Я третий нанесла удар
Шрифт:
— Мы же собирались поехать в ресторан! А я забыл сказать сержанту, и он привез нас обратно. Но, может, так и лучше. Я могу сейчас подняться к тебе на минутку?
— Ну конечно, — ответил Алекс. — Ведь ты все еще не сказал мне того, что хочешь сказать.
— Я? А, да. Разумеется… — Паркер замолчал.
Лифт мягко поплыл вверх. Когда они вошли в квартиру, Алекс достал из маленького холодильника, укрытого между книжными полками, две бутылки и показал их инспектору.
— Коньяк или виски?
— Виски. И без содовой, если можно.
Они сели. Алекс налил. Выпили молча. Алекс налил еще. Инспектор отрицательно покачал головой.
— Я полагаю, — сказал он озабоченно, — что ты едешь к Драммондам, чтобы писать. Я
— Бен! — Алекс встал. — Я понимаю, что раз ты прекрасный детектив, то не можешь вести себя так, как учитель греческого языка или продавец игрушек. Но если ты позволишь, я просил бы прекратить вести себя, как герой банального детективного романа.
— Я — идиот! — искренне сказал инспектор и развел руками. — Я действительно очень обеспокоен и на самом деле не знаю, что тебе сказать.
— Если начнешь говорить, то в конце концов придем к каким-нибудь результатам. Так мне по крайней мере кажется…
— Похоже, ты прав… — Инспектор быстро опустошил вторую рюмку и снова замолчал. Джо решил его не прерывать. Ему действительно стало интересно. К тому же у него перед глазами все еще стояла маленькая прямая женская фигурка на сцене. «Все благовония Востока…»
— Если бы мы — Айон Драммонд, ты и я — не были когда-то друзьями, а я надеюсь, остаемся ими и сейчас, я никогда бы к тебе с этим не пришел, — начал Паркер. — То, что я тебе скажу, — государственная тайна. Ну, не совсем, может, потому что я получил добро от своего руководства, чтобы поговорить с тобой… — Бен снова умолк.
Алекс тоже молчал.
— Не знаю, прав ли я, но мне кажется, что Айону грозит опасность, — сказал наконец инспектор. — Серьезная опасность, не меньше, чем тогда, когда мы вместе летали над Германией. Может, даже большая, потому что тогда мы знали, откуда ее ждать. Были вооружены, бдительны и научены бороться, по крайней мере у нас были равные шансы с атакующим нас истребителем. Сейчас все иначе.
Лицо Сары Драммонд исчезло, и на его место воображение Алекса тотчас поставило улыбавшегося Айона в офицерской фуражке набекрень. Он почти не изменился с тех пор. Может, стал немного солидней, но все еще казался юношей. Гениальным юношей с улыбкой, располагавшей к нему всех, и не было ничего удивительного в том, что он расположил к себе также самую знаменитую актрису Великобритании.
— Как? Айону?
— Да. Ты знаешь, что Айон, сделавший головокружительную научную карьеру (хотя среди ученых так говорить не принято), — сейчас мировая величина в области искусственных материалов. Он и его ближайший сотрудник Гарольд Спарроу работают над синтезом серы. Не могу сказать ничего больше, потому что я не специалист. Кстати, и ты тоже. Главное, что их исследования могут произвести настоящий переворот в промышленности. Если то, над чем они работают, принесет плоды, использование пластмассы возрастет неизмеримо. От дешевых синтетических домиков до легких пуленепробиваемых сплавов для танков и абсолютно не реагирующих на повышение температуры фюзеляжей сверхзвуковых самолетов. Я повторяю тебе только то, что слышал. Понятно, что все это больше, чем военная тайна… Хотя, как оказалось, о ней известно слишком многим людям.
— Понимаю.
— Думаю, кое-что уже понимаешь. И Драммонд, и Спарроу не только ученые, но и бизнесмены. Хотя они ведут исследования под эгидой одного из наших наполовину государственных концернов, практически не отчитываются ни перед кем. И все-таки дело всплыло на поверхность.
— Откуда ты знаешь?
