Я спас СССР! том 1
Шрифт:
— Чего такой задумчивый? — девушка игриво пихает меня в бок.
Идем молча в сторону метро. Наконец, я рассказываю про Фурцеву-младшую. Вика сочувственно кивает головой и подтверждает ее неудачный династический брак. Рассказывает о Козлове младшем, про которого ходят нехорошие слухи в МГУ. Дочка Фурцевой, оказывается, ушла от мужа и проживает с дочкой на даче в Переделкино.
Богатые тоже плачут. Деньги и положение могут помочь во многом, но только не в чувствах.
Спектакль в Ленкоме проходит на отлично. Когда я провел Вику в первый ряд — та аж задохнулась от радости и удивления.
— Леша, твоя фамилия случайно не Корейко? — шутит девушка с раскрытыми от восторга глазами, разглядывает сцену, потолок, портьеры.
— Дай миллион, дай миллион — я корчу рожи и хватаю Вику за рукав, пародируя старика Паниковского из "Золотого теленка".
Вика заливается беззаботным смехом и украдкой утирает выступившие слёзы на густо подведённых стрелками глазах. В это мгновение она хороша, как никогда. Окружающие мужчины бросают на мою подругу заинтересованные взгляды.
Я практически не слежу за сюжетом — впитываю в себя молодого Державина, Ширвиндта, Збруева… Зал — битком. Аплодируют. Несут на сцену охапки пионов, поздней сирени. Счастливые лица вокруг. Хочется обнять весь мир. Атмосфера такая, будто хрущевская оттепель вовсе и не закончилась.
После спектакля мы гуляем по Москве. Вика вздрагивает от прохладного ветерка и я накидываю ей на голые плечи свой пиджак. Она благодарно улыбается в ответ. На центральных улицах опять толпы народу. Воскресенье, вечер.
— Это все приезжие — замечает Вика. Глазастая.
— Как и мы — я пожимаю плечами.
Просто погулять — основное развлечение жителей столицы. Этот обычай принесли с собой выходцы из маленьких городков и поселков. Москва интенсивно заполнялась провинциалами уже несколько десятилетий. Вначале приезжали на строительство заводов, метрополитена. После войны приток был небольшим, но, когда колхозникам стали выдавать паспорта, Москва стала быстро расти. И с окраины вечерами и в праздники бывшие жители маленьких городков и деревень съезжались в центр, чтобы пройтись по главной улице, на людей посмотреть и себя показать.
По тротуарам двигается довольно плотная толпа, кто-то останавливался у витрин. Магазины уже закрылись, что не мешает людям разглядывать товары.
Идем, болтаем. Вика делится впечатлениями от спектакля. Восторгается игрой актеров. У меня же мысли о другом. Сейчас бы пригласить Вику в ресторан, шикануть. А потом… Собственно куда потом? Проклятый квартирный вопрос!
Спустя два часа добираемся до МГУ. В парке пусто. Беру Вику за руку, отвожу за большой дуб. Нежно целую. Девушка отвечает! Да еще так страстно… Теперь шейка, ключица… Быстро возбуждаемся. Я лезу руками ей под платье. И это мне позволяют! Проклятые советские чулки, пояс, резинки… Как же все сложно устроено!
— Леша, постой — наконец, Вика приходит в себя, отталкивает руки. Девушка раскраснелась, грудь бурно вздымается. Я с большим трудом делаю шаг назад. Глубоко вдыхаю, выдыхаю.
— Мы же договорились не торопиться, а ты уже под юбку лезешь! — с деланным возмущением говорит мне Селезнева. Грозит пальчиком. Я ловлю ее руку, целую ладонь. Вижу, что ей это нравится.
— Все, пошли в общагу. Вахтерша ругаться будет.
Действительно, старушка на входе в женское общежитие ворчит: «Когда же вы нагуляетесь??»
— Сами молодой не были? — смеется Вика, целует меня в щеку и упархивает к себе. А я отправляюсь к себе. Парни уже спят, пора и мне.
Глава 4
Давно уже две жизни я живу,
одной — внутри себя, другой — наружно;
какую я реальной назову?
Не знаю, мне порой в обеих чуждо.
— Сони вставайте! Я пришла к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало и оно горячим светом по листкам затрепетало…
— Да что же это за наказание нам?!? — я узнал голос Оли Пылесос и просто взвыл. К моему стону присоединились Димон с Индустрием. Продрал глаза, сел на кровати. Пылесос уже стучалась в дверь. Димон пошел ее открывать. Я посмотрел на часы. Староста была пунктуальна. Сегодня опять пришла в 7.30. И уже при параде. Кремовая блузка, черная юбка. Белый верх — темный низ. Классика. На блузке комсомольский значок.
— Как ВРИОкомсорга курса — Оля проигнорировав наш полураздетый вид, официально обратилась ко мне — Выражаю тебе Русин благодарность.
— За что? — тут же вылез позевывающий Индустрий.
— Газеты надо читать! — Пылесос протянула парню Комсомольскую правду, но я успел ее перехватить. Газета была уже сложена на нужной странице. Ага. «Комсомол устал терпеть». Статья Павла Деревянко. Того самого, кому звонил декан. Паша себя явно не утруждал. С минимальными правками напечатал слова Заславского. Разбавил их моими фразами. Получилось тяп-ляп, но броско. С реверансами в мою сторону. «Молодой, начинающий поэт и комсомолец…». Ладно, для начала пойдет.
— Спасибо, Оленька — я передал газету не приплясывающему от нетерпения Индустрию, а Димону — Прощаем тебе нашу раннюю побудку.
К такой назойливости надо относиться спокойно. В СССР нет личного пространства. Народ живет большей частью в коммуналках, у всех на виду. Откуда пошел обычай мусор с утра не выносить? Оттуда же. Во дворе днем оживленно, пластиковых пакетов нет, все увидят, по мусору что ты ешь. Еще лет тридцать назад это вполне могло закончиться доносом. Просто из зависти.
— Русин, ты просто обязан прочитать нам свои стихи! — староста была непреклонна — Послезавтра. Комитет комсомола договорится об актовом зале. Третий курс будет полностью, возможно второй и первый тоже.
У меня челюсть поехала вниз.
— Что значит прочитать свои стихи??
— Пустим это в рамках мероприятий по политпросвещению — Оля была на своей волне — У тебя же есть политически правильные стихи? Конечно, есть. Вот же Комсомолка их цитирует.
Староста ткнула пальцем в газету, чтобы была у Кузнецова.