Ябеда
Шрифт:
Затравленным зверьком озираюсь по сторонам, но берег озера всё так же пуст и одинок. Хочу отыскать брошенную балетку и не испытывать судьбу — вернуться домой, как вдруг небо разрывает яркая вспышка молнии, а после начинает лить дождь как из ведра.
Мой тонкий сарафан тут же вымокает до последней нитки и бесстыдно липнет к телу. Волосы путаются, сырыми дорожками обрамляя испуганное лицо. Я понимаю, что должна бежать не раздумывая, не оставляя непогоде шанса окончательно испоганить этот день. Но дождь настолько сильный, что я с трудом различаю направление, а потому бреду наугад. Прикрываю лицо руками и не вижу ничего дальше собственного носа —
— Вот так встреча, Та-ся! — произносит мужской голос, растягивая слова. Стараюсь унять дрожь, боязливо задираю голову, хотя и так знаю, кого увижу перед собой.
В сорочке цвета засохшей травы с расстёгнутыми верхними пуговицами и с раскрытым над головой зонтом на меня насмешливо смотрит Ар.
Первое желание — сделать шаг назад, широкий такой, просто огромный. И плевать на дождь и сверкающие молнии. Стоять рядом с Турчиным куда опаснее…Но даже дёрнуться не успеваю, как его ладонь обжигает мою спину.
— Не дури, Тася! — предостерегающе цедит он сквозь зубы и небрежно привлекает к себе моё тщедушное тельце. С кривой ухмылкой разглядывает мой трясущийся подбородок и, совершенно не стесняясь, спускается ниже. Блудливым взором собирает капельки дождя с моих обнажённых ключиц и хмыкает, когда тонкая бретелька сарафана бессовестно спадает с продрогшего плеча.
Ещё никогда я не чувствовала себя настолько грязной и беспомощной, как сейчас. От осознания, что этот урод может сделать со мной всё что угодно, от понимания, что никто не услышит, не увидит, не спасёт, мне становится дурно, и к горлу подкатывает тошнота.
— Чего тебе надо? — хриплю, как заядлый курильщик, да и дышу не лучше. Меня не покидает ощущение, что кто-то выкачал из мира весь воздух: сколько ни хватай ртом кислород, всё мало…
— Мне? — усмехается Турчин. — Это ты влетела в мой мир без спроса — заметь, не в первый раз.
— Тогда позволь мне уйти! — Я снова дёргаюсь в надежде убежать, но Ар лишь качает головой.
— Ника не простит, если я отпущу тебя под дождь.
Так и хочется закричать: а простит ли Ника его похотливые взгляды и неприличную близость наших тел? Но вовремя закрываю рот на замок.
— Как продвигаются поиски родимого пятна на теле местного психа? — Арик внезапно теряет ко мне всякий интерес и, засунув руку в карман брюк, переводит взгляд к озеру.
Вот он, мой шанс на побег, но я снова его упускаю, точнее, хватаюсь за возможность утолить своё любопытство.
— Крылья бабочки на левой ягодице, — чеканю как солдат на плацу. — Рядом с огромным шрамом, — добавляю чуть осторожнее. — Откуда он? — спрашиваю тихо, но Арик всё слышит.
— А ты не такая уж и трусиха, Тася! — веселится подонок. — Кто рассказал? Или сама ворвалась в душ к Савицкому?
— Ответ за ответ, Ар! — прячу неуёмный страх за наигранной уверенностью.
— Шрам — результат его трусости.
— Спросила в лицо!
— Врёшь!
— Как и ты!
— Хочешь узнать, что произошло с Герой? — Турчин внезапно срывается с места и, позабыв обо мне, подходит к самой кромке воды.
— Да! — ору ему в спину, всем телом содрогаясь от хлёстких ударов дождя.
— Так узнай! — Он пожимает плечами, на миг обернувшись. — Считай, это твоё задание номер два.
— Так нечестно! — Мой жалобный вой утопает в раскате грома, но, кажется, успевает коснуться слуха Турчина.
— Нечестно?! — моментально вспыхивает он.
Его лицо кривится в гадливой усмешке, а взгляд наливается злобой. Резким движением Ар складывает зонт и возвращается ко мне. Он не замечает бури, не чувствует холода.
— Ты, Тася, вздумала учить меня честности? — брезгливо бросает, нависая надо мной грозовой тучей, и что-то мне подсказывает: раскат его грома я никогда не забуду.
— Начни с себя, маленькая лживая дрянь! — словами плюёт в лицо. — Даю тебе два дня!
Шум дождя сменяется нервным смехом Турчина. Смотрю, как его фигура медленно скрывается за непроглядной ливневой стеной, и утопаю в жалости к самой себе. Мне даже страшно представить глубину той пропасти, куда так рьяно раз за разом меня сталкивает Турчин…
К дому Мещеряковых я возвращаюсь в темноте, босая, насквозь промокшая и продрогшая. Дабы никого не повергнуть в шок своим внешним видом, как воровка, крадусь к запасному выходу, которым по обыкновению пользуется прислуга. По узким дорожкам миную вычурные клумбы и статуи, не к месту установленные скамейки и колючие кусты, но, когда выхожу на знакомую лужайку, где ещё утром отрабатывал приёмы Савицкий, замираю. Мокрые от дождя травинки мягкого газона щекочут пятки. Пронизывающий ветер вынуждает покрепче обхватить себя руками. Прислушиваюсь к тишине и с интересом смотрю в собственное окно, небольшое, тёмное, наглухо зашторенное. Здесь, снаружи, оно кажется таким близким и хорошо просматриваемым, что мне становится не по себе. Уверена, Гера с самого начала видел, как я подглядывала за ним. Конспиратор из меня вышел аховый!
Стыдливо кусаю губы и уже собираюсь продолжить путь, но внезапно в моём окне загорается свет, а за шторой вырисовывается мужской силуэт, статный, грозный. Сердце ухает в пятки, а дурацкое любопытство воздушным шариком раздувается до необъятных объёмов. Осторожно, вымеряя каждый шаг, подхожу ближе. Мне не терпится взглянуть на непрошеного гостя. Кто это — Мещеряков, Савицкий? В нашем доме иных мужчин нет. Но ни тому, ни другому нечего делать в моей спальне… наверно.
Но как бы близко я ни подбиралась к источнику света, рассмотреть визитёра не удаётся. И если поначалу мешает дурацкая штора, то стоит мне отыскать тонкую щель, как свет снова гаснет. Моё неуёмное желание докопаться до истины бьёт по нервам с адской силой, а потому, позабыв об осторожности, бегу в дом. На одном дыхании пролетаю тёмные коридоры и даже не зажмуриваюсь, проходя мимо бассейна. Но сколько бы я ни ускорялась, догнать незваного гостя так и не успеваю. Его следы растворяются в тишине служебного крыла дома, оставляя моё любопытство неутолённым.
Несколько раз пробежав по всем закоулкам и удостоверившись, что кроме меня здесь никого нет, я всё же захожу в комнату и сразу включаю свет. В моём маленьком царстве всё без изменений, и только серебристая балетка — та самая, которую я, как Золушка, обронила в спальне Геры, — аккуратно лежит у порога.
Сомнений не остаётся: это Савицкий нанёс мне ответный визит. Значит, успокоился, пришёл в себя! И сейчас (я судорожно смотрю на часы) наверняка ужинает вместе со всеми.
Не знаю, что на меня находит, но языки пламени пробуждают в душе желание идти напролом: перестать ждать чужой милости и сгибаться под весом людской неприязни, пойти против правил, нарушить запрет Мещерякова и заявиться на ужин.