Ябеда

Гордеева Алиса

— Бартер, значит? Я не против. Жить здесь — не такое большое удовольствие, если честно.

Вадим всё понимает. Молча кивает. О чём-то думает. А потом приоткрывает завесу тайны Савицкого.

— Гера — мой племянник, — начинает он неспешно (впрочем, нам некуда торопиться). — Его мать — моя младшая сестра… Марина. Георгий родился, когда та сама была ещё совсем девчонкой. Дурёха умудрилась залететь от какого-то безымянного придурка, любовь с которым длилась не более получаса в туалете элитного клуба. Маринка хотела сделать аборт, да и родители не возражали. Они и сейчас воспринимают Геру

в штыки, а тогда… Впрочем, не важно.

— Вы отговорили Марину от аборта?

— Я? — Мещеряков опять смеётся, словно я сморозила глупость. — Моё мнение для сестры никогда не имело значения. Она считала меня занудой, тупым жирдяем и всё в таком духе. Другое дело Сашка Савицкий — мой друг детства и тот человек, с которым я начинал строить свою нынешнюю империю. Он был идеальным во всём: красивый, как бог, весёлый, эрудированный, честный… Список его достоинств можно продолжать бесконечно. У Сани был только один недостаток: он лет с четырнадцати был влюблён в мою непутёвую сестру. Именно Савицкий тогда сумел отговорить Маринку от аборта. Понимал, что сделай она его, и детей у дуры может никогда не быть. А он так хотел, чтобы их было много!

— Я так понимаю, ваш друг усыновил Геру и женился на Марине?

— Да, всё верно. И первые года три они даже жили душа в душу, пока Марине снова не стало скучно. Ей надоело быть матерью, наскучило жить с одним и тем же мужчиной. Когда Гере исполнилось года два, она просто собрала вещи и вернулась домой.

— Вместе с сыном?

— Нет. Геру она оставила Сашке, а тот… Понимаешь, он за два года успел полюбить парня, как родного. Дал ему свою фамилию, да и вообще души не чаял в малыше. Гера рос в любви и достатке, но чем старше он становился, тем чаще начинал задавать вопросы.

— О маме? Как знакомо!

— Да, — скрипит Вадим и будто случайно касается моего плеча. — Забавно, но моё прошлое — это кладезь данных для работы психиатра… По крайней мере, только психическим отклонением я могу назвать свою любовь к твоей матери. Они были с Мариной как две капли воды — обе безбашенные, безответственные. Две эгоистки, до одури красивые, но зацикленные на себе. И, знаешь, я это понял, когда на пороге своего дома обнаружил Нику. Смешно, но до того момента я даже не подозревал, что у Лизы есть дети.

Слышать подобное о собственной матери, мягко говоря, больно. Наверно, поэтому непроизвольно шмыгаю носом, а Вадим замолкает.

— Прости, — произносит спустя вечность. — Ты сама искала правду.

— Всё нормально, — бурчу через силу. — Мне не привыкать. Что было дальше?

— А дальше мне пришла в голову, как тогда казалось, идеальная мысль. Я поставил перед собой цель возродить материнские чувства в обеих, для чего начал забирать к себе вас с Герой на всё лето и на Рождество. И, знаешь, твоя мать оказалась не безнадёжной. Когда тебе исполнилось пять, она даже пыталась забрать тебя к нам навсегда, как и Нику, но тут уже против выступил Сергей, твой отец.

— А Марина? Она приняла Геру?

— Нет. У моей сестры ген материнства оказался недоразвитым, сгнившим под корень.

— Что случилось потом? Почему отношение мамы ко мне так сильно изменилось? Всё дело в моём отце?

— Нет, Тася, нет. Твоя мама всегда тебя любила, да и сейчас любит не меньше.

— Тогда что?

— Гере в то Рождество было одиннадцать. Он, по традиции, приехал в конце декабря вместе с Сашей к нам в гости. У нас в тот год было шумно. — Воспоминания вызывают у Мещерякова добродушную улыбку. — Ты приехала, Турчин нам Арика с Милой оставил, а сам с женой свалил на Мальдивы — короче, детский сад в пределах одного дома. И если вы с Камиллой были тогда ещё совсем маленькими, то за Ариком и Герой нужен был глаз да глаз.

— Так, значит, это правда? Турчин и Савицкий были друзьями?

— Были, Тася, были. Как раз до того самого Рождества.

Улыбка моментально исчезает с лица отчима, а желание рассказывать дальше испаряется на глазах. Кусаю губы, не решаясь поторопить Вадима с продолжением: чувствую, что оно навряд ли придётся мне по душе.

— В тот день всё пошло наперекосяк с самого утра. — Вижу, как непросто даётся Мещерякову каждое слово. — Сначала Марина психанула и уехала в город, потом мальчишки подрались из-за какой-то ерунды, а Сашка в наказание отменил обещанную им вылазку на игру по хоккею. Я всё время вспоминаю события того дня… Если бы они уехали тогда на этот матч, ничего бы не случилось.

Вадим снова замолкает, а у меня по коже расходится нервный зуд — так не терпится понять, что же произошло.

— Знаешь… — Отчим гулко выдыхает и начинает монотонно биться головой о стену. — Одиннадцать — это такой возраст бестолковый! Кажется, что уже большой, всё понимаешь, но по факту дальше собственного носа ни черта не видишь.

— Вадим, прошу, не томите!

— В тот вечер поднялась сильная метель. По уму, в такую погоду налить бы чайку покрепче да, укутавшись в плед, смотреть советские комедии. Но тебе взбрело в голову покататься на коньках. Ты всё грезила стать олимпийской чемпионкой по фигурному катанию. Я даже специально для тебя заливал каток на мелководье, помнишь?

— Помню. Потом перестали.

— Да, перестал, — кряхтит Вадим и собирается с силами, чтобы продолжить. — Пацанам в тот вечер тоже не сиделось на месте. Оставшись без хоккея, они согласились за тобой присмотреть, а заодно и снеговика слепить. Знаешь, извечный спор: у кого лучше, у кого больше… А Сашка скрепя сердце пошёл с вами. Он отвлёкся всего на несколько минут, когда Марина вернулась в посёлок под ручку с новым ухажёром, но и этих минут хватило, чтобы в наш дом пришла беда.

Ещё мгновение, и я наконец пойму свою роль в этой истории. Мне становится не на шутку страшно, а шрам на щеке начинает гореть огнём, хотя раньше никогда меня не беспокоил. Растираю его, чтоб усмирить жжение, а Вадим кивает:

— Всё верно. — Он тёплой рукой касается моих влажных от волнения пальцев и останавливает непроизвольные движения. — Он у тебя с тех самых пор — как напоминание о том вечере. Но не бери в голову, ты просто упала, когда решила присоединиться к мальчишкам, без спроса отправившимся на пирс. Его в то время всегда чистили к Крещению. Но не в этом дело. Вспомнив про упущенный матч, пацаны снова разодрались — прямо там, на пирсе. И так получилось, что Арик не рассчитал своих сил и столкнул Геру на лёд.