Я умер вчера
Шрифт:
– А о чем я должна думать?
– О том, что завтра, когда ты будешь одна, в квартиру придут бандиты, которые прочитали в газете, сколько денег ты получаешь. Будут тебя пытать и истязать, чтобы ты сказала, где хранишь свои десятки тысяч долларов. И ты никогда в жизни им не объяснишь, что журналист, который это написал, – идиот. Они тебе все равно не поверят. А журналисту поверят. Еще Пушкин отмечал патологическое доверие русской души к печатному слову. Вот о чем ты должна думать, а не о каком-то там художнике с нарушениями психики.
– Дорогой, – вздохнула она, – что толку думать об этом?
Она осеклась. В метро. Да, вчерашняя тетка, которая орала на нее и обзывала. Теперь понятно, откуда в ее бессвязных истерических выкриках взялась цифра в пятьдесят тысяч долларов. Тоже, видно, «желтую прессу» почитывает. Прочитала и поверила. И другие поверят. Сколько их еще будет, таких теток в метро и на улице?
– И все-таки найди мне художника, – попросила она и добавила: – Пожалуйста, Стасов. Это важно для меня.
Ее душила бессильная злость. Господи, ну кому она на мозоль наступила? Что они к ней прицепились? И по телевидению выступила плохо, и гонорары бешеные гребет. Кому мешают ее книги? Что могло вызвать такую неистовую ненависть прессы?
Мелькнула предательская мысль, а не бросить ли совсем эту литературную деятельность? Родить ребенка, через несколько месяцев выйти на работу и продолжать жить, как живут все следователи. Расследовать преступления, составлять протоколы и обвинительные заключения, допрашивать свидетелей, потерпевших и подозреваемых, растить детей, заниматься хозяйством. Зачем ей нужна эта дурацкая литература, если из-за нее одни неприятности? Стасов прав, в любой момент в квартиру могут вломиться «отморозки», и она ничего не сможет им доказать. Вообще у этого журналиста хоть какие-нибудь мозги есть или они полностью отсутствуют? Ладно бы еще, если бы он написал про сверхвысокие доходы известного политика, у которого и так есть личная охрана и который один по улицам не ходит и в общественном транспорте не ездит. Но так подставить ее, женщину, которая не может себя защитить! Зачем? Неужели не понимал, что делает?
«Я могу себя защитить, – внезапно подумала она и улыбнулась. – Я могу. И я это сделаю. Главное – успеть».
Когда Стасов позвонил во второй раз, Татьяна снова была в хорошем расположении духа. Отогнав все тяжелые мысли, она сидела за компьютером и работала над очередной главой новой книги.
– Я нашел твоего Джорджоне, – весело сообщил муж. – И даже съездил к нему.
– И что он сказал? – нетерпеливо спросила она.
– Неувязочка вышла, госпожа следователь. Не ходил он к твоей колдунье, и слышать про нее не слышал, и знать не знает. И, по-моему, не врет.
– Не врет, – согласилась Татьяна. – Он ходил к другому специалисту.
– А ты откуда знаешь? – удивился Стасов.
– Я пока не знаю, а только догадываюсь. Он ходил к Готовчицу, да?
– Да ну тебя, Танюха, – огорченно сказал он. – Хотел кролика из шляпы вытащить, а ты помешала. Никакой радости с тобой. Слушай, Готовчиц – фамилия редкая. Он не муж ли той парламентской леди, которую убили недавно?
– Муж. С тобой,
– Ты мне обещала никуда не ездить, – строго напомнил он.
– Неправда, я обещала не ездить к Фролову. И не поеду. Все, Стасов, не буду тебя больше отвлекать, иди работать.
– Таня! Я тебя прошу, не выходи из дома одна. После этой статьи я за тебя боюсь.
– Перестань. Я же не могу запереть себя в четырех стенах. Не волнуйся, со мной ничего не случится. Счастливо!
Она быстро положила трубку, не ожидая ответной реплики мужа, потому что знала все, что он может ей сказать. И будет прав.
Не успела она отойти от телефона, как он снова зазвонил. Татьяна поняла, что это Стасов, и предусмотрительно не стала снимать трубку. Звонки шли один за другим, но она не обращала на них внимания. Выключила компьютер и стала одеваться. Когда телефон умолк, быстро набрала номер Каменской.
– Настюша, мне нужно срочно с тобой увидеться. Очень срочно.
– Мне сейчас отсюда не сорваться, – ответила Настя. – До вечера терпит?
– Нет. Это действительно срочно. Я могу приехать на Петровку.
– Давай, если тебе не трудно, – согласилась Настя. – Я буду на месте.
На этот раз Татьяна не стала рисковать и поймала «частника», который запросил на удивление скромную сумму, и уже через час она входила в здание на Петровке, 38. Настя сидела за столом среди вороха огромных листов со статистикой и готовила для Гордеева очередную ежемесячную аналитическую справку о состоянии дел с тяжкими насильственными преступлениями. В кабинете было накурено, и при виде Татьяны Настя тут же вскочила и распахнула настежь окно.
– Не замерзнешь? – заботливо спросила она. – Надо проветрить, тебе вредно дышать табачным дымом.
– Ничего, я привычная, – усмехнулась Татьяна. – Ты к Готовчицу в ближайшее время не собираешься?
– Собираюсь, – кивнула Настя. – Как раз сегодня. Он меня ждет к шести часам. Есть поручения?
– Скорее просьба. Помнишь, я тебе рассказывала про убийство колдуньи Инессы?
– Конечно. Среди ее клиентов была некто Лутова, а к Лутовой в гости захаживал мой фигурант Уланов. На этом мы с тобой и сомкнули ряды. Кстати, хочу тебе сообщить, что роман у Уланова вовсе не с Лутовой. Его пассия ждет ребенка, а Лутова, как ты мне говорила, вовсе не беременна.
– Что ж, можно констатировать, что ряды смыкаются плотнее, – заметила Татьяна. – Твой Готовчиц и моя колдунья в прошлом были любовниками.
– Да, ты говорила.
– Но это, как говорилось в одном известном кинофильме, еще не все. У меня есть сильные подозрения, что они поддерживали отношения до сих пор, то есть до гибели Инессы.
– Ну и что? – удивилась Настя. – Подумаешь, криминал. Адюльтер – дело обычное. Или там что-то еще?
– Там многое, Настюша. Готовчиц сказал мне, что у Инны Пашковой было невероятное чутье, позволяющее ей быстро добираться до болевых точек человеческой души. Она, по его словам, была психоаналитиком от бога, а не только по образованию. И вот представь себе, в записях Инессы я нахожу сведения о человеке, который у нее никогда не бывал, но зато посещал сеансы у Готовчица. Каково, а?