Я тебя породил…
Шрифт:
Семен Семеныч, как только зашел, по привычке, механически, снял фуражку, без всякого стеснения почесал уставшую за день от головного убора голову по всей ее окружности, потом хотело было, как и Яна пройти в кабинет, но сделал шаг назад и, как подлинный джентельмен, решил задержаться у зеркала. Насвистывая какой-то незамысловатый мотивчик, он пару раз провел расческой по волосам, которые гораздо больше напоминали короткую шерстку неизвестного животного.
– Блеск! – с ироничным восторгом воскликнула Милославская, выглядывающая из двери, чтобы посмотреть, ради чего ее приятель
Семен Семеныч, нисколько не смутившись, деловито кашлянул, потом, поглядев по сторонам, повесил фуражку на верхний угол двери, ведущей в Янину спальню, и только после этого последовал туда, куда его и приглашали.
Гадалка, на ходу прикуривая тонкую длинную сигарету, жестом указала Семену Семенычу на диван, а сама мягко опустилась в кресло, выпуская изо рта клубящуюся струйку дыма.
– Минздрав же предупрежда-ает! – с притворным отвращением размахивая перед собственным носом кистью правой руки, протянул Три Семерки и стал шарить в кармане в поисках того же, чем губила в тот момент свое здоровье Милославская.
– Да на! – протянула ему гадалка свою пачку. – Только давай быстрее выкладывай, не томи!
Руденко зыркнул на сигареты Милославской, потом пренебрежительно поморщился, отрицательно махнул головой и вытащил, наконец, из кармана кителя мятую пачку «Примы». Яна сразу же подошла к форточке и пошире открыла ее, заранее зная, что после руденковского снадобья ей еще долго придется проветривать помещение.
Семен Семеныч важно закинул ногу на ногу, прикурил от спички и стал размахивать ею, пытаясь затушить огонь, начавший уже обжигать пальцы.
– Эх, – вздохнула Милославская, – Сема, как ты докатился до такой жизни?
Она отыскала взглядом на столике свою зажигалку и бросила ее приятелю.
– На, дарю.
– Которую уж по счету? – спросил Три Семерки, ловко ухватив в воздухе Янин подарок.
Гадалка, улыбаясь, пожала плечами.
– Не, не держатся они у меня, – покачивая головой, заметил Руденко и глубоко втянул в себя едкий дым. – Да и не люблю я их! Спички, они на все случаи жизни – в зубах там поковыряться… А это что? – пессимистично завершил он, вертя зажигалкой перед носом. Но тем не менее в конце-концов спрятал ее поглубже в задний карман брюк.
Яна вопросительно посмотрела на Три Семерки, ожидая, когда он наконец поведает ей о том, с чем, собственно, пожаловал. Уловив ее взгляд, Руденко уселся поудобнее и сказал:
– Нашлись родственники обгоревшего трупа.
– Что-о? – привстав от неожиданности, протянула гадалка.
– Что слышала, – спокойно произнес Семен Семеныч, уверенный, что реакция Яны будет именно такой.
– Как? – прошептала Милославская, опустившись на свое место.
– Как это обычно бывает… – Руденко равнодушно пожал плечами. – Пропала девчонка. Дочь состоятельных родителей. Добропорядочная. Мама с папой бросились искать ее по приятелям, знакомым, родственникам – бесполезно. Тогда уж – по больницам, а в итоге и в морг…
– И что-о? – широко раскрыв глаза, протянула Милославская, стряхивая длинный столбик пепла.
– Нашли, что искали.
– А они уверены в том, что это их дочь?
– Да.
– Но почему? При ней ведь был студенческий на имя Незнамовой…
– Ну и что? Тебе вот он много дал, этот студенческий? Тем более, что еще до их приезда установили – он покойнице не принадлежит.
– М-да… – Яна задумалась.
– Там такой папа, Яна Борисовна… Он нюни-то не стал распускать. Сразу нанял самого высококвалифицированного патологоанатома. Оплатил все расходы по нужной экспертизе. Впрочем, глубокого исследования и не понадобилось. Через пару часов он уже имел ответ. Девчонке еще в детстве отняли селезенку. Делали операцию за границей. Шов еще тогда был практически незаметным, а с годами вовсе затянулся. В общем, папочка пожелал проверить, есть селезенка у мертвой или нет. Оказалось – нет. Ну, и еще там какие-то мелочи совпали.
– Ну а преступника-то нашли?
– Нет пока. Но делом же милиция занялась, – Три Семерки покачал головой и горделиво поджал нижнюю губу.
– Ах, ну если так… – Яна не удержалась от иронии.
– Вредная ты, Яна Борисовна, женщина! – Семен Семеныч сначала с некоторой обидой нахмурился, а потом все же расхохотался.
Милославской нравилось в нем то, что он никогда не обижался на нее шутки, а от иронии в адрес приятеля ей всегда было трудно удержаться. Три Семерки и сам умел посмеяться над собой, в глубине души не отказываясь признать, что забавно он выглядит довольно часто.
Гадалка посмеялась вместе с Руденко, затем встала и стала прохаживаться по кабинету.
– Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно, – тихо произнесла она, вытирая выступившие от смеха слезы.
– А? – не понял ее Три Семерки.
– Между этими девушками не может не быть связи, – сказала она, глядя на него.
Руденко выпятил нижнюю губу и хмыкнул, не зная еще, соглашаться с гадалкой или нет.
– В любом случае, я обязательно должна поговорить с родственниками покойной! – уверенно заявила Милославская, глядя на Семена Семеныча.
– И я тебе, само собой разумеется, обязан в этом помочь… – обреченно протянул Три Семерки, заранее зная, к чему клонит его подруга.
– Какой ты догадливый, Сема! – гадалка приблизилась к Руденко и погладила его по голове. – Ты, конечно, согласен? Я ведь должна выяснить, были ли девушки знакомы? Ведь каким-то образом студенческий Галюси оказался у их дочери.
– Но ты можешь это выяснить и у самого Незнамова, – пожав плечами, сказал Семен Семеныч, хотя был не против сотрудничать с Яной.
– Да что ты, Сема? Он ни черта ничего толком не знает о жизни дочери!
– Боже! Яна Борисовна! Ты стала выражаться! – Руденко с укоризной покачал головой.
– Завыражаешься с тобой, пожалуй! Не знает он друзей Галюси, не знает!
– Успокойся, я согласен тебе помочь, – Три Семерки привстал и, сотрясая в воздухе указательным пальцем, многозначительно произнес: – Только при одном условии – ты меня покормишь… – последние слова Руденко сказал, облизнувшись, и совершенно другим тоном, больше похожим на мяуканье мартовского кота, который только что пришел с очередного рандеву.