нанесение вреда не вписывается…
– Как же, нашли наивную!
– Зачем так резко. Потом, хотела бы извиниться. Чуть не наступила на вашу вещь. Темно.
Роза подозрительно сузила глаза: «Фокус! Расселась, лыбется, теперь извиняется!» Врач уже не казалась привлекательной. «Намалёванная кукла. Вон! Глазищи полны надменности», – нервничала Роза, не замечая смущение врача, чьи руки неловко закрутили молоточек. Тот упал.
«Давай-давай, дорогая! Пациентка попросту напугана. Сумасшествием здесь не пахнет. Решилась войти, продолжай дальше», – уговаривала себя врач, допуская, что прямодушие помогло бы наладить контакт, подняв молоточек, созналась:
– Знаете, волнуюсь. Сегодня мой первый рабочий день. Соответственно, вы первая пациентка. Ваше поведение – утром. Тронуло меня, вот, решила познакомиться.
Розе хотелось верить. А пугливый ум настаивал на противоположном суждении.
– Вы, Роза, – продолжала врач и припомнила настоящие данные осуждённой. Удивляясь совпадению инициалов, представилась:
– Татьяна Аркадьевна. Наверно догадались, кто я?
Роза расслышала, но переспросила, будто надеялась при повторе, та выболтает существенную тайну. Аркадьевна изумлённо вскинула ресницы и решила, что выразилась вслух по поводу совпадения.