Я умею прыгать через лужи (сборник)
Шрифт:
Но когда кролик или кенгуру был пойман, мечты обрывались: меня занимала сама охота, преследование дичи, полное слияние моего существа с жизнью леса.
Я не представлял себе, что люди со здоровым телом могут чувствовать усталость. По моему глубокому убеждению, утомиться можно было только от передвижения на костылях — здоровым людям это чувство не должно быть знакомо. Ведь именно костыли мешали мне пробежать всю дорогу до школы без остановки; ведь только из-за них я чувствовал сердцебиение, взбираясь на холм, и такое сильное, что я должен был долго стоять, обхватив дерево, чтобы отдышаться, в то время как другие мальчики спокойно продолжали путь. Но я не испытывал злобы к своим костылям. Такого чувства у меня не было. Когда я мечтал, костыли переставали существовать, но я возвращался к ним без горечи.
В этот период приспособления оба мира, в которых я жил, были мне в равной мере приятны. Каждый из них по-своему побуждал меня стремиться в другой. Мир действительности ковал меня; в мире мечтаний я сам был кузнецом.
Глава 15
Фредди Хоук умел бегать, драться, лазать на деревья и стрелять из рогатки лучше всех ребят в школе. Он был чемпионом игры в камешки и мог закинуть картинку от папиросной коробки дальше, чем кто-либо. Это был спокойный, скромный мальчик, и я очень к нему привязался. Он собирал картинки от папиросных коробок, и ему не хватало только одной, чтобы иметь полный комплект серии «Оружие Британской империи».
Свою коллекцию он хранил в жестяной банке из-под табака; каждый день он раз или два вынимал всю пачку, слюнил большой палец и пересчитывал картинки, а я, затаив дыхание, следил за ним. Их всегда оказывалось сорок девять.
Мне хотелось раздобыть для него единственную недостающую картинку, и к каждому встречному я обращался с вопросом: «Нет ли у вас картинок от папиросной коробки, мистер?» — но все безрезультатно.
Я уже пришел было к заключению, что это самая редкая картинка в мире, когда проезжавший мимо наших ворот всадник, к которому я обратился с неизменным вопросом, вынул ее из кармана и дал мне.
Я не мог поверить своим глазам. Несколько раз я взглянул на номер — тридцать семь, а Фредди недоставало как раз этого номера.
На следующий день я с нетерпением ожидал появления Фредди, и, когда он показался на дороге, я принялся выкрикивать свою приятную новость, хотя нас разделяло еще не меньше четверти мили. Когда он приблизился настолько, что мог услышать меня, он побежал со всех ног, и через минуту я вручил ему картинку.
В величайшем возбуждении я тут же рассказал ему, как было дело.
Мне ее дал парень на лошади. Он мне говорит: «Ты что собираешь?», а я ему говорю: «Оружие Британской империи». А он говорит: «Кажется, у меня одна такая картинка есть». Теперь у тебя полный комплект.
Фредди посмотрел на картинку, перевернул ее и взглянул на номер. Он прочитал описание изображенного на ней оружия и сказал:
— Ей-ей, это как раз то, что мне нужно.
Затем Фредди извлек из кармана свою банку от табака и открыл ее. Он вложил новую картинку в колоду на соответствующее по номеру место, постучал колодой о столб, чтобы подровнять ее, смочил палец и принялся медленно пересчитывать картинки, называя вслух каждый номер, который я повторял за ним.
Когда он коснулся последней, я с торжеством воскликнул:
— Пятьдесят!
— Похоже, что так, — заметил Фредди.
Он снова подровнял колоду о столб и пересчитал ее, начиная с конца.
— Теперь у тебя полный комплект, Фредди, — радостно сказал я, — и все высшего класса.
— Да, — сказал он. — Подумать только, полная колода, черт возьми, полная!
Он положил картинки в банку и держал ее в руке, улыбаясь.
Вдруг он сунул банку мне со словами:
— На, возьми, я собирал их для тебя…
Фредди, поглощенный игрой в камешки на картинки от папиросных коробок или верчением волчка, редко играл со мной в школе.
Я считался плохим игроком и всегда проигрывал камешки. У Фредди был особый, так называемый «молочный» камешек, стоивший целый шиллинг, и он давал его мне, чтобы я сыграл в «камешки кверху». Каждый из участников игры ставил по одному «молочному» камешку, но лишь лучшие игроки позволяли себе рискнуть таким ценным камнем.
Разумеется, я каждый раз проигрывал и то и дело жаловался Фредди:
— Я его снова проиграл, Фредди.
— Кому? — спрашивал он.
— Билли Робертсону.
— Хорошо, — говорил Фредди, отыгрывал камешек, давал его мне со словами: «На, бери» — и снова возвращался к прерванной игре.
Стоило мне повздорить с кем-нибудь из мальчиков, он тотчас же подходил и прислушивался, постукивая ногой о гравий. Как-то раз Стив Макинтайр пригрозил треснуть меня по спине, на что я ответил:
— Попробуй только — от тебя мокрое место останется.
Стив ринулся на меня. Фредди, все слышавший, сказал Стиву:
— Кто тронет этого парня, будет иметь дело со мной.
Стив после этого раздумал драться, но, когда мы возвратились в класс, сказал:
— После школы я с тобой расправлюсь, вот увидишь!
Я размахнулся костылем и ударил его по ноге; после этого ребята разделились на партии: одни говорили, что надо бы сбить форс с меня, другие — со Стива.
Моя ссора со Стивом вспыхнула, когда мы толпились у квадратного железного бака с питьевой водой. К крану была привязана ржавая жестяная кружка, а под краном в углублении, которое вытоптали ребята своими ботинками, скопилась пролитая вода. Те, кто хотел напиться, топтались в этой грязной луже, словно коровы у водопоя.
Летом, когда мы играли во дворе, у бака всегда была свалка, мальчики и девочки толкали и тузили друг друга, вырывая полупустую кружку из рук у пьющего, чтобы опрокинуть ее себе в рот, а в это время к ней уже тянулись десятка два новых претендентов. Кружка переходила из рук в руки.
Эта возня сопровождалась криком и шумом; счастливца, пившего из кружки, тормошили со всех сторон, взывали к его совести, угрожали, напоминали о забытых обязательствах.
— Послушай, Билл, я здесь, давай кружку… Помнишь, я одолжил тебе свою битку, Джим, я за тобой… Эй, Джим, за тобой я! В кружке хватит на нас обоих… Убирайтесь с дороги!.. Чего ты толкаешься… Я пришел первым… Я за тобой… Проваливай к чертям!..