Я стану Алиеной
Шрифт:
Дом и в самом деле выглядел прочнее — хотя и не больше других. Крыт он был изначально не соломой, а дранкой.
Они вошли, распахнули скрипящую дверь. И без того уже смеркалось, а единственное окно в комнате, где они оказались, прорубленное вдобавок непропорционально высоко, было затянуто паутиной. И все же Оливеру сразу бросился в глаза нарисованный на некогда белой оштукатуренной стене знак Четырех Врат.
Из обстановки в комнате имелся голый обшарпанный стол, тяжелый, основательный. А на столе…
— Смотри! — прошептал он.
— Ну и что такого? — Селия
— В том-то и дело, что не обычный…
Селия с неохотой обернулась и взглянула на шар. И тут же нахмурилась. Грани хрусталя не блестели и не играли вовсе не потому, что были покрыты пылью. Хрусталь помутнел изнутри, и помутнел неровно, точно твердую субстанцию взбаламутил какой-то грязный смерч. Селия протянула к шару руку, но не успела коснуться его. Оливеру вдруг показалось, будто мутная взвесь внутри шара колышется.
— Осторожно! — крикнул он.
И не то сам по себе, не то от звука голоса шар вдруг взорвался, словно был не из хрусталя, а из тончайшего стекла. Селия, чертыхаясь, шарахнулась в сторону, загораживая лицо от вихря разлетевшихся осколков. Потом выпрямилась и стала стряхивать их с одежды. Оливер, напротив, опустился на колени, изучая осколки, сыпавшиеся на пол. Они были мелкие, словно истолченные ступкой. От кучки стеклянной крупы его взгляд передвинулся в сторону.
— Странный человек жил здесь, — проворчала Селия.
— Более странный, чем ты думаешь.
В отличие от знака Четырех Врат, начертанного на самом виду, тот значок, что был накорябан над полом, в полумраке можно было заметить, только низко наклонившись. Да и то человек, никогда прежде его не встречавший, скорее всего, не обратил бы внимания или принял бы за раздавленного паука.
Оливер указал на него Селии:
— Видишь? Это еще один языческий символ. Знак Освобожденной Скверны. Иначе — знак Отравленного Огня. Он очень редко встречается. Считалось, что он концентрирует… притягивает к себе зло. Поэтому он мог навлечь несчастье не только на того, против кого зло хотели обратить, но и на того, кто его начертал.
— А бывший хозяин дома нарисовал его, похоже, у себя сам. И странно-то как…
Селия села на пол рядом со знаком, вперилась взглядом — нет, не в эту стену, в противоположную.
— Обрати внимание. Прямо у меня перед глазами окно. Оно выходит на восток. Когда встает солнце, его лучи должны падать под углом — прямо сюда.
— …И касаться знака. А если б они могли отразиться от стены — представляешь такую картину? Нет, не совпадает. Знак Четырех Врат слишком высоко.
— Нет, совпадает. На столе раньше лежал хрустальный шар, и лучи преломлялись в нем.
— И шар замутился… Освобожденная Скверна. Да, странные опыты здесь производились…
Селия нагнулась, чтобы примерится взглядом к исходной точке нарисованной мысленно фигуры.
— Погоди-ка! Здесь рядом, справа, еще что-то нацарапано… нет, написано… черт, ничего не разобрать.
Оливеру пришлось выкресать огонь, чтобы прочесть буквы на стене. Вопреки ожиданиям, это оказались отнюдь не таинственные руны или иероглифы. Хотя особого смысла в надписи тоже не виделось.
Медленно, морщась от напряжения, он прочел написанные столбцом слова:
Белая берлога
Пустая чаша
Сломанный мост
Брошенная часовня
— А дальше?
— Дальше либо штукатурка осыпалась, либо ничего не было написано. Что это? Заклинание, связанное с пустотой, тленом, уничтожением?
— Похоже на названия гадальных карт. «Рухнувшая башня», «перевернутая чаша»… или на алхимические символы… «Белая женщина», «черное деяние»…
— Постой! — Он приподнял руку, точно пытаясь поймать ускользающую мысль. — Погоди-погоди-погоди. Что-то я слышал про Брошенную часовню… так, сказки, легенды всякие… когда в Тримейне жил. Это было место такое в Заклятых землях. Когда Заклятие было снято, часовня то ли под землю провалилась, то ли ее сжег небесный огонь — по разному рассказывали. И… название «Белая берлога» я тоже припоминаю.
— Может, все-таки «дорога»?
— Нет, именно «берлога». Упоминалось в хрониках, самых старых. Так раньше назывался какой-то горный перевал, а какой — никто теперь не помнит и не может установить, почему он так назывался. Из этого напрашивается вывод — другие слова в надписи суть не заклинание, а названия местностей.
— Сломанный мост… — глухо произнесла Селия.
Оливер тяжело — ноги затекли — поднялся. Как он мог забыть?
Она же ищет Сломанный мост. Вовремя бы сообразить, уверить ее, что это нечто вроде «рухнувшей башни»…
— Хьюг говорил тебе, что средоточия зла в Заклятых землях перемещались, — продолжала Селия. — И ты правильно заметил — в трех названиях из четырех обозначено нечто, связанное с опустошением, уничтожением… А может, и во всех четырех, если понимать «белый» не как цвет чистоты, а как отсутствие цвета… И они написаны рядом с этим… как ты назвал символ? Знак Освобожденной Скверны… Из того, что мы уже знаем, очевидно, что здесь названы места прорывов Темного Воинства.
— Да… причем, я думаю, в порядке их появления. Белая берлога упоминается в очень древних манускриптах, а Брошенная часовня — в преданиях прошлого века.
— Где же теперь являют себя злые силы? Здесь?
— Хьюг, если помнишь, утверждал, что у него в замке.
— Он себе льстил. Если там и побывали какие злые силы, то родом они отнюдь не из чужих миров.
Она тоже встала. Уже совсем стемнело.
— Ночевать придется здесь. Но не знаю, как ты, а я ни один из домов занимать не собираюсь.
Оливер втайне признал, что ночевка под открытым небом его тоже почему-то больше устраивает.
Костер они развели прямо посреди улицы, благо топлива кругом было предостаточно. Трухлявые обломки стен и дверей с шипением обугливались и становились прахом. Ветра не было, и пламя вздымалось высоко и яростно. Жутко, должно быть, это выглядело со стороны — черные, пустые, мертвые дома, озаренные костром на улице, молчаливый лес со всех сторон и абсолютная тьма над головой.