Я знал его
Шрифт:
– Голубой спектр?
– шепотом повторила Мана.
– Опять же. я не знаю подробностей. Но знаю, что это было после Токио-2. Вот и всё. Поэтому они стали держать его подальше от больших шишек и их игрушек. То же самое с Аской и прочими людьми из NERV. Будто все они были каким-то образом опасны, или он мог узнать, как с ними обращались и сделать что-то. Часть меня не может их винить. Военные всегда ссались в штаны из-за любого, что было связано с Евами.
– Голубой спектр, - вновь прошептала она.
– Ага. Видимо, какой-то остаточный след от Евы или всего
"Его попытка самоубийства, - мгновенно поняла Мана.
– Господи Боже. Значит ли это, что..."
– Даже если они так говорят...
– Кенске решительно покачал головой.
– Нет. Я не верю в это. Он мог немного измениться, это естественно, что он не будет точно таким же, как тогда, но говорить, что он был "другим человеком"... чушь. Ничто не могло заставить его преобразиться так.
"Он не знает, - поняла она.
– Он не знает об его попытке самоубийства или безумии. Или.. может быть, не хочет знать".
– Ничто не могло заставить его преобразиться, - повторил Кенске. Он повернулся к ней.
– Кого вы увидели во время Удара?
– внезапно спросил он.
– Что?
– она в замешательстве отвела взгляд. Об этом не разговаривали. Если у тебя был выбор.
– Я не знаю, о чём вы.
– Вам не надо говорить мне. Ничего страшного, - он неожиданно начал улыбаться.
– После того, как это произошло, когда я вернулся, я думал, что должен был увидеть мою мать. Или дедушку, который умер, когда я был маленьким. Хех, я даже думал, что должен был увидеть Кацураги. Но я увидел его. Перед смертью я увидел Синдзи.
Мана молчала. Это должно было удивить её? Он пытался выбить её из колеи, рассказав ей кучу информации, чтобы удержать контроль за ситуацией? Или, может, он выдумал это, пытаясь заставить себя и всех остальных верить, что он искренне заботился о Синдзи? Кто-нибудь вообще искренне заботился о Синдзи? Хоть когда-нибудь? Вся его жизнь была лишь инструментом других для осуществления их целей и желаний. Это заставило его ощущать себя как нечто, меньшее, чем человек. Нечто, единственным желанием которого стала смерть.
Кого он увидел, когда умер?
– Я провёл расследование на эту тему, - продолжил Кенске.
– Уверен, и вы тоже. Большинство говорит, что видели любимого человека или того, с кем им было комфортней всего. Немногие даже говорят, что видели девушку в школьной форме. Я всегда думал, что она была странностью... некоторые говорят, что не могут вспомнить, или не хотят. Да, это тяжело, по сути, это как вспоминать последнее увиденное перед смертью. Но я никогда не забывал, - он усмехнулся.
– Даже если не говорил вам.
– Почему сейчас говорите?
– она сверлила его усталым взглядом.
– Я не ваш личный диктофон. Я не священник, который пассивно выслушает вас и отпустит все грехи. У меня не появится неожиданное сочувствие к вам.
Не к нему. Но получать знания никогда не было лишним. Теперь она понимала Кенске, его мотивацию и причины. Она наконец почти могла понять, почему он делал это. И... даже если Синдзи был опасен... он не был монстром. Он был человеком.
Но просто говорить, что он опасен, было полуправдой. Хотя знания, которыми он владел, были опасны, сам Синдзи, как человек, не мог быть таким. Он не ранил людей нарочно. Это ему не подходило. Не могло.
– Я знаю, что мы не будем друзьями, - сказал ей Кенске с насмешливой искоркой в глазах.
– И я знаю, что я не самый лучший человек на свете. Но я не какой-то бешеный террорист или безумец, жаждущий конца света. Всё, что я делал, было для того, чтобы воплотить это мгновение в жизнь. Не с вами, а с ним.
Он, видимо, любит его, поняла Мана. В сексуальном или братском, или каком-то другом смысле, смешивающим эти два. Всё, что он делал...
Дверь открылась без стука. В комнату вошёл устало выглядящий человек. Тёмные волосы падали на тёмные глаза.
– Кенске. Нам надо ехать, сейчас же.
Он вздохнул, но это звучало так, будто он того ожидал.
– Хорошо. Давайте уходить отсюда, - в его голосе не было ни капли волнения. Он встал и протянул руку Мане. Она поднялась самостоятельно и посмотрела на него тяжёлым взглядом.
– Чего вы хотите?
– спросила она. Она знала, что это не могло длиться вечно. Эти прыжки из одной дыры в другую. Было неясно, спланировал ли он что-то так далеко наперёд после спасательной операции. Даже если и да, он сражался в битве, которую не мог выиграть.
– Чего вы действительно хотите добиться всем этим?
Во взгляде Кенске была доброта, увидеть которую она никак не ожидала. Он тепло улыбнулся.
– Я хочу, чтобы он был свободен.
Как все остальные
Быть свободным
Принимать свои собственные решения
Быть счастливым
Быть с
Быть свободным.
***
Они выехали на рассвете. Солнце было блестящей алой дымкой между зданий на горизонте; облака и кровь вторгались в его сияние подобно руке, окружающей огонь свечи.
Кенске усадил их обоих в грузовое отделение того же самого фургона, не имея времени найти другую машину, чтобы разделить их. Он не надел на них наручники. Но окна были занавешены, а двери закрыты.
Фургон рычал и урчал, грохотал и трясся на дороге. Порой они могли услышать другие машины, но было ещё очень рано и на их пути нормальные люди с нормальными жизнями не попадались.
Мана не могла смотреть на него. Она всё ещё обдумывала слова Кенске. Действительно казалось, что он любил Синдзи. Любовью странной, нездоровой, одержимой, но настоящей. Именно она заставила его провести эту спасательную операцию и Мана начала думать, что это, может, была не такая уж плохая идея. Если Синдзи, нарочно или нет, был причиной взрыва в Токио-2, то давать кому угодно доступ к нему было рискованно. Или, скорее, любому с желанием воспользоваться им.