Я – телохранитель. Забыть убийство
Шрифт:
– Хозяин ждет!
Китайгородцев заковылял за охранником, опираясь на палку.
Поднялись на второй этаж. Охранник распахнул двери, ведущие в анфиладу комнат, пошёл вперед, не оборачиваясь. Китайгородцев едва успевал за ним. Прошли через несколько залов, в третьем или четвёртом по счёту был накрыт стол: белоснежная скатерть, столовый сервиз, серебряные приборы. За столом трое: Наталья Андреевна в неизменном чёрном платье, Михаил и Станислав Лисицын.
– Садись, отобедай с нами, – сказал Лисицын,
Лисицын был подчёркнуто любезен. Наталья Андреевна мрачна и неприветлива. И Михаил сосредоточен и хмур. Китайгородцев заподозрил, что мысль пригласить его за общий стол пришла в голову Лисицыну, а остальные двое членов семьи не то что были не в восторге, а противились до последнего, и даже сейчас они против, судя по выражениям лиц. Китайгородцев осторожно опустился на приставленный охранником стул. Второй охранник Лисицына, выполнявший роль официанта, тотчас поставил перед ним на стол чистую тарелку и налил в бокал вина.
– Ты присоединяйся, – сказал Китайгородцеву Лисицын. – У нас тут по-простому. Бери, что видишь, – он жестом хлебосольного хозяина обвёл рукой стол.
Сам он тут же выпил рюмку водки – по-гусарски лихо запрокинув голову.
Наталья Андреевна с прямой, как доска, спиной сидела молча, разглядывая свою полупустую тарелку. Напряжение было разлито в воздухе. Китайгородцев с удовольствием ретировался бы куда подальше, но это невозможно – предлога не было.
– Конечно, всем этим надо заниматься, – сказал Лисицын, явно продолжая ранее начатый разговор.
Ему не ответили. Он демонстративно этого не заметил.
– Даже такие элементарные вещи, как наружное освещение, – продолжал Лисицын. – Ни одного фонаря вокруг! Чёрт ногу сломит!
Он обвел присутствующих взглядом.
– Я закажу проект, – объявил он. – Какой-нибудь фирме, которая занимается установкой фонарей. Разработают проект, всё привезут, сами установят. Будет светло. Спокойнее мне как-то.
– А что тут освещать? – сухо осведомилась Наталья Андреевна. – Лес?
– Дом! – с готовностью отозвался Лисицын и посмотрел на мать уверенным взглядом человека, готового идти до конца.
– Нам ни к чему эта иллюминация, – с прежней сухостью сообщила Наталья Андреевна.
– Очень даже к чему! При ярком свете перестанут вокруг дома тут бродить всякие… По ночам… Людей пугать…
Лисицын смотрел на мать с вызовом. Она никак не отреагировала. Лисицын ещё выпил водки. Он, кажется, накачивался спиртным, пытаясь придать себе решимости.
– Здесь вчера видели человека, – сказал Лисицын. – Прямо под окнами. Кто такой?
Он требовательно посмотрел на своих домочадцев. Оба промолчали, будто и не было вопроса.
– Здесь – вчера – был – человек, – раздельно произнес Лисицын, на каждом новом слове повышая голос. – Кто?!
– О чём ты говоришь? – непонимающе посмотрела на сына Наталья Андреевна.
– Вчера к дому пришел человек, – сказал Лисицын. – Это было поздним вечером, почти что ночью. Он подошёл к окну той комнаты, в которой живёт вот он, – ткнул пальцем в направлении Китайгородцева, – и некоторое время там, под окном, стоял.
Наталья Андреевна повернула голову и вид у неё был такой озадаченный, будто она только что обнаружила присутствие Китайгородцева за столом.
– Вы видели здесь посторонних? – спросила она удивлённо. – Почему не поставили меня в известность?
– Я? Видел? – пробормотал растерявшийся Китайгородцев. – Кого?
Он вопросительно посмотрел на Лисицына, не понимая, что тут происходит. Лисицын тоже, похоже, растерялся.
– Простите, я ничего не понимаю, – сказал Китайгородцев.
Судя по его виду, чувствовал он себя неловко. Занервничал и не знал, куда деть руки.
– Ты мне сказал, что здесь кто-то был, – напомнил Лисицын.
– Я? – ещё больше удивился Китайгородцев.
В семье разлад, все ссорятся, а он мало того, что оказался невольным свидетелем сложных взаимоотношений этих людей, так ещё помимо своей воли втягивается в конфликт – и непонятно, для чего всё это делается.
– Ты чудить надумал? – осведомился Лисицын. – К чему этот спектакль? Ты мне сказал сегодня утром, что здесь был человек!
Китайгородцев молчал, не зная, что сказать на это.
– Стас! – вмешался Михаил. – Я не знаю, о чём ты говоришь…
– И к тебе у меня есть вопросы! – оборвал его Лисицын. – Охранник вышел к этому человеку, под дождь, никого там не нашёл, а когда вернулся в дом, он увидел здесь тебя – промокшего до нитки. Откуда ты пришёл – такой мокрый?
– Это тоже тебе охранник рассказал? – не поверил Михаил и выглядел он сейчас растерянным.
Он повернулся к Китайгородцеву, ожидая объяснений. Объяснений у Китайгородцева не было. Он пребывал в не меньшей растерянности, чем Михаил. Его вид всё сказал Лисицыну.
– То есть и это, про Михаила, ты тоже не подтверждаешь? – изумился Лисицын, глядя на Китайгородцева с неприязнью.
– Я в первый раз об этом слышу, – пробормотал Китайгородцев.
– Пшёл вон! – с ненавистью прошипел Лисицын.
Китайгородцев ещё больше растерялся.
– Пшёёёл!!! – закричал Лисицын, не в силах сдержать ярость.
Китайгородцев поднялся из-за стола и пошёл прочь, по-стариковски приволакивая раненую ногу.
Хамза примчался в тот же день, не предупредив заранее. Он вошёл в комнату к Китайгородцеву с таким мрачным выражением лица, будто кто-то умер, и именно Хамзе предстояло сообщить эту печальную весть.