Я тебя никому не отдам
Шрифт:
– Близких? – ошарашенно и даже с ноткой недоверия переспросила Таня. – Не может быть. Неужели у этого… у этого персонажа есть близкие? Он способен кем-то дорожить?
– Представь себе, – усмехнулся Учитель. – У него имеется, ну, или на тот момент, что мы его «потеряли», имелась молодая жена, черт знает какая по счету, и маленький сын, в котором он души не чает. Потому что сына – наследника – больше не родил ему никто из его многочисленных женщин. Возможно, именно семья и стала причиной, побудившей несокрушимого Иорданца удалиться на покой. Либо это одна из его бредовых причуд. Или, что еще более вероятно, Иорданец затеял какую-то новую игру. И обстоятельства его, если можно так сказать, гибели этого совсем не исключают. Эти обстоятельства стали известны нам не так уж давно и, увы, не так
Карим нетерпеливо посмотрел на часы. Оксана, как всегда, непростительно долго торчит перед зеркалом! С ума сойти, сколько времени у женщин уходит на макияж! Ну простейшее же дело: попудрила носик, провела помадой по губам, подвела ресницы – и готова, пять минут на все про все. Но нет – они «рисуют» себя медленно-медленно, сосредоточенно, словно художник, создающий предназначенный для вечности шедевр. Мазок кисти – шаг назад, оценивающий взгляд на холст, легкая задумчивость, еще движение кисти – и снова долгие, почти мучительные раздумья. Нет, это никуда не годится! Так и опоздать недолго! Он усмехнулся и своему деланому раздражению, и другим, не столь очевидным мыслям.
– Оксана, киска, – подпустив в голос недовольства, крикнул Карим в распахнутую дверь будуара молодой супруги, – ты не могла бы поторопиться, детка? Мы можем опоздать, самолет ждать не будет.
Затевать полномасштабный скандал, тем более перед выездом, не хотелось. По прежнему весьма богатому опыту их семейных взаимоотношений он знал: начни сейчас выговаривать – Оксана затянет со сборами еще дольше. Отчасти из-за того, что в ее головке никогда не могло уместиться больше одной мысли сразу, так что, начни ссориться, она тут же бросит и макияж, и все остальное. Ну багаж ладно, прислуга соберет, но «не могу же я ехать с недокрашенным лицом!». Было в этом еще и некоторое очаровательное упрямство: так ребенок проверяет прочность родительской воли, с хитрой улыбочкой делая именно то, что «нельзя».
Удивительная вещь! Его, всесильного Иорданца, боятся все, от врагов до ближайших «соратников», а эта девчонка, похоже, вообще не знает, что такое страх, во всяком случае – перед ним. Ведет себя как вздумается, даже дерзит на каждом шагу. А он, всемогущий, не только не карает ее за дерзость, но еще и потакает.
Оксана подвернулась Кариму почти случайно. Знающие его люди сказали бы, что она и на одну-то ночь его не привлечет, разве что для разнообразия. Иорданец в женщинах предпочитал безмятежную тупость, обилие плоти, томность и безмолвное безоговорочное послушание. Худенькая, невысокая, шустрая, взбалмошная Оксана была совсем не в его вкусе. Не женщина, а тощий дворовый котенок, который ни минуты не может усидеть на месте, куда-то скачет, что-то непрерывно помуркивает. Но Оксана его… развлекла. Ужимки и прыжки тощего «котенка» веселили и поднимали настроение. Ну да, по своему положению он мог держать хоть целый гарем волооких безмолвных наложниц. Но пища должна быть не только жирной и сладкой, она должна быть острой, иначе затошнит от скуки. В покорных гаремных дивах не было ничего острого, подушки безмозглые! Оксана же практически вся состояла из перца и огня. Хотя мозгов, кажется, и у нее не было. Одни инстинкты.
