Я тебя никому не отдам
Шрифт:
Громкий писк радара возвестил: «Внимание! Справа по борту – земля!»
Семь, шесть, пять, четыре…
Маяк вздыбился уже совсем рядом, в полукилометре, не больше. Ослепительно-белый на фоне густых зеленых зарослей, он казался неправдоподобным, ненатуральным, искусственным. Как декорация. Но острые черные камни у подножия – видные уже совершенно отчетливо, несмотря на бешеные белые брызги жестокого прибоя, – нет, не декорация…
Три, два, один…
Пора!
Само собой, кто-то с острова наблюдал за окружающей синевой, не важно, на мониторах или через оптику. Наблюдатели наверняка увидели летящий на них красно-белый катер. Расстрелять или?.. Но не успели они принять решение, катер уже пронесся мимо, пролетел дальше, скрылся в огромной сверкающей синеве…
И никто не успел заметить темную фигуру, скользнувшую с борта катера и точно растворившуюся в волнах, в мельтешении синих и зеркальных бликов…
Остров
За перешейком разлеглось собственно могучее «тело» гигантского кита, вернее, его горбатая спина, высунувшаяся из воды, – чуть продолговатая, плавно округлая, обильно поросшая зеленью. Ну, точно как в ершовской сказке Чудо-юдо рыба-кит, лежавшая посередь моря-океана. Вот сейчас шлепнет гулко по воде, встрепенется, выпустит высоченный сверкающий фонтан – и уйдет в зыбкую бирюзовую глубину залечивать нанесенные копошащимися сверху людишками раны.
В самом центре «спины» расположился причудливо вычурный, помпезный особняк, почти восточный дворец. Орнаменты, балконы, фризы, карнизы, колонны, башенки, наличники, купола, галереи – не то оживший узор персидского ковра, не то застывшая в камне арабская вязь. Если архитектура – это застывшая в камне музыка, то этот дворец «играли» тройным составом оркестра. Причем без репетиций, что называется, кто в лес, кто по дрова. Во внутренних двориках наверняка сады с фонтанами, бассейнами и экзотическими цветами, наполняющими все вокруг тяжелыми сладкими ароматами.
Впрочем, снаружи этого не видно. Зато видно, что особняк обнесен внушительной стеной из местного грубо тесанного камня. Таня приникла к нагретым окулярам. Биноклей у нее теперь имелось аж целых два. Один она купила в рамках «подготовки к операции», второй, тяжелый, навороченный, но неожиданно удобный, наверняка дорогущий, был предусмотрительно захвачен ею с красавца-катера, несущегося теперь на всех парах в открытое море. А может, его уже перехватили и теперь ломают голову, где команда, откуда он взялся и куда летел? Тайна «Марии Челесты» в переложении для XXI века. Таня усмехнулась.
Стена высокая, под три метра, зато с всяческими выступами, нишами, перепадами и прочими излишествами, так что преодолеть ее ничего не стоит. Это вам не гладкий бетон, перемахнуть через который без специального оборудования не то чтобы совсем невозможно, но сложно, что да, то да. Те, что в особняке, небось искренне полагаются на какую-нибудь электронную систему наблюдения. Но… на всякую систему найдется свой взломщик. Таня любовно погладила корпус своего телефона. Вот он, помощник, не промок, спасибо гермомешку, не сломался и работает исправно. И трофейный пистолет тоже в порядке. Его время тоже придет. А пока терпение, внимание и еще раз терпение. Ярость, застывшая внутри тяжелым ртутным озером, подождет. Ярость – тоже оружие, и пускать его в ход нужно экономно и эффективно.
Девушка сосредоточенно разглядывала особняк и подступы к нему – и запоминала, запоминала, запоминала. Патрульные, лениво, расслабленной походкой курсирующие с внешней стороны каменной ограды. С этими проблем не будет. Обслуга, хлопотливо снующая по двору. С этими – тем более. Мощеная дорожка тянется от «дворца» к причалу, где пришвартованы два катера. Один попроще, видимо, для доставки продуктов и прочих необходимых в хозяйстве штук. Патронов, к примеру. Второе судно – того же класса, на котором «прибыла» она сама, – наверняка для прогулок самого хозяина. О! А вот это интересно. К большим оранжевым поплавкам у причала принайтован гидросамолет. Белый, с синей полосой вдоль фюзеляжа, с двумя двигателями на цельном крыле.
Она усмехнулась. Похоже, Иорданец предпочитает «стлать соломку», не дожидаясь падения. Готовится к любым мыслимым событиям. Чтоб при первом же сигнале тревоги взмыть безгрешным ангелом в небо. Ну-ну. Судя по всему, его представление о «мыслимых» событиях сильно ограничено. Или тревог и неприятностей давно не было. Синее небо над головой, неприступный остров – еще и стена трехметровая, разве кто сунется? – мерный рокот волн и усыпляющее стрекотание цикад. Тихая размеренная жизнь. Может, сам Иорданец и не расслабился окончательно – все-таки он хищник тот еще. Но вот охрана его… Патрульные бродят по тропинкам вяло, по сторонам не смотрят, автоматы, как ненужная обуза, небрежно болтаются за плечами. Ну какие еще враги в этом раю? Разболталась охрана, разленилась, забыла про службу.
