Я стану Алиеной
Шрифт:
— Ты там будешь ночевать? Или я тебе комнату приготовлю?
На сей раз с ответом он помедлил:
— Приготовь.
Ночью он почти не спал. Как-то разом обрушились все мучения, которые он, казалось, сумел преодолеть за то время, что они с Селией были наедине в дороге. Вот пока они ночевали рядом на земле, это его не смущало (ну, почти), а теперь, когда между ними было две стены и десяток шагов, — мысль неотвязная, как зубная боль…
И что самое глупое — он, как тогда в долине, вовсе не был уверен, что она отвергнет его притязания. В самом деле, во многих отношениях она вела себя с ним более чем откровенно, и ее сегодняшнее
Боже, и такое ничтожество, такого слюнтяя она еще называла опасным человеком!
И тут ужасная мысль пришла ему в голову. Что, если она принимает его за мужчину, который, мягко говоря, не любит женщин? Что она привлекла его тем, что похожа на юношу, и он шарахается от нее, как только она напоминает ему о своей женской природе? Проклятие, и ведь он сам дал ей к этому повод! Он вспомнил, как убежал от нее в долине, как отскочил после ночлега в Кулхайме, как по-дурацки вел себя здесь… Но причина-то была совсем другая! Полностью противоположная… Единственным верным способом доказать ей, что она ошибается, было прямо сейчас встать, пойти к ней и… это… доказать…
А если ей ничего подобного и в голову не приходило? Нет, право, напрасно она говорила про свое извращенное сознание. Если у кого-то из них и впрямь извращенный образ мыслей, так это у него.
Но даже если он и пойдет к ней, и она его не оттолкнет… в этом будет что-то неправильное… из-за того, что это произойдет здесь… в замке, хозяин которого когда-то едва не убил человека, за коего теперь принимает Оливера, из-за женщины, за которую принимает Селию. Может, Хьюг Кархиддин именно этого от них и ждет? Может, как раз под этим он подразумевает «снятие Заклятия»? И не случайно ли Селия сегодня упомянула об отъезде?
А может, хватит находить всяческие объяснения собственной нерешительности?
И снова они сидели на кухне — втроем. Уже не в первый раз. Мужчины за столом, Селия в углу что-то шила. Хьюг пристально следил за движениями ее рук, как и в первый день, когда он спустился на кухню, будто ее руки были какими-то заморскими животными, к виду которых он не мог привыкнуть. Так за ним повелось: с Селией он по-прежнему не разговаривал, но к присутствию ее относился настороженно.
— Я вот думаю, — сказала Селия, откладывая шитье, — может, нам с тобой на большую охоту пойти? Запастись мясом как следует? Я заметила — здесь олени есть.
— Попробовать можно… Хотя подстрелить оленя мы подстрелим — дурацкое дело оно нехитрое, — а вот разделывать? Здесь у меня умения не хватит… тут нужен мясник… пусть бы и поэтически настроенный..
— Управимся, чего там. Надо бы перед отъездом…
Хьюг поднял голову, явно прислушиваясь к разговору. Селия заметила и осеклась. Бедный старик, подумал Оливер, бедный старый негодяй боится снова остаться один… а ведь они могли бы поселиться здесь навсегда… Судя по всему, наследников, во всяком случае прямых, у Хьюга нет, иначе бы давно сунулись проверить… соседи о нем забыли… и они вполне могли бы получить земли в полное владение. Конец «песни поношения» — следует песнь заздравная. Господин и госпожа замка Кархиддин — ура! Но почему-то мысль о том, что столь блестящие возможности могут быть упущены, ничуть Оливера не угнетала.
— Уходите в лес? — спросил Хьюг. И, не дожидаясь ответа: — Вы и раньше все шатались по лесу… там, дальше… и я сюда вас зазвал, ближе нигде священника не было. Тебе священник был нужен, венчаться. Я ведь знал — она почему тебя выбрала… Я же не мог жениться на ней, она неизвестно какого происхождения… и потом, Открывательница, колдунья, меч за спиной… дорогу могла как клубок ниток смотать… ни с кем, кроме тебя, не говорила… как я мог выносить? Но я тебя знал, ты всегда был праведник, думал, тебе и помыслить не можно, чтобы с женщиной да без венца… потому и жениться хочешь, что тебе по-другому нельзя… А уговорил я вас к себе и присмотрелся, нет, вижу — какой ты правильный ни есть, а все же до пределов… обходились вы и без священника… Я же говорю — разве я вынести мог? Но она осталась с тобой, потому что ты собирался жениться. А если бы тебя не было, она была бы со мной. Они все смеялись потом, пальцами тыкали… яду подсыпал — зачем? Ножом бы в бок — и все… Но я не мог… мы воевали вместе на Юге… ты мне все равно что брат… а братскую кровь проливать нельзя. Великий грех… душу можно погубить.
— И ты решил покончить с братом и без пролития крови! — странно звонким голосом произнесла Селия. — Знаешь, Оливер, у меня такое чувство, что я напрасно наводила здесь порядок. Пусть бы все и дальше гнило к чертовой матери.
— Но я вам ничего не сделал… — Хьюг поднялся и протянул к Оливеру руки. — Я не виноват, это она… и ты тоже, вы оба имели дело с колдовством… вы пришли оттуда… тебя, наверное, и яд бы не взял, а ее точно не взял, она говорила, что яд в ее имени, или в прозвище, не помню уже, что она была такое, цветок, или яд, или оба вместе… а меня вы погубили… верните, верните все!
— Утихни, старче, — сказала Селия. — И ступай, мы нынче не подаем.
— Успокойся, — Оливер встал, взял старика за плечи, — и пойми наконец: мы — не они. — И осторожно вывел старика с кухни.
Тот упирался и бормотал: «Каждый раз всегда по двое… там, в горах…»
Когда он вернулся, Селия примеряла плащ из некогда голубого, а теперь серого гобелена.
— Мерзкая история, — сказала она, сворачивая ткань. — То есть мы, конечно, и так ее знали, но я и не подозревала, что эта сволочь блещет еще и лицемерием.
— Н-да. У нас, помнится, в схоларах была песенка:
Хуже всякого развратаОтравить родного брата…— Ну, ты, то бишь твой предшественник, был ему не родным братом, а нареченным. Хотя это дела не меняет. Кстати, почему он сказал «меч за спиной»? По-моему, все люди носят меч при бедре или на плече — ежели у кого двуручник.
— Старый карнионский обычай. Сам я не видел — разве что на миниатюрах, но читал. Ты мне на другой вопрос ответь: почему в этом замке, кроме хозяйских охотничьих снастей у него в комнате, совсем нет оружия?
— А почему часовня была заколочена? И распятие снято? И где слуги? Не так все просто с этим старикашкой, который вовсе не так стар…
Он проснулся от собственного кашля. Вдохнул и раскашлялся вновь. Дым… а ведь очаг они топили только на кухне… неужели… Он сел на постели, но, когда открыл глаза, вынужден был тут же протереть их кулаком. Дым заволок уже всю комнату. Оливер вскочил, на ощупь кинулся к двери, рванул ее… Тщетно.
Дверь была заперта снаружи.
А дым, валивший из-за нее, был слишком густым, чтобы долетать с кухни.