Я вижу тебя

Дорн Линн Ван

Олдридж: Я сгораю на солнце.

Мигель: Представь, что ты еще и солнцезащитным кремом намазался. Под твоим задом не ковер, а песок. Ты даже слышишь крики чаек и торговцев. В одной руке у тебя холодное пиво.

Олдридж: Терпеть не могу пиво.

Мигель: Серьезно? О, ну ладно, любой твой любимый напиток. Может тогда виски с кокосовой водой?

Олдридж: Даже на слух ужасно звучит.

Мигель: На самом деле, вкусно. Может тогда что-то с

ромом?

Олдридж: Можно.

Мигель: Круто! Теперь мои руки опускаются на твою спину, хочу убедиться, что ты намазался везде. Скольжу руками дальше. Накрываю твою грудь и соски. Спускаюсь к животу. А потом под резинку плавок.

Олдридж: Я не ношу плавки.

Мигель: В моей фантазии носишь. Обхватываю твои яички, а потом ласкаю член. Ты возбуждаешься, papi?

Олдридж: Да.

Мигель: Трогаешь себя?

Олдридж: Да.

Мигель: Это моя рука. Я хочу, чтоб ты чувствовал мои прикосновения. Скажи, когда будешь кончать.

Олдридж: Блять.

Мигель: Кончил?

Олдридж: Да. Всю руку залил. И телефон.

Мигель: Стоило того. Посмотри, что ты со мной сделал [изображение]. Посмотри, как сильно я возбужден.

Олдридж: Господи. Мне нужно в душ.

Мигель: Хорошо. Пойду, поплаваю.

***

Вторник, 24 декабря.

Ванная комната в Holiday Inn.

Город Понсе, Пуэрто-Рико.

Мигель: Может по FaceTime поговорим?

Олдридж: Нет.

Мигель: Ну, пожалуйста?

Олдридж: Нет.

Мигель: Почему?

Мигель, конечно, догадывался почему. Олдридж ненавидел, когда его снимали на камеру. И хуже того, ненавидел видеть себя в камере. Но Мигелю бы понравилось. Даже если бы док узнал, что он прячется в ванной общего с братом номера, закрыв за собой дверь, пока сам брат — Мигель очень надеялся — крепко спал.

Олдридж: Потому что я лучше проведу лекцию в аудитории полной голодных пираний, чем стану разговаривать по FaceTime.

«Он озвучил причину!» — подумал Мигель.

Мигель: Могу я хотя бы позвонить? Без видео. Только поговорить. Подольше.

Последовала многозначительная пауза.

Олдридж: Хорошо. Я не против.

«Да!»

Мигель

нажал на кнопку вызова и стал слушать гудки. Олдридж ответил на восьмом.

— Алло? — произнес Олдридж с вопросительной интонацией. У Мигеля от его голоса дрожь по спине прокатилась.

— Привет, papi. Я скучаю.

— Прошло всего четыре дня, — ответил резко и нетерпеливо Олдридж. Мигель немного поежился.

— Прости. Если ты устал, не буду тебя отвлекать. Поговорим позже.

Долгая пауза, и Олдридж произнес:

— Нет. Все нормально. Я просто...

«Капризничаешь? Хамишь? Что?»

Мигель не стал дожидаться, как Олдридж закончит предложение.

— Мы сегодня навещали abuelos . А еще я встретился с кучей двоюродных братьев и сестер, и со всеми t'ias и t'ios. Дядями и тетями, — поправился он. — С большей половиной здесь живущих родственников. Мы не обмениваемся подарками, потому что сбор вещей итак удовольствия не приносит, а еще и перевес и вся сопутствующая фигня. Но купили здесь подарки для детей. А t'ia Беатрис для всех нас связала шарфы, чтобы мы не мерзли в Чикаго.

— Здорово, — обходительно-вежливо ответил Олдридж.

— Что ты сегодня делал? — спросил Мигель. — Снег еще шел?

— Я практически ничем не занимался. И я уже говорил, что не отмечаю праздники, а ходить по торговому центру в канун Рождества — безумие. Я сварил суп. На улице холодно, но без осадков. Серое небо и кучи нерастаявшего грязного снега.

— Все нормально? — Мигелю тут же захотелось прикусить язык из-за своего вопроса. Он говорил, как собственная abuela.

— Я в порядке.

Мигель подыскивал правильные слова, но его определил вновь заговоривший Олдридж.

— Я помню единственное Рождество с родителями. До их смерти.

Мигель ободряюще промычал. Олдридж добровольно делился информацией о себе, и Мигель не собирался его чем-нибудь спугнуть.

— У нас была елка. Не помню, была ли она искусственной или настоящей, но отлично помню, какой большой она была. Или я был просто очень маленьким. Она была украшена цветными огоньками и игрушками. А под ней — очень много подарков. Я думал, что все они от Санты. В камине горел огонь. Мы жарили зефир.

— Это классно, — проговорил Мигель. — Очень классное воспоминание.

Олдридж глубоко вдохнул.

— Это было последнее наше Рождество. Я мало что запомнил о следующем, проведенным с тетей Гейл. Я большую часть года не помню. На следующее Рождество была елка. И подарки. Одежда, игрушки, которые я просил, и книги. Мне, наверное, тогда было лет пять, и я хотел только одного — читать. От Санты не было ни одного подарка. Гейл мне все объяснила. В тот день мне разрешили посмотреть столько мультиков, сколько я хочу. Не так здорово, как в то Рождество с родителями, но все же.