Ядовитое жало
Шрифт:
— Смотря какими группами маневрировать, — не сдавался унтерштурмфюрер. — Можно добегаться…
«Пожалуй, придется поступить, как предлагает лейтенант, - подумал Гильдебрандт.
– Это многого не даст, но атаки партизан будут отбиты - они не любят лезть туда, где им дают отпор, ищут легкую добычу. Конечно, если бы я плюнул на трусливые рассуждения Белинберга и сосредоточил почти все силы в Будовлянах и Кружно, можно было бы подготовить для Бородача более серьезные сюрпризы. Сейчас мне нельзя идти на такой риск, нельзя…» И в ушах Гильдебрандта как бы прозвучал скрипучий голос его
Начальник гестапо уже хотел было объявить о своем решении, но тут в дверь постучали, и в кабинет вошел шофер Мориц. Солдат в нерешительности остановился у порога, лицо его выражало волнение, губы были плотно сжаты. При одном взгляде на Морица гауптштурмфюрер понял, что тот явился не с пустыми руками.
— Давай!
Мориц подошел и передал начальнику что-то крохотное. Это было донесение. Гильдебрандт кивком головы приказал солдату удалиться и начал осторожно разворачивать скатанную в валик тонкую бумажку.
В кабинете наступила тишина, все поняли, что получено новое донесение, и следили за пальцами начальника.
Наконец бумажка была развернута, и по губам Гильдебрандта потекла улыбка. Он прочел то, что было написано четким бисерным почерком на бумажке: «Поправка. Нападение Кружно ночь суб.
– воскр. И».
Вот оно что! Итак, загадочная история с сумкой писаря полностью прояснилась. Бородач не отказался от мысли немедленно отомстить за все, что случилось у Черного болота, он только изменил направление предполагаемого удара и на сутки продлил подготовку к нему. Теперь-то, пожалуй, стоит пойти на риск и подготовить для хитрого
зверя надежную западню. Спокойно! Нужно все хорошенько продумать.
Гильдебрандт, словно не замечая офицеров, откинулся на спинку стула и уставился прищуренными глазами в одну точку перед собой.
— Новое донесение? Разрешите… — не выдержал Белинберг и протянул руку к лежащей на столе бумажке.
— Да, да! — живо откликнулся гауптштурмфюрер, но тут же быстрым движением опередил своего помощника и взял бумажку. — Господа, получено новое сообщение, агент делает поправку — нападение будет произведено не на Будовляны, а на Кружно, и не сегодня, а завтра, в ночь с субботы на воскресенье.
Снова наступила полная тишина, но она продолжалась всего две–три секунды. Послышались возбужденные восклицания.
— Что же это получается?
— Ясно, ясно…
— Сегодня — одно, завтра — другое… Гильдебрандт поднялся и с насмешливой улыбкой смотрел на своих взволнованных помощников.
Теперь он знал, что ему делать, и не нуждался в советах, подсказках.
— Господа, сегодня мы ничего менять не будем. Сегодня мы ждем налета бандитов на Будовляны. В других местах также все наши силы находятся в состоянии боевой готовности. Если ночь пройдет спокойно, мною будет отдан новый приказ. Сейчас — все по своим местам.
Гильдебрандт сам выехал в Будовляны. Чем черт не шутит… Бородач, видимо, колеблется, выбирает то один, то другой вариант, и его противоречивые приказы могли ввести в заблуждение Иголку.
Нужно
Однако ночь с пятницы на субботу прошла спокойно. Гильдебрандт провел ее без сна, он составлял план действий на завтрашний день и подсчитывал, сколько людей можно будет собрать в Кружно.
Эта ночь прошла спокойно и для партизан, если не считать маленького «чепе». Еще вечером всем командирам был дан приказ наблюдать за бойцами и в случае самовольной отлучки кого-либо не поднимать шума, а сообщить об этом в штаб. Оказалось, что отлучался ночью только один боец - Домбровский, Взводный Ковалишин доложил,
что Домбровский вышел из клуни около полуночи, а вернулся в три часа утра, тихонько улегся на Свое место.
— Занеси-ка Домбровского в кондуит, —сказал Серовол своему помощнику.
Юра Коломиец удивленно взглянул на капитана. Незадолго перед этим капитан Серовол приказал ему занести в список лиц, вызывающих подозрение и подлежащих тщательной проверке, почтаря Валерия Москалева, спасшего от гибели парашютистку. Теперь в кондуит попадает один из наиболее храбрых и надежных бойцов отряда, поляк Стефан Поплавский, получивший от товарищей кличку Домбровский.
Юра знал, что за связь с партизанами гитлеровцы уничтожили всю семью Домбровского.
— Неужели вы его подозреваете?
— Подозрение — не то слово, Юра. Я уже тебе говорил… Нужно присмотреться к Домбровскому. Эту ночь он пропадал где-то почти четыре часа. Понял? Только он один исчезал…
Юра Коломиец испугался, но тут же его глаза радостно засияли.
— Товарищ капитан, я знаю, где он был. Он к Ирке бегал.
— Что за Ирка? — удивился Серовол.
— Ирен, внучка мельника. Ветряк у них. Такая славная девчонка.
— Откуда ты знаешь?
— Так у них же любовь, — смущенно заулыбался Юра, видимо, испытывая неловкость от того, что выдает чужой секрет. — Страшное дело! Только они все в тайне от ее деда держат. И вообще они скрывают… Ведь ей лет пятнадцать, Ирке-то, совсем молоденькая.
— Если они скрывают, — откуда тебе известно?
— Замечал, товарищ капитан. Раза три–четыре видел их вместе.
— Мало ли что… Может быть, случайно встретились, а ты сразу — любовь.
— Их видно, товарищ капитан, — упорствовал сияющий праздничной улыбкой Юра. — Влюбленных… я знаю, я по глазам их безошибочно определяю. Когда мы после Черного болота сюда вернулись, Ирка за плетнем стояла, — то спрячется, то выглянет. Увидела Домбровского — плачет и смеется. Обрадовалась, что он живой остался. И убежала сразу.
— Так ты думаешь, что Домбровский этой ночью к ней ходил? — несколько разочарованно спросил начальник разведки.
— Уверен. Я у него и платочек видел с вышитой надписью по–польски: «Коханому — Ирена».
— Ннда! — недовольно чмокнул губами Серовол. — Ты все-таки занеси его в нашу тетрадочку. Посмотрим, что это за любовь…
Юра достал тетрадь и принялся за свою абракадабру, записывая по–своему все сведения о Стефане Поплавском.
— Между прочим, Ковалишин говорит, что Домбровский последнее время сильно изменился, стал задумчивым, угрюмым, — сказал Серовол, следивший за работой Юры.