Ядерные ангелы
Шрифт:
Нам надо было срочно попасть на Манхэттен.
У меня с армейской молодости неприязнь к винтокрылым средствам передвижения, но на остров мы таки отправились на вертолете. А раз мы тут вне закона, за билет платить необязательно. Да и стоит он аж полтораста с довеском баксов. Через океан – восемь сотен, а тут за какие-то жалкие восемь минут полета?!.
Впереди – небоскребы, внизу – рогатая статуя Свободы. Ну как ее не сравнить с Родиной-матерью, со щитом и мечом в разведенных стальных руках охраняющей Днепр?
Боже, храни мать Америку и дочь ее, компанию «US Helicopter», благодаря которой мы без особых приключений добрались до вертолетной площадки Downtown Manhattan Heliport, шестой пирс на Ист-Ривер. Разве что один из пилотов – судя по лицу, истинный ариец – вдруг решил поиграть в супермена. Сначала он героически набросился на меня с кулаками и даже едва не отобрал трофейный револьвер, а потом, осознав свою ошибку, вышел – не без моей помощи – в открытую дверь. И ничего, что на высоте в полкилометра примерно? Супермены ведь умеют летать, да? Его напарник, как ни в чем не бывало, продолжил рассказывать дорогим пассажирам, что услугами компании и вертодрома пользуются простые работяги Уолл-стрит и Нижнего Манхэттена – банкиры, финансисты и топ-менеджеры. Президенты Соединенных Штатов, посещая Нью-Йорк, тоже не брезгуют приземляться на шестом пирсе. И даже мэр тут бывает.
Так что, когда мы сели, я уже знал, что от вертодрома всего семь минут по воздуху из Newark Liberty International и аэропорта Тетерборо и пятнадцать минут от Morristown Municipal Airport в Нью-Джерси.
Вертодром сверху походил на букву «Т» с несимметричной верхушкой, правый конец которой – удлиненный – упирался в берег, а все остальное было вынесено в воду Ист-Ривер, или как там эта речушка называлась. Примерно посередине удлиненного конца располагалось двухэтажное здание, миновав которое мы оказались на стоянке, а уж оттуда вплотную подобрались к шестиполосной асфальтовой тропинке для авто, за которой устремлялись к небу самые большие дома из тех, что я когда-либо видел. Хотя с высоты небоскребы не казались столь внушительными.
Кто-то из пассажиров вертолета стукнул властям о том, что в Манхэттен прибыли хулиганы, поэтому за нами увязались копы. Пары выстрелов из револьверов хватило, чтобы убедить их залечь и не отсвечивать. У парней достало ума держаться от Максимки Краевого подальше. Затрещали рации, требуя подмогу – и лучше бы спецназ на танках.
– Батя, давай за мной! – скомандовал Патрик.
Я собирался возразить, – мол, тут я главный – но подумал, что какого черта, мой пацан знает, что делает.
Перебравшись через дорогу, мы оказались в премиленьком парке с деревьями, скамеечками и цветочками. Тут отдыхали и прогуливались люди. Уплетая за обе щеки хот-доги, кое-кто из них тыкал пальцем в таблички на каменных изваяниях. Патрик сказал, что это все тут разбито-организовано в честь ветеранов вьетнамской войны. А на табличках – имена погибших.
– С тех пор было столько войн, что всего мегаполиса не хватит извести на парки, – буркнул я.
По ступенькам мы спустились к круглой площадке с невысоким фонтанчиком в центре.
И вот тут я понял, что не стоило позволять мальчишке помыкать мной. Это была ошибка. Большая ошибка.
Почему?
Да потому что у фонтана стоял высокий – метра два или чуть выше – мужчина в куртке, похожей на кимоно, только с карманами и капюшоном, низко надвинутым на лицо. У мужчины не было одной руки, зато на плече у него сидела хищная птица – то ли сокол, то ли ястреб.
Я сразу узнал этого орнитолога-любителя.
Ронин – так его зовут в Вавилоне и за его пределами. Настоящее имя великана неизвестно даже Интерполу. В свободное от отдыха время Ронин руководит кланом «Азия», одной из самых жестоких криминальных группировок. А еще он – прекрасный боец-рукопашник, с которым я не смог совладать. Наша первая встреча в его хоромах посреди Барабана – анклава, обнесенного высокой бетонной стеной, – закончилась полной и безоговорочной капитуляцией Максимки Краевого.
Надо ли объяснять, почему мои мышцы непроизвольно напряглись, превратившись в стальные жгуты? Тело раньше мозга сообразило, что схватки не избежать. В барабанах трофейных револьверов не так уж много патронов, но я все же надеялся, что хватит и одной пули, чтобы сделать во лбу Ронина отверстием больше.
Я тронул Патрика за плечо, и мы остановились.
А вот Ронин напротив – сорвался с места, будто только и ждал, когда мы появимся. Устал уже, рад видеть, хочет обнять. Широко шагая, он двинул к нам. Лицо скрыто капюшоном. Впрочем, я не горел желанием увидеть вязь шрамов на щеках Ронина и его стылые глаза убийцы.
– Не подходи! – прорычал я. – Иначе пожалеешь. А из твоего петуха я суп сварю!
Однорукий никак не отреагировал на мою вежливую просьбу – расстояние между нами продолжало сокращаться. Что ж, он сам нарвался. Я навел на него револьвер – и краем глаза увидел, как из руки девушки-японки, прогуливавшейся неподалеку, выпал хот-дог. Измазанная кетчупом и горчицей сосиска еще катилась по асфальту, а японка – низенькая, волосы собраны в пучок на затылке – уже выхватила из сумочки здоровенный пистолет.
Первым же выстрелом она лишила меня револьвера. Пальцы чудом не сломало, когда его вышибло из моей руки. Но – даже не вывихнуло. Серьезная дама. Когда она подошла ближе, – я и Патрик замерли, чтобы не спровоцировать ее, – я увидел, что она не так молода, как показалось издалека. Маленькая собака всегда щенок. И у нее не хватало мизинца на правой руке. Неудивительно, ведь она заодно с Ронином. Юбитсуме – кажется, так называется обряд ампутации лишних фаланг у «азиатов». Его удостаиваются только те, кто пустячно провинился. Остальные за проступки расплачиваются жизнью.
– Батя, кто этот человек? – Японка совершенно не заинтересовала Патрика. Прищурившись, мой сын смотрел на Ронина, замершего шагах в пяти от нас.
Хороший вопрос. Наши цели совпали, когда однорукий направил меня с командой крутых профи в Парадиз, но его методы… Что он здесь делает? Уверен, встреча с орнитологом не случайна. Не бывает таких совпадений. Он ждал именно нас. А оказались мы тут потому…
Ронин перебил ход моей мысли.
– Край, – проскрипел он своим мерзостным голосом, – ты должен остановиться. Иначе…