Я убил Мэрилин Монро
Шрифт:
– Сейчас теплые дни. Вода еще теплая. – Когда я стал прощаться, Глория спросила:
– Антони, где ты запарковал свою машину?
– На твоем паркинге. – Безапелляционным тоном она сказала:
– Я провожу тебя до паркинга.
Когда мы вышли на улицу, Глория напрямик спросила:
– Антони, что тебе надо?
– Натали – моя дочь, – сказал я легким тоном. – Я это сразу понял.
– У Натали есть законный отец, с которым я развелась. Она носит его фамилию. Не собираешься ли ты меня шантажировать?
– В этом нет необходимости.
– В прошлом у меня были тяжелые дни, и я не хочу к ним возвращаться, даже мысленно. Я сумею оградить свою дочь от нежелательных контактов, даже если мне придется обратиться к полиции.
– Мои документы в порядке.
– Они фальшивые.
– Натали существует. Она реальность, независимая ни от каких документов. С этого дня я всегда буду держать ее ввиду. Имею на это право, хотя бы моральное.
– Антони, ты не имеешь никаких прав, в первую очередь моральных. Ты даже не можешь сказать, зачем ты сделал пластическую операцию. У тебя нет прошлого, и ты не имеешь на него права ни морального, ни юридического. Я до сих пор не вникала в твою тайну и не хочу вникать. Цени это. И не заставляй меня идти на крайние меры. – Мы дошли до паркинга, она сказала: – Прощай, – и, не оглядываясь пошла назад.
Приехав домой, я тут же направился к своему «линкольну» и завел его на платный паркинг, надежно охраняемый, уплатив за неделю вперед. Не пропадать же хорошей машине. В синагоге вечерняя молитва закончилась, но у офиса, как всегда, толпились люди. Я со всеми весело шутил.
С утра была пасмурная погода. Но я оделся во все белое: короткие шорты, сникерсы, тишертка, спортивная куртка. В карманах деньги, ключи, бархатная коробочка с колье из моего тайника. Дверь мне открыла Натали и сразу с улыбкой доложила:
– Мама сказала, что вы не приедете, и мы уже собрались ехать без вас. – Непроизвольно весело улыбаясь, я сказал:
– Но к вашему сожалению я приехал. – Глория и Натали были одеты почти одинаково: одинаковые джинсы, одинаковые тишертки, только сникерсы Натали были сверхмодной расцветки, какие носят черные подростки. – Она весело сказала:
– А еще пойдем в аквариум! – Глория держалась непринужденно, будто у нас не было последнего вчерашнего разговора. Она сказала:
– Антони, ты вчера забыл захватить свой компьютер. – Натали тут же вмешалась:
– Антони, вы можете не платить за него. Мама уже хотела его вам подарить, а поскольку она его подарила мне, я дарю его вам. – Глядя ей в глаза, я сказал с улыбкой до ушей:
– Натали! Никогда не забуду твоей щедрости! – Натали весело рассмеялась. Так радостно могут смеяться только дети. В аквариуме было действительно интересно. Я впервые в жизни видел живых акул. Натали знала почти все названия рыб, плавающих за стеклом. Я знал название только акулы и с интересом читал надписи на табличках. Когда небо прояснилось, мы вышли на пляж. Натали еще плохо плавала, и мы заходили в воду только по грудь. С помощью Глории Натали забиралась мне на плечи и с веселым визгом прыгала в воду вниз головой. Купались мы не долго, поскольку их время было ограничено. В парке аттракционов мы, конечно, съехали с американских гор, с которых я не катался с детства. Погода опять испортилась, начался дождь, и мы пошли в кафе мороженицу. Здесь мы сидели за мраморным столиком у окна. Я и Глория запивали мороженое легким вином, Натали пила сок. Глория сказала:
– Расплачиваюсь я, поскольку это моя прощальная партия для нас, – и она коротким взглядом дала мне понять, что это действительно для нас прощальная партия. Натали, как всегда, вмешалась:
– Расплачиваюсь я! У меня еще остались деньги после кемпинга. Там не на что было тратить. – Я сказал:
– Вы подарили мне на прощание компьютер. Хочу сделать ответный подарок. – И я вынул из кармана бархатную коробочку, поставил на столик перед Глорией. Она открыла коробочку, не дотрагиваясь до колье, стала серьезно его рассматривать. Тонкая цепочка красного высокопробного золота, каким искусственные камни не оправляют. Натали с любопытством слегка приподняла колье, рассматривая бриллианты.
