Я страдаю по тирану
Шрифт:
Но нефиг тырить у меня сладкое и с честным видом отмазываться. Вместо шоколадок и конфет я кладу в ящик флешку. А потом, боясь, что Архипов вернется раньше, чем мы смоемся, быстро спускаемся к лифту.
Одна проблема: на машине Макса ехать нельзя, а у меня своей нет. В барах и ресторанчиках неподалеку есть риск встретить швабру или кого-то из сотрудников, а сейчас такая встреча на пользу не пойдет. Поэтому мы вызываем такси и Макс сам называет адрес. Мне остается только надеяться, что это не коварный план злобного маньяка, потому что еще каких-то пару часов назад мы люто друг друга ненавидели. И я не уверена,
Мы приезжаем к симпатичному гастропабу, в котором я ни разу не была. Пока выходим из машины и поднимаемся по ступенькам, мелькает мысль, что с Макса станется привести меня в заведение для гостей с нетрадиционной ориентацией (одна моя подружка в универе совершенно искренне утверждала, что именно в баре для лгбт подают самые вкусные стейки, правда проверить мне ни разу не довелось). Но нет, бар оказывается самый обычный, а вот меню очень завлекательное и сытное.
А вот сейчас я должна заявить: именно этот момент становится роковым мигом, когда я попадаю под тлетворное влияние Максима… э-э-э… не знаю, как его по фамилии.
— Стейк хочу, — решает он. — И текилы. Надо выпить.
— Ой, и я! — вырывается у меня прежде, чем мозг успевает сообразить, встрепенуться и выдать паническую мысль "Леська, ты чего-о-о? Какой выпить? Месть — блюдо, которое подают холодным, а не которое запивают текилой!".
Но мясо буквально тает во рту, сок хочется прямо слизывать с дощечки, на которой лежит блюдо. Я все же отказываюсь от текилы, меняю ее на бокал сухого вина.
— Кто она? — спрашиваю я. — Как устроилась в "АрхиГрупп", какие отношения с Владом?
— Понятия не имею, когда я пришел, Лариса уже работала. Думаю, ее нанимал отец шефа. И, думаю, у Ларисы и Влада был короткий роман, на продолжение которого она и надеется.
На словах про отца я вспоминаю встречу в супермаркете и не могу сдержать любопытство.
— А где родители Влада? Он говорил, его отец — совладелец банка. И фирма семейная.
Макс кивает. Текила мгновенно превращает его из нелюдимого раздражительного парня в болтливую подружку.
— Они уже давно не занимаются делами. Часть имущества перешла Владу, когда он решил жениться, а частью занимается управляющий. Отец Архипова давно хотел пожить вдали от города и, едва Влад закончил учебу, передал ему компанию. Они живут за городом, в коттеджном поселке.
— Но Влад с ними не общается.
— А ты откуда знаешь?
— Мы встретили его мать в магазине. Он на нее даже не посмотрел.
— А ты бы посмотрела после того, что случилось?
Я непонимающе смотрю на Макса, и тот со вздохом поясняет:
— В институте Архипов встречался с девушкой, Леной. Она не нравилась его родителям, потому что была из неблагополучной семьи и видела кучу дерьма. Алкоголь, наркотики, притон вместо квартиры. Сбежала в интернат в тринадцать, потом поступила в шарагу, а оттуда прыгнула на курс какой-то экономической хуеты. Где и познакомилась со старшекурсником. Влад стал оплачивать ей учебу, поселил у себя. Родители пытались запретить, но разве ж запретишь взрослому ребенку что-то? Они ее прямо ненавидели. Считали, что девка тянет из него деньги.
— И что случилось? — спрашиваю я.
Когда Архипов с отцом еще работали вместе, мне казалось,
— А дальше Лена погибла в автокатастрофе.
Я ежусь: в зале будто становится холоднее.
— И он поэтому перестал общаться с родителями?
Макс замахивает еще одну рюмку и качает головой.
— Не, там как было. Архипов с Леной решили пожениться. Поехали в гости к родителям с ночевкой. Атмосфера напряженная, но ничего особенного. Выпили, шашлычок, все дела. И под алкашкой предков понесло. Зацепились за какую-то хуйню и высказали Лене все, что думали. Что она приживалка, что деньги из их семьи тянет, что родит от какого-нибудь алкоголика, что у таких здоровые не рождаются. Лена в слезы и истерику. Пришлось Владу везти ее домой.
Я вдруг понимаю, что даже не дышу, а бокал сжимаю с такой силой, что больно пальцам.
— И все. Он был бухой, несильно, но достаточно, чтобы вылететь с трассы и грохнуться в какой-то кювет. Лена, говорят, умирала долго. С тех пор он с родителями не общается. И секретарш меняет раз в пару месяцев. Швабра, думаю, из той же оперы. Сначала перетрахал всех девок на работе, потом решил, что так не дело, и стал разграничивать должностные инструкции.
Мне кажется, что я только что залпом выпила половину бутылки коньяка: внутри одновременно больно и горячо. Не могу сказать, что не догадывалась о скрытой в прошлом Архипова боли, но такого я себе точно не представляла. Развод, измена, тяжелая болезнь — да, но такое?
— Мне тоже надо выпить, — бормочу я и отбираю у Макса текилу.
Через три рюмки легчает. Хотя не знаю, как теперь смогу смотреть Владу в глаза и скрывать, что я знаю его историю. Он поймет мгновенно, ни разу еще мне не удавалось скрыть от него настоящие чувства.
— Что ж вокруг такое дерьмо-то со всеми происходит, — говорю я.
А, была ни была! Еще текилы не повредит. От нее голове легко и спокойно, насколько вообще может быть легко сегодня.
— Как думаешь, кто написал на твоей машине? Тоже Лариса?
— Да хрен знает. — Макс пожимает плечами. — Кто угодно. Ты не видела офисный чат.
— А я думала, у нас всем пофиг, кто с кем спит.
— Да. — Макс невесело смеется. — Почитаешь, так всем плевать на геев, пока они парады не проводят. А под каждой новостью "пидор" — самое ласковое из того, что пишут. Официально никому не разрешат, конечно, ставить вопрос о моем увольнении только потому что я гей. Но какой смысл переть против большинства?
— Так нельзя. Это ведь работа, а не кружок по интересам. На работе не сексом занимаются, а…
Я осекаюсь и снова берусь за рюмку. Теперь мне еще тоскливее. Хочется напиться, свернуться клубочком под одеялом и снова очутиться во времени, когда самая страшная моя проблема: кто стащил из стола шоколадки?
Мы с Максом проявляем в вопросах ужина удивительное единение: заказываем пивную тарелку и разливаем новую порцию текилы. Я чувствую себя такой расслабленной, почти не злюсь на прошлые гадости Макса и даже нахожу его вполне приятным собеседником.
Последнее, что я помню: как мы спорим из-за последнего сырного шарика и под чутким надзором официанта делим его напополам.