Я умер вчера
Шрифт:
– Откуда взялась эта дама?
– Ох, не морщитесь, я вас умоляю! Она приходила к Готовчицу. Группа наблюдения фиксирует всех, кто его посещает, чтобы держать руку на пульсе в случае осложнений, и ребята ее узнали. Все книжные лотки в Москве завалены ее детективами, и на каждой обложке – ее лицо. Ошибиться невозможно. Это она. Ребята на всякий случай немножко проводили ее. Так вот, от Готовчица писательница направилась в женскую консультацию, откуда вышла вместе с молодой брюнеткой. Пока они шли до метро, ребята слушали их разговор. Брюнетка называла ее Таней, и обсуждали они ход работы над очередной книгой и еще кое-что. Оказывается, какой-то продюсер хочет делать кино по ее произведениям, и ей предлагают
– Любопытно… Весьма любопытно, весьма. Все лотки, говорите, ее книгами завалены? Это хорошо, это перспективно. Нужно в первую очередь прояснить ее финансовое состояние. Займитесь этим. Если окажется, что ваша Томилина является для нас подходящим объектом, будем разрабатывать операцию.
– Значит, вы согласны поручить это мне?
– Я пока ни на что не соглашался. Сделайте мне отчет о ее финансах, и тогда я приму решение. Кстати, почему вы так рветесь этим заняться? Какой у вас интерес?
– У меня появилась любопытная идея по составлению психологического портрета писателей. Я бы хотел отработать методику на Томилиной. С художниками мы с вами уже работали, с музыкантами тоже, а с писателями пока нет. Здесь, в России, это может оказаться невероятно перспективным. Огромное население, а значит – огромные тиражи.
– Хорошо, занимайтесь этим. Повторяю, я пока еще ни на что согласия не дал. Мне нужно понимать, о каких деньгах идет речь.
Главный редактор санкт-петербургского издательства, публиковавшего книги Татьяны Томилиной, ничуть не удивился, когда человек, представившийся корреспондентом какой-то сибирской газеты, попросил рассказать о Татьяне. Более того, он был этому обстоятельству искренне рад, ибо понимал, что статья в газете привлечет внимание к книгам Томилиной, а стало быть, повысит их продаваемость за Уралом. Сама Татьяна в последнее время интервью не давала, и каждая публикация была для издательства в полном смысле слова на вес золота.
– Расскажите мне о Томилиной, – попросил корреспондент. – Как давно она пишет, какое у нее образование, какая семья. Мне все интересно.
– Пишет она недавно, всего пять лет, – с готовностью начал рассказывать главред.
– Неужели всего пять лет? – удивился корреспондент. – Это просто поразительно. За пять лет успеть столько написать!
– Она очень работоспособна. Про образование ничего сказать не могу, к стыду своему, вынужден признаться, что просто не знаю. Разговор об этом как-то не заходил, а повода спрашивать не было. Что касается семьи, то она замужем, причем в третий раз. Детей у нее нет. До недавнего времени жила в Питере, теперь переехала в Москву к очередному мужу.
Главред очень тщательно выбирал слова, чтобы не ляпнуть лишнего. Когда-то, в самом начале писательской карьеры Татьяны Томилиной, они в сведениях об авторе, помещаемых на обложку книг, указывали, что она работает следователем. И находились люди, которые считали, что раз она пишет такие хорошие книги, то обязательно разберется в их проблемах, связанных со взаимоотношениями с правоохранительными структурами. Они осаждали издательство звонками с требованием дать им телефон и адрес писательницы, писали письма и приходили лично. Давать свои координаты Татьяна строго-настрого запретила, разглашать тайну псевдонима – тоже. У нее было по горло собственных служебных обязанностей, чтобы еще выслушивать жалобщиков. Она потребовала, чтобы с книжных обложек навсегда исчезло упоминание о ее работе в органах внутренних дел. Единственная уступка, на которую она согласилась пойти, это фотография. Все-таки хоть какие-то сведения об авторе должны быть, иначе у читателя не будет ощущения причастности, личного знакомства, и книга, взятая в
…Татьяна принесла очередную рукопись, подписала авторский договор, получила на руки гонорар и собралась уходить. Была люто холодная питерская зима с пронизывающим свирепым ветром, и главный редактор попросил дать писательнице машину, до дому доехать. Машину, конечно, предоставили, и он спустился вместе с Татьяной вниз, чтобы дать указания водителю. В вестибюле к ним подлетела женщина средних лет с измученным лицом.