– Они, кажется, настоящие, – растерянно проговорила она.
– Не трогай, – предупредила Глория и, не глядя на меня, сказала: – Я не могу принять этот подарок. – Я возразил:
– Это невежливо. Отказываясь принять подарок, ты должна объяснить причину отказа. – Глядя на Натали, Глория сказала:
– Антони работает уборщиком в синагоге. При его зарплате невозможно покупать такие дорогие вещи. – Я тут же пояснил:
– Я же не всю жизнь был уборщиком. У меня была и престижная работа, достаточная для того, чтобы составить приличное состояние. – Глория, не глядя на меня, сказала:
– Человек без определенной профессии может составить приличное состояние только нелегальным путем. – Это было уже оскорблением, оскорблением в присутствии Натали. Но я нисколько не обиделся, сказал:
– Я всегда работал легально и получал свое жалованье федеральными чеками. Правда, я получал еще и дополнительные чеки от своего босса, как законные чаевые.
– И какую же высокую должность занимал твой босс? – холодным тоном спросила Глория.
– Самую скромную. Он исполнял обязанности президента Соединенных Штатов Америки.
Натали тотчас рассмеялась, приняв мои слова за шутку. Глория оставалась серьезной. Она закрыла коробочку, поставила передо мной.
– Антони, положи это себе обратно в карман, если не хочешь нежелательных инцидентов. – Я спокойно взял коробочку и, кладя ее в карман, сказал:
– Все равно это останется за тобой, – и глядя на Натали, добавил: – Или за тобой. – Натали теперь была серьезной: умная девочка, начала что-то понимать. Я попросил дать их адрес в Бостоне. После паузы Глория достала из своей дамской сумки записную книжку и авторучку. Она вырвала из книжки листок, помедлила немного и передала листок и ручку Натали.
– Запиши. Ты знаешь наш адрес. – Натали подняла глаза на мать.
– Я не знаю почтового кода.
– Это не имеет значения, – сказал я быстро. Натали написала адрес, передала листок мне. Я прочел адрес, положил в карман. Я не знал, как дальше сложатся наши отношения, поделится ли Глория своими предположениями обо мне со своей малолетней дочерью, а может быть и настроит ее против меня, не знал, как часто я буду их видеть. Но я теперь знал, что существует двенадцатилетняя девочка Натали, моя дочь. И мне было легко, так легко, как еще никогда не было в жизни. Я довез их до дому. Они помогли мне вынести и погрузить компьютер в машину. Я нес тяжелый компьютер с монитором, Глория несла копировальную машинку, а Натали клавиатуру с инструкциями и дискетами. У меня дома вся эта аппаратура заняла весь мой обеденный стол. Другого стола у меня не было. Вечером, убирая синагогу после шабеса, я поставил в углу холла свой магнитофон с кассетой оперы «Лакмэ». Я купил эту кассету еще неделю назад, но до сих пор не слушал ее. Как и всегда, сперва я вымыл уборные с двумя обосраными унитазами. Работа шла весело. Думаете, для чего евреи ходят в синагогу? Молиться? Ничуть. Они ходят в синагогу ссать и срать. Никогда они не приходят в это здание, не посетив здесь уборной. Особенно женщины. Правильно сказал Збигнев, что они зассанки. Когда я шваброй мыл вестибюль, пришел Кенни. Услышав музыку, он спросил: