Я знал его
Шрифт:
– Люди, которые, как вы можете сказать, "наняли" меня, дали мне ресурсы и знания для спасения Синдзи. И взамен они хотели моего содействия. Список контактов, мест встречи, имён, дат, такие вот вещи. До сих пор не знаю, зачем им это надо было.
Но потом, прямо перед операцией, они попросили меня отдать им Синдзи на блюдечке с голубой каёмочкой. И я сказал "нет". Не вслух, но я поклялся, что больше никому не позволю пользоваться им. На самом деле, я собрал команду для чего-то такого даже до того, как разобрался с деталями спасения. Полагаю, что доверие нынче вышло из моды. Если бы я мог избежать насилия, я бы так и сделал. Но я могу всё контролировать, понимаете?
–
– наконец спросила она.
– В чём истинная причина?
– Потому что, - ответил Кенске, посмотрев на неё секунду, - он вам нравится, да?
Мана отпрянула.
– Нравится, - продолжил он. Его голос был очень мягким, ни капли насмешки или обвинения. Он как будто понимал её.
– Даже хотя вы служите в армии и должны выкрасть у него информацию. Он вам нравится. Я вижу, - выражение его глаз тоже смягчилось.
– Сначала я взял вас потому что хотел узнать, сколько знают военные, что они с ним делали. Но сейчас... причина, по которой я не убил вас, по которой я всё ещё держу здесь... Синдзи бы расстроился, если бы вы погибли или исчезли.
Он остановился, споря о чём-то с самим собой. Он хотел озвучить это, но не стал. Наконец он пожал плечами и сел на грязный пол перед ней. Пистолет смотрел на неё.
– Синдзи... всю его жизнь никто не чувствовал к нему настоящей привязанности. Я уверен, что вы знаете это. Все его "друзья" в Токио-3 и не взглянули бы на него во второй раз, не будь он пилотом. Они могут сколько угодно врать себе, говорить, что он стал частью их жизней, их семей, но это лишь ложь для облегчения совести. Потому что если они примут правду, что они использовали его для защиты своих неблагодарных задниц, одновременно с этим убивая других людей, то больше не смогут смотреть на себя в зеркало.
Даже я, - сказал он.
– Не знай я, что он управлял Евой, я избегал бы его как чумы. Я ненавидел унылых людей. Людей, у которых нет чувства юмора, или которые не могут расслабиться и хотя бы притворяться, что всё в порядке. Мир слишком ужасен, чтобы всё время фокусироваться на этом. Иногда людям надо забывать. Иногда мы в этом нуждаемся. Синдзи мог делать вид, но он никогда не переставал думать об этом. Он никогда не мог расслабиться.
После произошедшего с Тодзи я потерял все контакты с Синдзи. Я позвонил ему раз, когда узнал, что он уезжал. Но в действительности я хотел спросить, был ли у меня теперь шанс стать пилотом. Нас разъединили: NERV, видимо. Я больше никогда не говорил с ним снова. Я не мог решить, был ли я счастлив, или зол, или печален из-за того, что он исчез из моей жизни. Поэтому я пытался ничего не чувствовать. Так было легче. Я знал, что он как-то причастен к случаю с Тодзи, но точно не знал. Я честно не думал, что в нём это было. Нарочно поранить другого человека. Это просто не подходит к нему.
Кенске улыбнулся с жалостью к себе.
– Я так и не навестил Тодзи в больнице. Часть меня ненавидела его. За то, что стал пилотом, за ранение... не знаю. Вся эта ситуация была дерьмовой. А мне некого было винить. Я хотел винить Синдзи. Очень хотел.
Но потом случился Удар и после возвращения я посмотрел на мир и подумал, хотел ли этого Синдзи всё то время. Место, совпадающее с его взглядом на жизнь. Ад или пустошь. Какое-то наказание за жизнь. Некоторое время я думал, что человечество получило именно то, чего заслуживало. Может быть, подумал я, Синдзи наказывал не только себя, но и всех остальных тоже.
