Я – телохранитель. Забыть убийство
Шрифт:
Китайгородцев сразу догадался, по какой причине случился этот внезапный визит.
– Здравствуй, Толик, – сказал Хамза. – Мне позвонил Лисицын…
– Догадываюсь.
– Он был в таком бешенстве…
– Могу себе представить.
– Я приехал, чтобы поговорить с тобой. Что тут происходит, Толик?
– Я не знаю, – честно признался Китайгородцев.
– Случилось – что? – требовательно спросил Хамза.
– Не знаю, – повторил Китайгородцев. – Хозяева сели обедать. Меня пригласили тоже.
– За стол? – удивился Хамза.
Не
– Я тоже удивился. Но перечить ведь нельзя, – напомнил Китайгородцев.
Да, нельзя перечить, хозяину виднее.
– Я только позже догадался – зачем позвали, – сказал Китайгородцев. – Это всё Лисицын. Станислав Георгиевич. Что ему в голову взбрело, я не знаю, но он за столом начал какие-то странности рассказывать, а я должен был подтверждать.
– А почему ты должен был? – посмотрел внимательно Хамза.
– Я не знаю.
– Он мне сказал, что ты сам ему это рассказывал – про то, что видел какого-то человека здесь, рядом с домом…
– Это неправда!
– Что неправда, Толик? – осведомился Хамза. – То, что ты видел? Или то, что говорил об этом Лисицыну?
– Я не видел никого! – твёрдо сказал Китайгородцев. – И не мог, разумеется, ни о чём таком рассказывать Лисицыну!
Хамза вздохнул.
– Толик, я тебя знаю не первый год, и я тебе верю, – сказал он. – Но как ты думаешь, зачем всё это нужно Лисицыну? Чего он добивается?
Китайгородцев только пожал плечами в ответ. Если бы он знал!
– Но это точно – что он всё придумал? – уточнил Хамза.
Китайгородцев выразительно посмотрел на шефа.
– Просто я поверить не могу в то, что он на ровном месте закатил истерику, – признался Хамза. – Должно же быть какое-то объяснение.
Его можно было понять. Заказчик рассказывает такое, чему нет подтверждения, но не согласиться с ним – значит, обвинить его во лжи. Кто решится на такое?
– Он какой-то странный, – сказал Китайгородцев.
– Да? – насторожился Хамза.
– Вот этот дом, – повёл рукой вокруг Китайгородцев. – Вы ничего не чувствуете, когда находитесь здесь? Он давит. Он очень мрачный. Обычно жилище создают удобное. Уютное. А здесь неуютно. Здесь жутковато даже. Я не представляю, что должно быть в голове у человека, который такое мрачное жилище для себя построил. Если этот человек нормален, разумеется.
Китайгородцев посмотрел на шефа и повторил:
– Если он нормален.
Хамза был в замешательстве.
– Я был на втором этаже, – сказал Китайгородцев. – Там есть зал, где висят картины. Портретная галерея. Портрет Лисицына там тоже есть. На заказ, видимо, кто-то рисовал. И раз портрет висит на стене, значит, он заказчику понравился. Получилось то, что он хотел. Знаете, как художник изобразил Лисицына? В каких-то средневековых одеяниях, и вид у хозяина очень даже мрачный. Граф Дракула, не иначе.
– Но это ничего, в принципе, не доказывает, – не очень уверенно сказал Хамза.
– И ещё я кое-что увидел, – продолжил Китайгородцев. – Там же, наверху. Комната. За столом сидит человек. Совсем как живой. Но на самом деле он из воска. Это отец Станислава Георгиевича. Генерал Лисицын. Он умер десять лет назад. Вы понимаете?
– Не совсем.
– Этот дом был построен уже после того, как умер генерал. Так что эту мемориальную комнату создавали уже после его смерти.
Хамза не нашёлся, что сказать на это.
– Теперь соедините всё, что я вам рассказал о придумках Станислава Георгиевича, – посоветовал Китайгородцев. – И попробуйте ответить сами себе: вы всё ещё считаете, что такой человек никак не мог на ровном месте, как вы говорите, закатить истерику?
Лисицын не остался ночевать в доме, хотя назавтра был выходной. Китайгородцев увидел его возле машины – Станислав Георгиевич уже готов был сесть в неё, но тут из-за угла дома появился Китайгородцев, и Лисицын так и остался стоять у распахнутой дверцы. Китайгородцев приблизился. Лисицын смотрел на него хмуро. И охранники его выглядели недружелюбно. Чувствовали настроение хозяина, наверное.
– Сдрейфил? – спросил Лисицын. – Наложил в штаны? Или ты с ними спелся?
Он кивнул на мрачный дом, подразумевая, по-видимому, его обитателей.
– Станислав Георгиевич, я прошу прощения, но мне вся эта история действительно непонятна, – признался Китайгородцев.
Лисицын вздохнул и жестом дал понять своим охранникам, что им надо отойти подальше. Когда те удалились и уже не могли слышать разговор, Лисицын негромко спросил у Китайгородцева, заглядывая ему в глаза:
– Ты их боишься, что ли?
– Кого?
– Родственников моих.
– Нет.
– Так в чём же дело? – с нажимом спросил Лисицын.
Давай начистоту, мол, нас тут никто не слышит. Он смотрел в глаза Китайгородцеву. И Китайгородцеву стало неловко. Будто он не оправдал надежд. Но он действительно не мог ничем помочь. А Лисицын смущение собеседника истолковал по-своему. Не всё потеряно вроде бы. Этого парня ещё можно перетянуть на свою сторону. Есть шанс.
– Ты с ними не водись, – посоветовал Лисицын. – Они люди сложные. Оставят тебя в дураках. Вроде бы ты с ними задружишься, вроде бы ты будешь свой, а в конце концов они тебя виноватым сделают. Одному тебе придется отвечать.
– За что? – спросил Китайгородцев.
– За всё.
Китайгородцев ничего не понял.
– Вот я тебе сейчас одну вещь скажу, – произнёс Лисицын, понизив голос. – Чтобы ты знал, что этим людям доверять нельзя, что они с тобой неискренни. Их там – сколько? – показал на дом. – Сколько их живёт в доме?
– Двое.
– Хорошо, – сказал Лисицын. – Можешь и дальше так считать. Только ты не обсуждай с ними никогда – двое их там… или больше… Просто сам смотри, мотай на ус. Ты очень скоро заметишь какие-то странности. Не стыкуется тут, в общем. Есть им что скрывать.