Ябеда
Шрифт:
— Когда-нибудь ты ответишь! За всё ответишь, Турчин! — срываюсь первой, дрожащим голосом оглашая пространство. — За Геру! За его отца! За мою переломанную жизнь!
— А ты, Тася, вспомнишь! Когда-нибудь ты всё вспомнишь! — Озверев, Ар отбрасывает меня подальше от воды и с нескрываемым удовольствием наблюдает, как я снова по его милости расшибаю коленки об глянцевый кафель и корчусь от боли. Под звуки моих стенаний Турчин вытирает ладони о дорогущую ткань собственных брюк и, напоследок взглянув на меня с неприкрытым отвращением,
— Считай, это твоё заключительное задание, — бросает он на ходу и громко хлопает дверью.
Глава 8. Спасение
Сыграй мелодию любви на моих оголённых нервах.
Пока ещё темно. Пока я ничего не помню.
— Камилла, выплюнь бяку! — Киреев бесцеремонно выхватывает из рук Турчиной пирожок с рисом и ржёт на всю школьную столовую.
— Отвали! — вскрикивает Мила, моментально заливаясь краской.
— Сжалься над общими фотками с выпускного. — Парень брезгливо принюхивается к надкусанной выпечке, не обращая внимания на раскрасневшееся лицо Милы. — Твою пухлую тушку ни один фоторедактор не потянет.
Ему тут же начинают поддакивать остальные придурки нашего класса, озлобленные, мерзкие.
— Заглохни, Киреев! — вступаюсь за Милу. Знаю, что она в такие моменты не способна произнести ни слова.
— Чего тебе от меня надо? — Мила пытается казаться сильной, но я вижу, как её подбородок дрожит от подступающих к горлу слёз.
Не нужно большого таланта, чтобы обидеть человека, и Киреев в очередной раз это доказывает.
— Ой-ой-ой, наш Винни-Пух голос подаёт! — не унимается подонок, получая явное удовольствие от страданий девчонки. — Давай скажи ещё, что папочке пожалуешься!
— Да какому папочке, Андрюх? — гнусавит один из приближённых Киреева. — Ясно же, как божий день, что наша Милочка — гадкий лебедь семьи Турчиных. Посмотри на неё! Её ж ни на одно светское мероприятие отец с собой не берёт. Стесняется. Прячет от глаз нормальных людей.
— Напугать до смерти боится!
— Ага! — беснуются парни. — Ватрушка, ты уже спросила своих, в кого уродилась такая жирная и лохматая?
— Хватит! — Не в силах больше выдерживать издевательства над подругой, я срываюсь с места. — Лучше сами разузнайте, в кого вы такие тупые и чёрствые!
Киреев взмахивает раскрытой ладонью, приказывая своим верным псам заткнуться, а сам со скучающим видом смотрит на меня. На его смазливой роже расцветает безжалостная улыбка, стоит ему заметить бордовую паутинку из корост на моих коленях. Дурацкий дресс-код лицея запрещает девушкам носить брюки, а поистине летняя погода в конце мая вынудила отказаться от колготок.
— А ты, Лапина, не такая и дура! — язвительно щурится Киреев. — У самой ни кожи, ни рожи, так нашла себе в подружки ещё более уродливый экземпляр? Думаешь сыграть на контрасте? Тогда, конечно. — Придурок бросает недоеденный пирожок Миле под нос. — Продолжай, Тася, откармливать Пятачка!
В ушах шумит от человеческой жестокости и глухих всхлипов Турчиной. Я искренне недоумеваю, какой кайф люди находят в унижении более слабых. Суетливо озираюсь, надеясь найти что-нибудь потяжелее и со всей дури заехать по смазливой роже паренька, но как назло, ничего дельного под руку не попадается. Хотя…
— У меня для тебя, Киреев, отвратительная новость: ты неизлечим!
Делаю вид, что хочу уйти: хватаю с пола рюкзак и, водрузив его на стол, запихиваю внутрь свою котлету в тесте, а потом пытаюсь застегнуть молнию, точнее, бесцельно дёргаю бегунок, а сама достаю из бокового кармана маленький флакон с антистатиком, который уже второй месяц валяется там без дела по рекомендации мамы.
— Чего? — морщится парень и начинает ржать с новой силой.
— Идиотизм не лечится, ты не знал? — Жестом поторапливаю Турчину встать на ноги. — А тебе, мудак, с этим жить!
Мила испуганно поднимается и разумно отходит. Киреев же, напротив, скривившись, делает шаг ко мне: разрешить какой-то там девчонке оскорблять себя на виду у друзей для него непозволительная роскошь.
— Совсем страх потеряла, Лапина? — выплёвывает прямо в лицо.
— Страх? — Мило улыбаюсь и резко подношу флакон к мерзкой роже парня. — Дрожат от страха только тараканы при виде тапки.
Не задумываясь жму, распыляя вонючий аэрозоль прямо в глаза Кирееву, и пока тот воет не своим голосом, а его дружки пытаются сообразить, что случилось, хватаю Турчину под локоть и тащу её за собой со всех ног.
— Тася, ты совсем с ума сошла?! — запыхавшись, причитает Мила. — Это же преступление! В лучшем случае — отчисление! Понимаешь?
— Осталось учиться три дня, — пожимаю плечами, а саму всю колотит от зашкаливающего адреналина в крови. — Тоже мне, проблема!
— Проблемы начнутся, когда до директора дойдёт!
— Пусть родителей моих в школу вызывает! — нервно смеюсь. — Может, мама наконец вспомнит о моём существовании.
— И всё же, — волнуется Мила, — так нельзя!
На всех парах мы врываемся в уборную для девочек напротив учительской — это единственное место в школе со шпингалетом на двери, куда парням вход строго воспрещён.
— А терпеть вечные нападки этого урода можно? — Врубаю на полную мощность холодную воду и, смочив ладони, прикладываю их к горящим щекам.
— Что мне остаётся? — Мила взволнованно ходит от окна к умывальнику и обратно.
— Как минимум рассказать об издевательствах Киреева и его своры отцу или нашей классной!
— Я не ябеда, Тася! — с укором бросает подруга, а я замираю: глупое слово из детства острым лезвием проходится по натянутым нервам.
— Что за пунктик у вас с Аром на ябедах? Детский сад, честное слово!