Но даже если это было его взглядом на истинную природу существования, даже если он думал, что сам должен жить так, Синдзи сражался. Снова и снова. Он никогда не останавливался. Даже хотя он ненавидел столь многое и столь многих, он никогда не останавливался. Он не хотел этого для всех. Он сражался, потому что хотел, чтобы мир продолжался, чтобы люди жили. Этот, - он указал на комнату, - этот мир... он, должно быть, думал, что заслужил это. Он никогда не хотел ранить кого-то ещё.
Потом меня нашли военные и начали допрашивать о Токио-3 и пилотах. Словно у меня были все секреты, которых они хотели. Поначалу это немного льстило, я думал, что помогал изменить ситуацию. Но до меня быстро дошло, что они спрашивали меня не для помощи остальным. Они хотели информации лишь для того, чтобы завладеть силой и вновь ранить людей. Я знал, что Синдзи бы этого не хотел.
Тогда-то я и понял, кем он был. Он был героем. Он защищал наши шкуры и образ жизни, забыв о своих чувствах. Пусть даже и не хотел этого. Вот так поступают герои. Он сражался и боролся ради всеобщего блага, даже если ему из-за этого было больно. Вот что делал Синдзи.
Кенске вздохнул, потом провёл кончиком языка по задней стороне его верхних зубов. Он покачал головой.
– Он не идеален. Я знаю это. Но никто не идеален. Он человек. Но он отличается от остальных. Он не погружён в себя. Ему не нужны поздравления или похвала за то, что он сделал. Он не делает что-то только для того, что бы его восхваляли, как все остальные. Он даже не делает что-то потому что это правильно. Нет. Он делает всё, что делает, потому что думает, что мы этого хотим. Это... это героизм. Он всегда ставил себя на задний план.
Он вновь покачал головой. Он вновь почти улыбнулся.
– Вы хоть знаете, почему его держали в отдельном доме, а не военной базе? Они боялись его. Того, что он может сделать. Или того, что он мог сделать, если они опять его разозлят. После трагедии в Токио-2 никто не хочет рисковать.
– Что?..
– спросила Мана.
– Вы не знаете? Правда не знаете?
– Кенске усмехнулся.
– Армия или ООН, сами угадайте, нашли ещё одну Еву, построенную перед Ударом. Я всё ещё не знаю, откуда они достали её, но очевидно почему. Они хотели силы. Силы, которую может дать только Ева. Чтобы они могли править всеми остальными странами. Контролировать весь мир, как NERV во время войны.
Тогда у них были и Аска и Синдзи. Они решили сначала засунуть туда Синдзи, потому что я слышал, что Аска совершенно спятила. Так что они засунули его внутрь. И потом... он, должно быть, увидел что-то, или сделал что-то, или они сделали что-то... Ева взорвалась, уничтожив весь город.
Глаза Маны сузились из-за злости. Вот что уничтожило Токио-2? Почему никто не сказал ей?
– Прямо перед взрывом было засечено АТ-поле, - сказал Кенске.
– Оно спасло его. Не знаю, уцелела ли Ева, но знаю, что Синдзи никогда не хотел этого. Никогда. Его заставили, как и всегда. Это не его вина.
Послушайте, да, я знаю, что порой он злился, но блин. Вы бы не злились? И к тому же, его гнев был направлен только на Ангелов. И никогда на людей. Никогда. Он знал, как выбирать врагов. И он никогда не видел никого как настоящего врага.
Так вот, причина, по которой они держали его там, в этой тюрьме, и больше ничего не делали с ним после того взрыва... чёрт, вы и впрямь не знаете?
– Я... нет, - признала она.
– Хорошо, - сказал Кенске. Он наклонился к ней, словно ребёнок, готовый поделиться большой тайной.
– Я не знаю подробностей, или времени, когда это произошло, но однажды, когда он был в том доме, они засекли голубой спектр.