Я успею, ребята!
Шрифт:
— Сейчас запрыгаешь, точно, парни?
Ляшин меня вперед пихнул.
— Отвали. Иди, Кухтин, куда шел.
Я к подоконнику пристроился, пластинки в сумке перекладываю, чтобы нести удобней было, а из класса народ уже вовсю пошел. Пока я с сумкой возился, в коридоре стало тихо. Поворачиваюсь — Ваньчик в дверях стоит. Ляшин ногой, как шлагбаумом, в дверь перед ним уперся, а эти двое из десятого со смеху помирают. Ляшин на своих оглянулся, ногу опустил.
— Ты, мальчик, зачем товарищей подводишь?
Вот так. Схлопотал, значит, Ляшин свою пару по физике. Ваньчик оглянулся. Не было, кроме нас, в пустом коридоре никого.
— Ну чего таращишься, Иваницкий? Физика своего ищешь? Вместе пошли поищем.
Я с пластинками стою, а они по коридору уходят. Ваньчик в самом конце обернулся.
— Слышь, Кухтин, ты сумку свою крепче держи, упадет.
Дверь на первом этаже хлопнула. Все.
Ну кому тут объяснишь.
Сумка с пластинками болталась и почти задевала ступеньки. Я подхватил ее двумя руками. Теперь ещё поскользнуться… Один этаж, другой…
Я не знал, где искать Бориса Николаевича, кабинет был закрыт. Запертая дверь гремела, я тряс ее, тряс.
— Что шумишь, Кухтин?
Он незаметно подошел, цепко меня за плечо взял.
— Ваньчик там, Ваньчик?
— Да оставь ты ее. Где Ваньчик, что?
— Ну поругался со мной, на меня обиделся. Борис Николаевич, он вас послушается. Позовите его, Борис Николаевич!
ещё немного — я бы все ему рассказал.
Физик пошел вниз по лестнице, потом оглянулся на меня и стал прыгать через две ступеньки сразу.
Когда я вышел из школы, на крыльце никого не было, я остановился на минутку, но они, видно, ушли в самую глубину двора, и я ничего не расслышал, только трамвай постукивал за углом и малыш в красном пальто гремел велосипедным звонком. Я бежал на остановку, перехватывал неудобную сумку, а он все тренькал и тренькал у меня за спиной.
Юра, наверное, адрес этого Виталика наизусть выучил. Мы стояли на трамвайной площадке, а он бумажку с адресом перед собой остановки три держал. То на нее посмотрит, то в окно… Проехать боялся, что ли? Потом говорит:
— Ладно, далеко ещё.
Сумку к стене коленом прижал, чтобы не болталась.
— Знаешь, Витек, мы с тобой теперь перерыв сделаем. Ну, после Виталика. Мама из больницы выйдет — в гости к нам придешь. Съездим куда-нибудь в воскресенье. Точно? С Ваньчиком твоим съездим, а?
Минут сорок мы в трамвае тряслись. Юра остановку узнал, заторопился. Из трамвая выскочили — он говорит:
— Давай сумку, устал ведь. Да не бойся ты, не уроню.
Я и без сумки за ним еле поспеваю, а Юра ещё торопит:
— Давай, Витек, давай!
И головой по сторонам крутит. Там впереди дом в лесах был, мы за него повернули. Юра остановился, смотрит вперед и говорит почему-то шепотом:
— Слушай, Витек, ну чего тебе к Виталику тащиться? Время у меня сегодня есть, что мы там вдвоем делать будем? Проводил ты меня, и хватит. ещё к физику своему успеешь.
Как он про Бориса сказал, я сразу Ваньчика вспомнил. Слушаю Юру и стою. Молчу и все.
— Ну что ты молчишь? Я ж тебя по-человечески прошу.
А сам не на меня, а опять вперед смотрит. Я поглядел туда — никого. Одна серая «Победа» у тротуара стоит. Он подождал немного, подумал.
— Ладно, может, обойдется. Пошли, Витек. Тут двором хороший кусок срезать можно. Мне Виталик объяснял. Из подворотни угол его дома виден.
Наверное, в доме начинался капитальный ремонт и жильцов уже выселили. Дверь в квартиру под дворовой аркой была приоткрыта, и бочка, вымазанная белым, стояла рядом. Я хотел крикнуть Юре, чтобы он не махал сумкой — она у него как маятник качалась, — и тут из квартиры они вышли. Я сначала ничего такого и не подумал — ну вышли и вышли. Я бы, может, и сам в эту квартиру зашел, если бы не торопились. Интересно же.
— Пришли, отцы?
Они даже рук из карманов не вынули. Гудок с Толиком стояли перед Юрой, другие двое сзади.
— Ну чего, Юрик, накапал кто-то Психу про твою самодеятельность. Псих велел тебе премию организовать.
— Сам же ты договаривался. — Юра смотрел прямо на Толика. — Сам же на Виталика вывел. И этот козел с наушниками.
— А про это ты забыл.
И вдруг два раза сильно и быстро Толик ударил Юру в лицо. Я успел дать с размаху кулаком по чей-то спине и ткнулся головой в стенку. Руку мне вывернули так, что я согнулся пополам и, кроме пары ног в джинсах, ничего сзади не видел. Рядом возились, топали.
— Пусти, рожа, никуда я не денусь! Слышишь?
— По-тихому надо, по-тихому. Ты отдаешь Психу место, где диски взял, а Псих тебя опять любит. Он сейчас сюда придет, и ты ему все скажешь. Ты не скажешь — Псих его вот колоть будет.
— Шестерка он, не знает он ничего. Совсем я дурной, что ли?
— Ты это Психу сейчас расскажешь.
— Врешь, я сначала про Виталика расскажу и про наушники, которые этот дурень крал. Годится?
— Ну ты… Говори чего хочешь.
— Парня отпусти.
— Толик, Толик… — Тот, который держал меня, засуетился, задергался. — Псих из машины вышел.
Он вдруг резко выпрямил меня и швырнул в приоткрытую дверь.
Сначала было только темно, больно стало потом. Я отнял лицо от стены и сдвинул шапку. Кусок плинтуса не давал двери закрыться до конца. Чья-то спина была видна мне сквозь щель.
— Дай, Юра, адрес.
Спокойно просил, очень спокойно.
— Ты, Псих, этим адресом подавишься!
Я даже удар слышал. Спина отодвинулась. Юра сидел на асфальте. Гудок подхватил сумку, передал кому-то.