Я страдаю по тирану
Шрифт:
Медленно, борясь с собой, она ложится на живот. Одну из подушек Влад подкладывает под нее так, чтобы аппетитная задница соблазнительно приподнялась.
— Чуть-чуть разведи ноги, — командует он.
Стеком он медленно проводит по нежной коже на ягодице. Спускается вниз, в ложбинку, задевает клитор, вырывая у девушки короткий стон. Безумно сильно хочется к ней прикоснуться, попробовать на вкус, но он сам затеял игру, отступать на половине пути не в правилах Архипова.
Он достает из кармана небольшой, совсем небольшой, вибратор. Палец проникает во влажную глубину, удостоверяясь,
— Если бы во мне было хоть на каплю меньше порядочности, — у него у самого голос срывается, — я бы обязательно сделал фото. Ты нереально соблазнительная сейчас.
Вместе с этими словами стек несильно опускается на ягодицу Леси, оставляя розовый след. Девчонка вздрагивает от неожиданной обжигающей боли, но тут же затихает. Влад знает, что это такое, когда вместе с болью накатывает наслаждение. Когда ожог от шлепка мгновенно переходит в сладкий спазм.
Он изучает ее тело, то нежно поглаживая уголочком стека, то несильно ударяя. Достаточно, чтобы оставить след на светлой коже, но не с такой силой, чтобы Олененку стало больно.
Она восхитительно стонет, непроизвольно, сама не замечая, разводя ноги шире.
Архипов может вечно стоять возле нее и смотреть. Запоминать ее тело, запоминать его реакцию. Ни с одной женщиной все это еще не было так остро и ярко. С другими он просто развлекался. Его заводили связанные руки, зафиксированные планкой разведенные стройные ножки, узоры веревки, опутывающей тело. Плетки и стеки порой приносили удовольствие. Он использовал все это настолько, чтобы разнообразить секс, но не настолько, чтобы девки, с которыми он играл, запали в душу.
А сейчас ему с каждой секундой все сильнее хочется забить на все эти игры и просто ее трахнуть. Архипов будто разучился себя контролировать. При виде следов от стека, слыша негромкое жужжание вибратора, ему сносит крышу.
Стек летит куда-то под стол, вслед за ним и вибратор, а Влад становится на колени и медленно входит в девушку, смакуя каждую секунду первого проникновения.
Леся стонет, прогибаясь в пояснице. Мужчина наматывает длинные волосы на кулак, заставляя ее выгнуться сильнее и мощными толчками, не давая привыкнуть, просто берет. Как мечтал с самой первой встречи в его кабинете, когда эта наивная, но соблазнительная дурочка согласилась на него работать.
Возможно, ей больно, но эа мысль лишь успевает зародиться — и тут же растворяется в волне дикого, ни с чем не сравнимого, наслаждения. Остатки самоконтроля покидают Влада, когда Леся бьется в оргазме, сжимая его член так, что нет ни единого шанса сдержаться. Мужчина накрывает ее своим телом, вжимая в постель, кончая так, как еще ни разу не кончал с девушкой в постели.
Во всяком случае ему так кажется.
Минуты медленно текут, приближая рассвет. Все, на что хватает сил — откатиться и лечь рядом с Лесей.
— Тебе больно?
Влад осторожно проводит рукой по ее спине, пояснице, спускаясь на попку, успокаивая красные следы от стека.
— Хочешь, сделаю тебе массаж? Масло успокаивает.
— Не-ет, — зевает Леся. — Мне не больно. Мне хорошо.
Когда
— Когда нам в аэропорт?
— Часа через четыре. Поспи чуть-чуть.
— Хорошо.
За способность мгновенно отключаться Влад бы отдал все свое состояние.
Перед дорогой в голову всегда лезут непрошенные мысли. Вот и сейчас: рядом спит сногсшибательная девушка, подарившая ему море удовольствия, впереди их ждет еще одно море, только теперь настоящее. А он не может уснуть. То отключается на несколько минут, то выныривает из поверхностного сна с ощущением тяжести в груди.
Обрывочные сны мешаются с воспоминаниями, выжженными на подкорке.
Кровь. Где-то капает вода. И птицы.
Ебаные птицы, они чирикают так радостно и беззаботно, что больше всего на свете он бы хотел никогда их не слышать. Это мерзкое звонкое "чирик-чирик" прерывается полувсхлипом-полустоном с сидения справа.
Если он повернет голову, то уже знает, что увидит: ускользающую жизнь. Одно из самых жутких явлений, которое может увидеть человек. Как живые глаза, которые еще недавно были как целый омут эмоций, медленно стекленеют.
"Чирик-чирик".
Она еще дышит, и больше всего на свете он хочет услышать вдалеке вой сирен.
"Чирик-чирик".
— Владик… Владик мой…
"Чирик-чирик".
Голоса больше нет. И взгляда. И дыхания, пусть даже прерывистого, нет. Ее больше нет, не стало в тот момент, когда он сел за руль.
А птичке срать. Она продолжает петь.
"Чирик-чирик". Не грустно и не радостно. Просто поет.
Глава тринадцатая
Влад с утра какой-то не такой и меня это беспокоит. Сильнее, чем должно бы. Я сижу в самолете, пью кофе и наслаждаться нежнейшим еще теплым круассаном мешают непослушные мысли.
Я сделала вчера что-то не так?
Снова где-то прокололась?
Он не мрачный, не злой, а скорее задумчивый и холодный. Ни разу за утро не назвал меня Олененком и не поддел даже за взъерошенный сонный вид. Что-то происходит, это "что-то" связано непосредственно со мной, но я никак не могу ухватиться за нужную ниточку. И рядом даже нет никого, с кем бы можно было обсудить.
Три с небольшим часа полета, два из которых я провожу в приятной дремоте, благо кресла в бизнес-классе удобные, куда лучше матраса на полу. И вот мы уже летим по серпантину в горы, в отель, где пройдет какая-то очень важная не то встреча, не то конференция. Влад готовится к презентации, все время смотрит в ноутбук, даже на море не бросает мимолетного взгляда.
А я не верю своему счастью: я на юге! В солнечной, теплой Греции, из окна машины смотрю на бирюзовую гладь Эгейского моря, на оливковые рощи и уютные колоритные деревушки. Если бы я умела рисовать, то обязательно перенесла бы их на бумагу и обязательно в акварели.
Отель просто здоровенный и очень роскошный. Я с восхищением осматриваюсь, осваиваюсь в белоснежных интерьерах. На лифте в сопровождении администратора мы поднимаемся на самый верх.
— Владислав Романович, ваш номер. — Девушка приветливо улыбается и пропускает Влада вперед.