Я стою 1 000 000 $. Психология персонального бренда. Как стать VIP
Шрифт:
– Конечно, но я, наверное, не смог найти правильные аргументы... Я думаю, что это возрастное – затянувшаяся юность мальчика-мажора...
– То есть вы не воспринимаете всерьез его занятия?
– В свое время у меня, да и у некоторых моих приятелей тоже были заскоки на тему улучшения мира. Но когда я этот мир узнал получше, то многое понял про себя и про мир...
– То есть стать президентом России вы уже не мечтаете?
– Разве я похож на ненормального? – выражение лица Жихарева стало отрешенно-холодным.
Возвращаясь домой, Чедаев размышлял над разговором с Жихаревым.
«А тема президентства его явно цепляет, – и тут же он скептически
Алексей вспомнил про Никонова. Конкуренты, имевшие покровителей в команде нового президента, подставили Никонова, обвинив в организации покушения на одного видного политика, и он, что называется, попал под раздачу, получив «горящую путевку» на длительно-принудительное лечение за рубежом.
Алексей поддерживал с ним тайные отношения, и это вызывало в нем приятно-волнующее ощущение гордости. Он напоминал себе заговорщика, рискующего во имя идеалов. Каких именно? Это уже другой вопрос, на который Алексею отвечать не хотелось, дабы не разрушать образ своей романтично-заговорщической роли.
Почему?
Наверное, Чедаеву не хотелось лишиться самоощущения особости, которое мог разрушить детальный анализ этой иррациональной идеи. И когда временами он уныло осознавал, что «оздоровительная эмиграция» Никонова – это всего лишь проявление «спора хозяйствующих субъектов», то тут же гнал от себя эти крамольные мысли.
Много лет назад сотрудничество с Никоновым стало для Алексея, как об этом обычно писали: «важной вехой на пути к профессиональному успеху». И поскольку «веха» была действительно важной, пожалуй, расскажу об этом подробнее.
Итак, Россия.
Конец прошлого века.
Раннее утро...
...Уже светало. Но Алексей Чедаев так и не смог уснуть, беспокойно проворочавшись и озабоченно провздыхав всю ночь.
Через несколько часов он узнает о том, какие перемены произойдут в его жизни. Причем перемены будут в любом случае: если все пройдет удачно, его самореализация наконец-то пойдет по полной программе, если нет – ему придется продать свой «БМВ», квартиру, студию, выгрести все накопления, и все равно он еще останется должен довольно крупную сумму... Но Чедаев пытался не думать об этом...
Вообще в юности Алексей, как это нередко случается, был максималистом-романтиком. Со временем романтизма поубавилось – поистерся он при соприкосновении с неровной, шероховатой изнанкой жизни. А максимализм стал перерождаться в прагматизм с глобальной направленностью – на грани авантюризма. Нет, не того, когда обманывают тысячи доверчивых граждан, создавая какое-нибудь «МММ», или ищут приключений, рискуя сломать себе шею ради острых ощущений. Авантюризм Алексея был, как говорится, здоровым, безопасным и безобидным для окружающих и проявлялся в любви к грандиозным проектам. Ведь понятно, что для того, чтобы замахиваться на нечто значительное, необходима определенная доля безрассудства и куража, а это свойственно натурам с авантюрным складом.
В свое время, когда еще учился в школе, он долго не мог решить, кем быть? Журналистом или психологом? В нем прочно засела установка: «познай себя, и ты познаешь мир», а лучшим способом познания себя ему представлялась именно психология. Но о его взаимоотношениях с психологией – попозже, потому что вначале его творческая часть, которая была за журналистику, одержала верх над познавательной, рациональной частью.
Работа журналиста нравилась ему своей действенностью. Леше было приятно наблюдать, как после выхода критических статей в центральных газетах тут же принимались ответные
Со временем роль и место журналистики изменились. Но то детское ощущение возможности повлиять словом на действительность осталось.
Он стал неплохим журналистом, но через некоторое время понял, что ему почему-то уже неинтересно делать репортажи, брать интервью – одним словом, заниматься освещением происходящего желания не было. В нем все больше укоренялось ощущение какой-то вторичности и несерьезности того, чем он занимался. Вместе с тем, регулярно сталкиваясь с рекламщиками – бывшими коллегами, занимавшимися различно окрашенным PR: от белого до черного, он после некоторых размышлений понял, что рекламный бизнес – это именно то, что ему нужно, то, что ему действительно интересно.
Алексею, конечно, нравилось, что эта деятельность была довольно высокооплачиваемой. Но в первую очередь он увидел в этом возможность реализации того, детского, желания влиять на происходящее, воздействовать на умы, ведь талантливый рекламный призыв – мощный побудитель к действию. (Наш товар – это именно то, что тебе нужно! Купи – и ты получишь удовольствие! Купи – и твой статус повысится! Купи – и ты будешь счастлив!!!)
Он видел, что в журналистике, как и в рекламе, так же приходится учитывать интересы руководства редакции и стоящих за ней структур. По-настоящему независимого издания и тем более телеканала в России, на его взгляд, не существовало. Так что если уж и ангажироваться, то не за те гроши, которые обычно платят журналистам. Общаясь с коллегами, которые уже ушли из журналистики, он понял еще одну, важную для себя особенность рекламного бизнеса. Ему, пожалуй, не придется кривить душой перед собой и перед остальными, занимаясь этим новым для него делом. По крайней мере если он будет в интересах заказчика, мягко говоря, отходить от истины, то не станет в этом случае нарушать правила игры. Что положено рекламщику, то не положено журналисту...
Итак, он стал заниматься рекламой и PR. Открыл небольшое агентство. Особо крупных заказов не было.
Но Алексея поначалу это устраивало. Поскольку большие заказы исходили обычно от структур с большими деньгами и опекунами либо в золотых цепях, либо в золотых погонах и сотрудничество с ними обуславливалось, как правило, обязательным и плотным вхождением в «систему». А это значит – неминуемый переход под «крышу», из-под которой уже так просто потом не выйдешь (для свободолюбивой творческой натуры Чедаева кабала в любой форме была неприемлема). И еще ему просто очень не нравились само это слово и то, что за ним стоит. «Крыша» ассоциировалась у него с какими-то жуткими разборками, наездами, выколачиванием долгов и унизительной зависимостью.
Пожалуй, следует добавить, что, хотя Алексей работал без «крыши», у него было несколько влиятельных лиц, которые к нему относились с симпатией и готовы были оказать помощь в особо сложных ситуациях. В его PR-услугах они нуждались крайне редко, так как в позиционировании нужды у них не было (в тени им было намного уютнее), а в случае чего к их услугам был так называемый административно-финансовый ресурс. Но время от времени они рекомендовали его своим знакомым, которым Чедаев помогал и как психолог, и как имиджмейкер. Сам же Алексей к этим лицам практически не обращался – ему было достаточно самого ощущения защищенности «в случае чего», которое придавало уверенности.