– Вы Татьяна Томилина? Наконец-то! Я вас тут уже месяц караулю.
Главред внимательно посмотрел на нее и узнал. Она действительно каждый день попадалась ему на глаза здесь, в вестибюле, но в здании было много офисов самых разных фирм, ему и в голову не пришло, что дамочка поджидает именно Татьяну.
– Вы должны со мной встретиться и поговорить, – требовательно заявила женщина. – Мне очень нужно с вами поговорить.
Татьяна растерялась. Она не ожидала такого напора и вообще не была готова к ситуации.
– О чем поговорить?
– Я хочу вам рассказать о своей беде. Вы так хорошо пишете, вы так разбираетесь в людях, я уверена, что вы мне поможете. Вы следователь, может, вы подскажете, что мне делать, я уж куда только не писала, к кому только не обращалась.
Татьяна в ужасе посмотрела на главного редактора, но тот ничем не мог ей помочь. Он просто не знал, что делать, такое случалось в первый раз.
– Извините меня, – сказала Татьяна, – но я вряд ли смогу вам помочь. Я сейчас не могу уделить вам время, я очень тороплюсь.
– Дайте мне ваш телефон, я вам позвоню, и вы мне назначите время, когда вам удобно. Пожалуйста, я очень вас прошу, мне так надо…
– Мне трудно будет найти время, – терпеливо ответила Татьяна, – я ведь целый день на работе, и отлучаться мне нельзя.
– А после работы? – не отставала женщина. – Я и вечером могу, и в субботу, и в воскресенье. Когда скажете.
– Вечером мне нужно идти домой, у меня семья и домашние заботы. Пожалуйста, не обижайтесь, постарайтесь меня понять.
– Я могу домой к вам прийти. Вы будете по хозяйству хлопотать, я вам даже помогу, и буду рассказывать. Пожалуйста…
– Извините, – твердо сказала Татьяна, которая наконец обрела присутствие духа, необходимое для решительного отказа, – но домой я никого не приглашаю. У меня тоже есть право на частную жизнь, и если у меня появляется свободная минута, я пишу книги. Не сердитесь на меня. Всего доброго.
Она с неожиданной для ее комплекции скоростью рванула через вестибюль к выходу, главный редактор едва поспевал за ней. Выскочив на улицу, Татьяна почти бегом помчалась к машине, забралась на заднее сиденье и только после этого перевела дух.
– Ну вы подумайте, – жалобно сказала она главреду, который тоже сел в машину следом за ней, – стояла и караулила меня. Идиотизм какой-то! И вечером она может, и в субботу, и в воскресенье! А я? Почему никого не интересует, чего я хочу и что могу? Наверное, у нее действительно беда, но почему я-то должна этим заниматься? Я – государственный служащий, мое рабочее время принадлежит не мне, а Министерству внутренних дел, никаких задушевных бесед я на службе вести не могу. Что остается? Личное время. Так оно же личное, у меня муж, дом, у меня престарелый отец, которого я навещаю преступно редко, у меня есть, между прочим, друзья, с которыми я почти не вижусь из-за своей вечной занятости и которые на меня обижаются, у меня книги, наконец, которые я пишу. И если у меня вдруг образуется несколько свободных часов, то я уж как-нибудь найду, на что их употребить. Вы считаете, что я не права? Мне нужно было остановиться и выслушать эту женщину?