— Оттуда… — сказал инспектор и достал из кармана пиджака конверт. — Я знал, что ты об этом спросишь. Хочу тебе кое-что показать. Если их секрет известен кому-то постороннему, то я не вижу причины, чтобы не доверить его тебе. К тому же я должен тебе доверять.
Он передал Алексу конверт. Джо достал из него обычный лист с машинописным текстом и начал вполголоса читать:
Скотленд-Ярд.
Мистеру Айону Драммонду и мистеру Гарольду Спарроу грозит опасность. Речь идет об их исследованиях, они кому-то очень нужны. Пытались купить. Сейчас будут пытаться заставить молчать. Это ужасно! Спасите их!
Друг Англии
Алекс рассмеялся.
— Похоже, письмо написано сумасшедшим, который начитался комиксов, — сказал он. — Я не так представлял себе серьезное предостережение. Мне кажется, вы получаете ежедневно сотни подобных писем. Наверняка угрожают, что убьют королеву, взорвут парламент или подложат бомбу в какое-нибудь посольство. Таких чокнутых сотни, может, даже тысячи. Нет, я бы не обращал внимания на такое письмо.
— И я тоже, — сказал инспектор, — если бы не кое-какие моменты, исключающие такой подход. Во-первых, чокнутого, который знает, например, что сегодня ночью мы будем испытывать летающую подводную лодку, вряд ли можно назвать сумасшедшим, если дата настоящая, а все испытания строго засекречены.
— То есть ты задумался, откуда автор письма знает о работе Драммонда и Спарроу, верно?
— Да. Во-вторых, он также знает о попытке переговоров с учеными. Их вел представитель одного из очень дружественных нам государств, которое интересуется развитием науки об искусственных материалах. Попытки переговоров носили достаточно общий характер, и казалось, что у наших ученых скорее вынюхивали, не имея твердой уверенности, что же они прячут в рукаве. Мы предприняли кардинальные меры предосторожности. Дружба между народами и соглашения о вечной дружбе — это похвально, но речь идет о завоевании мирового рынка и громадных суммах за патенты. Когда видишь в жизни то, что я видел, понимаешь, что человеческая жизнь всего лишь одна из цифр в уравнении. Иногда уравнение требует признать эту цифру самой главной, и тогда человек бесценен. Но иногда уравнение не решается без вычеркивания этой цифры, и человека стирают с таблицы так тщательно, словно его на ней никогда и не было. Я не хочу… не хотел бы, чтобы Драммонд и Спарроу исчезли с той таблицы только потому, что государство — наш большой друг имеет промышленность, не переносящую конкуренцию. Письмо, может, и могло быть написано сумасшедшим. К сожалению, оно содержит очень много правды. Кроме того, — это в-третьих — меня беспокоит и заставляет отнестись к письму серьезно следующий факт: автор знает о сотрудничестве Драммонда и Спарроу. Более того, знает, что работа в той стадии, в которой находится сейчас, может уйти в могилу вместе с ними.
— Не хочешь же ты сказать, что убийство ученых в чужой стране только из-за возникшей у них какой-то новой идеи в порядке вещей? Такого не может быть.
— Ты прав и не прав. Трудно определить, как скажется работа наших ученых на формировании мирового рынка. Она может разорить тех, кто вынужден применять прежнюю технологию. Может ударить по производству стали, металлургии, да мало ли по чему еще. Лишь одно здесь несколько неясно…
— Что? — спросил Алекс.
— В таких случаях убийство, насколько мне известно, — последнее средство. Из письма следует, что какие-то мощные силы знают о работе Драммонда и Спарроу и хотят их обезвредить. Это несколько противоречит логике.
— Почему?
— Гениальных людей не убивают, словно мух. Даже если их исследования производят переворот в промышленности, всегда прежде всего стараются купить ученых, заставить работать на себя. Они ведь представляют огромную ценность для того, кто их использует. Умершие значат столько же, сколько два мертвых чиновника. А таких попыток, таких намерений, предложений ни один, ни другой до сих пор не замечали. Кроме того, честно говоря, все выглядит слегка фантастически. И если бы не…
— Если бы не факт, что автор письма хорошо осведомлен об исследованиях, ты бы и не принял его предупреждение во внимание?