Я тебе (не) принадлежу
Шрифт:
Хоть вставляй спички и проси меня как следует встряхнуть, чтобы в себя пришла.
– Павел Андреевич, - речь кажется неразборчивой, какая-то паника пронзает острым кинжалом, но я ее подавляю.
– давайте поговорим с вами завтра. Что-то мне сейчас… не хорошо…
– Конечно-конечно, Инна Ивановна, - готова поклясться, что видела у него… звериный, хищный оскал.
– Но мой вам совет - решитесь скорее на сделку. Себе же лучше сделаете.
Сквозь туман слышу звук захлопывающейся двери. Голова то опускается вниз,
– Мерзкая убийца, - над самым ухом. Не пойму, чей это голос - мужчины или женщины.
– Ты заплатишь. Сполна заплатишь. Это я тебе обещаю. Будешь мучиться в агонии годами. Да так сильно, что смерть тебе покажется спасением.
– Инна, милая…
– Аааааа!
– громко кричу, резко поднимаясь с постели.
Дышу ртом, пытаясь остановить бешеное сердце. Провожу рукой по мокрому лбу. Вся потная. Сорочка прилипает к телу. Волосы растрепаны. В голове полная каша. Как завороженная смотрю на забинтованную ладонь.
Не понимаю, что со мной было. Не помню ничего. Даже обрывки в голове не всплывают. Сплошная пустота.
Что вчера было? О чем мы говорили с Павлом Андреевичем?
Понятия не имею. Обсуждали вроде как расследование. О каких-то камерах говорили. О… блин. Не могу. Напрягаю мозг, но ничего не получается. Как будто кто-то разом стер всю память. Что со мной происходит?
– Инна Ивановна!
– в дверь стучатся. Нервно оглядываюсь по сторонам, как будто меня сейчас застанут на месте преступления.
– К вам ваш адвокат. Говорит, дело срочное. Вы должны…
– Да уйди ты с дороги!
– кричит мужской голос, после чего его обладатель бесцеремонно вваливается внутрь.
– Инна…
– А вас не учили правилам приличия?
– натягиваю одеяло практически до горла.
– Вы не к себе домой приперлись. Здесь…
– Вашу сделку с полицией приняли. Теперь мы можем более тщательно построить вашу защиту. Отделаемся малым сроком.
Это конечно все хорошо, но вот я, хоть убей, не помню, как связалась с полицией и приняла их предложение…
Несколько дней спустя
– Завтра состоится суд над Голубевой Инной Ивановной, главной подозреваемой в убийстве своего мужа Голубева Клима Эдуардовича. Дерзкое преступление произошло в одном из дорогих отелей Канн, где, как сообщили французские СМИ, они постоянно ссорились и…
Экран у телевизора резко гаснет. Как и моя надежда, что все это просто страшный сон. Клим не мертв, он лишь на работе задерживается. И вот сейчас зайдет в дверь. С порога начнет брюзжать, что в офисе полный бардак, и что нам стоит опять дать интервью местному телеканалу.
Да только никто никогда не войдет через парадную дверь, как бы я ее ни гипнотизировала. Как бы я не молилась высшим силам. Все напрасно.
Уже завтра лишится моя судьба. Наверняка судья учтет
Боже! Подумать страшно о том, куда меня потом повезут. Тюрьма, камера, другие заключенные.
Дрожь от ужаса пробегает по телу. Закрываю окно, уже надышавшись свежего воздуха. До сих пор в теле озноб. Даже кости ломит, как при лихорадке. Но вроде как это не простуда. Врач не подтвердил. Как и не увидел ничего плохого в моей беременности.
Легкое недомогание, вызванное стрессом. Которого мне нужно избегать. Как бы глупо это не звучало.
– Инна Ивановна, - моя домработница стучит в приоткрытую дверь кабинета Клима.
– К вам посетитель.
– Посетитель?
– еле на ногах держусь, слабость во всем теле просто убивает. Да и есть теперь стала меньше, что тоже не насторожило доктора.
– Но я никого не жду. Скажи, что мне…
– Ты не посмеешь меня прогнать, дорогуша.
Вздрагиваю, резко выпрямляясь, когда в кабинет вальяжной походкой заходит Феликс Романов. Мы не виделись с той вечеринки на яхте. И я даже не надеялась, что он так внезапно заявится ко мне в дом со светским визитом.
– Феликс, не ожидала тебя здесь увидеть, - нас оставляют одних.
Какой же он красивый! Мужественный, притягивающий к себе как магнит.
Так и хочется броситься к нему объятья, чтобы он решил все мои проблемы.
При виде него сердце так и екает в груди, отбивая чечетку и готовясь вырваться на свободу.
– Я пришел тебе помочь, - многозначительно машет рукой в воздухе.
– в твоем деликатном деле.
Садится в кресло, закинув ногу на ногу. Глядит исподлобья, как кот при виде маленькой мышки. В любой момент может наброситься.
Под его пристальным взглядом краснею, опустив голову вниз. Перевожу дыхание, считаю до десяти и только тогда включаюсь в разговор. Стараясь не обращать внимание на мурашки и вспотевшие ладошки.
– О чем речь?
– сажусь в кожаное кресло мужа, вдыхая запах его одеколона.
Тут каждая вещь Климом пропитана. От того и больно где-то в районе груди. До жжения. Сильного. Адского. Лишающего всяческих чувств.
– Ты же в курсе, что твое дело проигрышное?
– с места в карьер.
Ради приличия не спрашивает о моем самочувствие, а сразу к расследованию приступает, которое уже в кишках у меня сидит.
– Моим адвокатам так не кажется, - стараюсь придать голосу твердости, но выходит с трудом.
– Мы уже все обговорили. И завтра, - нервно подрагиваю.
– все пройдет более-менее гладко.
– Вот именно, что более-менее гладко, Инна, - ядовито усмехается, задерживая взгляд на моем плоском животе.
– Решила рожать в тюремной больнице?
– Что? Как?
– от шока слов связать не могу. Мысли путаются.
– Откуда ты знаешь?