Интересно, сколько миллионов стоит этот рай? Красивый остров, рукой подать от материка, роскошный дворец, обученная, отлично вооруженная, хоть и разленившаяся, охрана. Какой такой закон? Вы что, смеетесь? Перед таким денежным потоком ни один закон не устоит.
Разве что человеческий. Задумывался ли Иорданец хоть раз о том, что нельзя купить за деньги?
Таня мысленно проигрывала варианты предстоящей схватки и помимо воли прокручивала калейдоскоп собственной жизни.
Прежде всего подумала, разумеется, о Сергее. Хотя тут вроде бы все более-менее понятно. Себе-то можно не врать – она влюблена, и это чувство сильнее любых доводов рассудка. Да и какие там доводы? Ну да, Сережа – непростой человек, да, он явно что-то скрывает, даже от нее, да, возможно, за ним тянется криминальный след. Какие-нибудь левые счета, уход от налогов и всякое такое. Ну и крыша наверняка есть, вот вам и связь с криминалом. Не бывает абсолютно безгрешных бизнесменов. Но это все пустое! А важно то, что его хотят убить, и значит, она сделает все, чтобы этого не произошло. Слишком ей дорого то, что благодаря ему проснулось в ней самой. Ну а потом… Потом они разберутся во всех его сложностях, поговорят, обсудят, выяснят. Вдвоем они справятся с чем угодно. Но это уже после того, как она обезвредит монстра, которому вздумалось их преследовать. Обезвредит прямо в его роскошном логове. Скорпион, даже если он сидит в золотой шкатулке, все равно скорпион. Его можно только ликвидировать, других вариантов нет. И тогда завершится наконец этот изнурительный бег с препятствиями, можно будет свободно вздохнуть и… и все будет хорошо. Все будет хорошо!
А вот новая нота в ее отношениях с Учителем, нота, зазвучавшая вдруг непривычно громко и отчетливо, эта нота не то что объяснению – определению не поддавалась. Хотя, если поразмыслить, эта нота не была такой уж новой, она звучала всегда, то глуше, то явственнее, проскальзывая в разговорах, взглядах, советах… Таня сызмальства привыкла к тому, что где-то рядом всегда так или иначе присутствует Игорь Леонидович – заботится, практически ведет по жизни. После смерти родителей он очень быстро стал самым близким для нее человеком. Куда ближе, чем удочерившая ее тетя Люда, одинокая и бездетная воспитательница детского сада, Танина троюродная тетка или что-то в этом роде, в общем, седьмая вода на киселе, но формально – родственница. Внимательная и добрая, но, в сущности, ужасно недалекая. Ее беспокоило, лишь чтобы «деточка» была здорова, сыта и одета, хорошо (и это «хорошо» ограничивалось довольно убогим набором обыденных правил) себя вела и радовала пятерками. Таня тетю Люду любила, разумеется. Но не слишком уважала, мыслями и чувствами никогда не делилась и даже в детстве не особенно прислушивалась к ее мнению. Учитель же был непререкаемым авторитетом, именно к нему Таня шла со всеми своими бедами и сомнениями. До последнего времени, во всяком случае. Почему она так на него полагалась, так доверяла? Только ему. Только он был допущен за стеклянную стену, всегда – всю жизнь! – отделявшую Таню от «других людей». Об этих «других» можно заботиться, их можно даже любить, но они – отдельно. Вот есть она, Таня, а есть «другие люди». А Игорь Леонидович с его «девочка моя» и внимательными, точно насквозь видящими глазами – он был «свой». Даже более, чем свой. Он знал о ней то, что не знал никто. Как то детское падение с карусели, о котором он упомянул в одном из последних разговоров. Игорь Леонидович мог узнать об этом только от ее погибшего отца, который ее тогда подхватил, – сама Таня никогда и никому об этом эпизоде не рассказывала. Это принадлежало только ей – смех отца и его сильные ласковые руки. Выходит, не только ей? До какой степени близкими друзьями должны были быть Игорь Леонидович и отец, чтобы делиться друг с другом таким…
Меж тем в окрестностях «дворца» что-то изменилось. Ага! Похоже, смена патрульных. Таня поднесла к глазам бинокль: четверо здоровенных парней постояли немного, перебрасываясь какими-то ленивыми фразами, покурили и разошлись. Сдавшая дежурство пара затопала к воротам, сменщики двинулись вдоль стены – так же лениво, как их предшественники. Похоже, однообразные прогулки по знакомому наизусть маршруту изрядно им осточертели.
За день Таня изучила весь – нехитрый, кстати, – распорядок жизни в «мавританском логове», как она окрестила про себя особняк Иорданца. Даже постаралась представить себе внутреннюю планировку, прикинув расположение комнат, лестниц и переходов. Даже сам Иорданец как-то раз промелькнул. Ну… судя по внешним признакам. Смуглый немолодой мужчина появился на одном из балконов и, наклонившись над внутренним двором, повелительно и раздраженно кричал что-то вниз. Прокричал и исчез, а Таня намертво запомнила и балкон, и расположение комнаты, к которой он примыкал.