И Карим придержал «котенка». А после и вовсе – женился, повергнув в шок всех, кто его знал. Ну да, пусть себе изумляются, пусть даже шушукаются, что, мол, такому человеку жениться не полагается. Эта тощая девчонка сделала то, что не смогла ни одна из десятков ублажавших его красоток – родила ему сына. Он-то уж было решил, что семя его проклято – и смирился, на все воля Аллаха. Крошечный смуглый мальчишка с неожиданной для новорожденного шапочкой черных волос, с упрямо и властно, как у него самого, сжатыми губами и тем же характерным разрезом глаз – его появление изменило все. Сердце старого (на самом деле не такого уж и старого, никто не знал, сколько ему лет) наркобарона дрогнуло. Вот для кого он старался всю жизнь, вот кто унаследует его дело, станет правителем его
Так что «не положено» свое могут засунуть себе куда хотят. Пока он их всех не «положил».
Нет уж. Его наследник должен будет вступить в свои права на совершенно законных основаниях – и по закону официальному, и по неписаному, по тому, по которому «не положено». Он хорошенько об этом позаботился, не будь он Иорданец!
Ну а Оксана… Что Оксана, всего лишь женщина, которую надо баловать и смотреть снисходительно на ее глупые выходки. Забавный котенок, который, разыгравшись, бывает непослушным и даже дерзким. Пусть ее! Никто ведь не воспринимает всерьез… котят. Ну а уж за Надира – сыночка, кровиночку, наследника! – можно любое женское баловство простить. Мальчик рос точной копией отца – как внешне, так и по характеру. Властный, упрямый, безжалостный – маленький деспот, не считавшийся ни с кем и ни с чем, кроме собственных желаний. Карим поощрял и упрямство, и высокомерие, и самовлюбленность сына. Мальчик рос, не зная отказа ни в чем, любой его каприз исполнялся незамедлительно, перечить ему, тем более делать замечания, не смел никто, кроме матери.
Во многом именно из-за сына Карим и решился на перемены. Нет, совсем отходить от дел он не собирался – хотя накопленных капиталов хватило бы не только обожаемому Надирчику, но и правнукам, будь они благословенны на двести лет вперед! Но призадумался: неплохо было бы взять на несколько лет передышку, отдохнуть, пожить в тишине и покое. Верный Андрей занимается делами уверенно и успешно. Может, вообще дело Иорданца должен был унаследовать именно он, а вовсе не Надир. По крайней мере формально. Зачем мальчику такое проблемное и опасное ремесло? Он мог бы вполне благополучно и спокойно жить, занимаясь чистыми, легальными делами. А верный Андрей тем временем…
На антикварном столике затрясся, засветился мобильник. Карим взглянул на экран. Ну вот, легок на помине.
– Уважаемый Карим, – голос Андрея, как всегда, источал почтение на грани благоговения, Кариму это когда-то нравилось. – У вас скоро вылет. Я советовал бы выехать другой машиной, из подвального гаража. А приготовленная пусть выедет пораньше и движется прямо в аэропорт. Так безопаснее.
– Да, Андрей, я понял.
Карим отключил телефон, сдвинул брови и с ненавистью прошипел:
– Уважаемый Карим! Скоро узнаешь, сколько весит уважение Карима, шакал!
– Каримчик, я готова! – послышался веселый голосок, и в гостиную впорхнула Оксана. Свежая, накрашенная так, что и не видно никакой краски, точно только что умылась, сияющая глазами, зубами, улыбкой, принаряженная.
Он залюбовался. Что-то в ней все-таки есть… А уж какого сына подарила – за это многое можно позволить, пусть себе капризничает, так даже веселее.
Оксана в свою очередь оглядела мужа и надула губки:
– Ты собираешься ехать в этом немыслимом костюме?
– Нормальный костюм, что в нем такого? Лучший лондонский портной мне шьет, не какая-нибудь массовка.
– Темно-синий! – всплеснула она руками. – Мы через три часа будем у моря, а ты чуть не в черном. С ума сошел! Ты же сваришься заживо! Немедленно переодевайся!
– Киска, в машине кондиционер, в самолете тоже. Прилетим – переоденусь. В чем проблема?