Я - сингуляр

Никитин Юрий Александрович

– Извини, – сказал я, – надо еще по одному словечку посмотреть...

– Давай, – ответила она.

Я торопливо скользнул к компу. Поисковик снова пробежался по Новому Завету. Высветилась фраза: «...который уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его, силою, которою Он действует и покоряет Себе все» (Фил.3:21). Сердце продолжало колотиться так, будто я без всякого Сезама попал в пещеру с сокровищами, где медная лампа, тысячи кувшинов с закупоренными джиннами и говорящая щука

уже выглядывает из-за сундука.

Фраза яснее ясного говорит, что наше «уничиженное» тело станет могучим силовым полем, вечным и бессмертным, ибо если Бог есть, то он, конечно же, не похож на Зевса, озабоченного только тем, как бы перетрахать побольше баб, коров, собак, птиц и рыб. Бог – это существо, способное своей волей не только зажигать и гасить звезды, но и галактики, вселенные, мегавселенные...

Габриэлла, любопытствуя, вылезла из постели. Я услышал за спиной шлепанье босых ног, она остановилась, взявшись за спинку кресла, и смотрела в экран.

Я подтащил ее ближе, усадил на колени. Она прильнула всем обнаженным телом, вздрагивая, словно от холода, прерывисто вздохнула. Я гладил ее по голове, пропуская шелк волос между пальцами, целовал в макушку, оцепенение медленно уходило из тела. Я наконец еще и ощутил, что у меня в руках молодая женщина, вот у нее сиськи, и хотя их только две, но что есть, то есть, а на моих чреслах покоится мягкий и быстро разогревающийся от разницы полов женский зад, где анус и половая щель от моего пениса дразняще близко.

Габриэлла подвигалась, устраиваясь поудобнее, это вызвало у меня такой приток крови к причинному месту, что в ушах зазвенело, а в черепе загуляло одинокое эхо. Мои руки сами по себе начали мять ее тело, на редкость мягкое и податливое, дыхание мое участилось.

Габриэлла склонилась к моему уху.

– А я еще одну фразу вспомнила, – шепнула она заговорщицки. – Дома как-то читала. Еще в бумажном издании...

– Какую? – спросил я шепотом, надеясь, что цитата оправдает любое траханье.

– Набери «плоти». Дальше не помню...

– Ничего, – шепнул я, – переберем десяток, найдем нужную.

– Погоди, – сказала она. – Напиши «Должники плоти»! Без верхнего регистра. Я вспомнила, там именно так...

Я сказал поспешно:

– Да-да, сейчас. Хорошо сказано, да... Мы должники плоти, очень хорошо подмечено...

Мне показалось, что она тихонько улыбнулась, но я уже открыл окошко и вводил искомые два слова. Нажал на ввод, ничего не отыскалось, удивился, посмотрел на Габриэллу с вопросом в глазах, она сказала мягко:

– Это я помешала, расселась тут... Ты написал «...должники плоит», буквы перепутал. Дай я слезу.

– Сиди-сиди, – сказал я поспешно, удерживая руками, губами и всеми фибрами души. – Я щас...

Исправил, энтерякнул, через мгновение в убористом тексте высветилась фраза: «Итак, братья, мы не должники плоти, чтобы

жить по плоти». (Рим. 8:12).

Она снова хихикнула, я возразил:

– Он прав, но это относится к сингулярности! Но пока что мы в этих телах. Плотских, так сказать.

Она опустила руку и пощупала под собой.

– Ого! Это кто говорит, ты или он?

– Я, – ответил я задето, – ну и что, если наши мнения иногда совпадают? Все верно, только полнейшие дураки, считающие себя мыслящими существами, захотят остаться в биологических телах. А мы перейдем в тела бессмертные, выполнив тем самым волю церкви и заодно удовлетворив свои стремления... Но пока мы не перешли в наноформу, давай-ка...

Она засмеялась уже свободнее, страх отдалился, а гормоны диктуют другое поведение. Она опустила руку и снова озабоченно потрогала под своим задом мои вздувшиеся гениталии.

– Не продолжай. В самом деле, надо стравить пар, а то взорвешься. Ты как предпочитаешь?

Глава 8

Через пять минут, стравив лишний пар из нас обоих, она побежала в ванную, а я, руководствуясь честной мужской логикой, что моются те, кому лень чесаться, отправился на кухню и опять приготовил шикарную яичницу из дюжины яиц с двумя громаднейшими кусками ветчины. К тому моменту, как она, шлепая мокрыми подошвами и на ходу вытирая волосы, вошла на кухню, голенькая и все еще аппетитная, я смолол кофе и поставил джезву на огонь.

– Когда-то людям придется лопать радий, – сказал я, – и просто излучение, так что напоследок поедим то, что едят все эти полуобезьяны!

Яичница пахнет умопомрачительно, я приготовил ее с лучком и перчиком, Габриэлла грациозно опустилась на стул, но без всякой рисовки, у нее все естественно и без показухи, глаза смеются.

– Извини, – сказал я виновато, – у меня фантазии хватает только на яичницу с ветчиной!

– Настоящий мужчина, – похвалила она.

– Что яичницу с ветчиной?

– Что можешь есть одно и то же.

– А-а-а... Да я не вижу преимуществ, когда придумывают тысячи рецептов...

Она сказала обвиняюще, но глаза смеялись:

– Вы даже не понимаете, как это гардероб может быть полон одежды, а бедной девушке не во что одеться!

– Вот-вот...

Она ловко и быстро управлялась с ножом и вилкой, о постели ни слова, это зацикленные только вспоминают, как это было, и обмениваются впечатлениями и дежурными комплиментами, вроде «Ты был хорош», «Ты была великолепна», «Ты меня чуть не уморил», а еще «Дас ис фантастиш», мы просто с аппетитом жрякали пахучую пузырящуюся яичницу, горячую ветчину. Я поглядывал на ее небольшие аккуратные сиськи с покрасневшими и вздутыми кончиками, у деловой женщины и должны быть такие: все на месте, и в то же время не лезут назойливо впереди хозяйки.