Я знал его
Шрифт:
Вот так. Его глаза снова были голубыми. Хорошо.
Она уселась на колени и её лицо оказалось с ним на одном уровне.
– Мама красивая?
– Мама красивая.
– Мама милая?
– Мама милая.
Она тепло улыбнулась и закрыла глаз. Теперь она могла улыбаться, потому что была красивой и милой. Она так упорно трудилась, чтобы быть красивой и милой. Чтобы люди смотрели на неё, а не на маленькие бездушные вещи.
Она взяла его за руки и подняла их, чтобы они были перпендикулярны телу.
Всё ещё маленький и мягкий. Совсем не твёрдый. Но больше никто не говорил, что она была красивой и милой, и засунуть что-нибудь внутрь неё было естественным и логичным для того, чтобы сделать эти слова реальными для неё. Но он не мог. Может, на этот раз это будет неважно.
– Пойдём, ангелочек.
Она взяла его пухлую маленькую руку в свою, тонкую, и повела в спальню. Его или её, она ещё не решила, и неожиданно к ней, словно озарение, пришло воспоминание: зверь тоже так делал. Держал за руку, чтобы отвести куда-то.
Аска остановилась и повернула голову. Она посмотрела вниз, на Рёдзи. Его походка была неуклюжей из-за спущенных штанов. Он смотрел вперёд, на ничто. Теперь она могла видеть на его лице шрамы, пустую левую глазницу, бинты на груди и руке, отсутствующий взгляд.
Она посмотрела на себя. На ней были тёмные брюки и грязная белая рубашка. Она продолжила смотреть вниз. Её свободная рука держала маленькую вещь с белой тряпичной кожей, спутанными шерстяными волосами и красными глазами-пуговицами, смотрящую на неё с пустой улыбкой на лице.
Её ноги парили в воздухе.
Аска отдёрнула руку от сына. Она вжалась в стену. Рёдзи не смотрел на неё. Она начала кричать.
В коридоре были агенты. Они забрали Рёдзи и прижали дергающуюся словно в огне Аску к полу.
Я не похожа на него, продолжала кричать она.
Она не была похожа на него. Он был зверем. Она была человеком. Она улыбалась и говорила и ела и спала и рожала и была красивой и милой. Она не была зверем. Она не была похожа на него.
Я не похожа на неё, продолжала кричать она.
Она не была похожа на неё. Она была мертва. Она была оболочкой. Она играла с маленькими вещами с красными глазами. Она не была мертва. Она не была мертва. Она не была похожа на неё.
Но она становилась похожа на неё. Это была его вина. Того зверя. Того убийцы, уничтожившего всё, даже мир. Он ранил её. Он заставил её умереть. Он сделал её послушной, трусливой и не собой. Она ненавидела его. Она ненавидела его. Она ненавидела его.
НЕНАВИЖУ ТЕБЯ
Потому что она знала, чем он был.
***
Мана проснулась. В первое мгновение между сном и явью она почти могла притвориться, что была в своей кровати, а не прикрыта грязной простынёй на холодном полу вонючей квартиры. Она почти могла притвориться, что вчерашние события были какой-то больной фантазией или кошмаром.
Но сознание беспощадно завладело ей и зрение подтвердило, что она действительно была в той же пыльной пустой комнате, в которую её вчера затолкали культисты, и тело её по-прежнему ощущало тяжёлую слабость из-за эффектов газа и утомления.
Но, по крайней мере, она была одна. Ни один жуткий фанатик не наблюдал за тем, как она спала, или пускал слюни на её лежащую фигуру. Учитывая особенности психики её похитителей, она одновременно ожидала и боялась этого. Они совершенно не казались ей здоровыми людьми в отношении женщин. Особенно если Айда был их лидером.
Она перевернулась и начала гадать, у кого надо вымаливать зубную щётку и душ. Она вдохнула. И дезодорант. Она пропиталась вчерашним потом. Она села, пытаясь избавиться от кислой липкости во рту, и провела рукой по спутавшимся волосам.
А ведь прошёл только день, напомнила она себе. Какой поганый день.
Открылась дверь. Мана обернулась, смотря через плечо. Ей пришлось закрыть глаза из-за яркого света в коридоре. Она прищурила их и увидела, как в квартиру вошёл мужчина и закрыл за собой дверь. Он не запер её.
– Доброе утро, - сказал Кенске, не смотря на неё. Мана не ответила.
Он вошёл в её комнату и положил рядом с ней небольшой пакет. Когда она не шевельнулась даже чтобы взглянуть на его содержимое, он слегка вздохнул, как разочарованный школьник, ждущий конца учебного дня.
– Там зубная щётка, немного еды, воды, вещи, которые могут тебе пригодиться, - сказал он.
– Используй их, не используй, всё равно. Душ тут не работает, поэтому придётся немного потерпеть, хорошо?
Мана не ответила. Она собрала простыню вокруг себя, как щит. Губы Кенске дёрнулись, то ли из-за сожаления, то ли из-за жалости. Он прошёл к дальней стене и открыл шторы. На улице всё ещё было темно.
– Я не делаю это, - он сказал "это", явно имея в виду вчерашний день, может быть, и всю его предыдущую жизнь, - потому что хочу, чтобы кто-то страдал. Я просто хочу помочь ему. И это всё, что я могу сделать.
Она смотрела на него, но вскоре её глаза опустились в поисках оружия. Она увидела пистолет в его переднем кармане. Его рука лениво болталась на рукояти. Он увидел её, когда повернулся, и почти улыбнулся.
– Послушайте, я не хотел вас убивать. Просто я взбесился. Это просто из-за шока встречи с ним, и мысль о том, что вы можете убить меня до того, как я поговорю с ним... Я не думал. Это был минутный порыв. Но другой...
Он остановился, чтобы позволить ей сказать что-нибудь. Она промолчала.