Якутский героический эпос Олонхо. Нюргун Боотур Стремительный.

Автор неизвестен

СТИХ 115

ОГНЕННЫЙ ЗМЕЙ

Не страшен ты вместе с ним — Со старшим братом твоим! Пропал один, Пропадет и другой… Прекрасная Туйаарыма Куо Предназначена мне одному! Никому ее не отдам! Какой великий тойон пришел, А корчится, как червяк, Раздавленный ногою моей! И последнее слово еще говорит, Завещает волю свою? Ах ты, пащенок! Ах, сосунок! — Так, издеваясь над жертвой своей, Адьарай-исполин орал, Во всю ширь разевая пасть, Оглушительно хохоча.

ПЕСНЬ ПЯТАЯ

СТИХ 116

Свист быстрых лыж, Хрипящий дых Тревожат тишь Трущоб лесных… Буран шумит, Беда вокруг… Илбис летит — Убийства дух… Когда сын Ардьаман-Дьардьамана-шамана, Редкозубого богатыря, Вскарябавшего земной простор, Взгромоздившего на ровной земле Восемь зубчатых горных хребтов, Когда удалой его сын Бохсоголлой Боотур, Подымающий снеговой ураган, Пролетая на лыжах своих, Тот, кого никто не сумел обуздать, На кого никто не надел ярма, Ухватил загребистой лапой своей, Умыкнул, умчал воровски Красавицу Айталыын Куо, Когда он в чащобе лесной исчез, — Нюргун Боотура небесный конь Восемь дней и ночей подряд Ржал над ухом хозяина своего И не мог его разбудить. Отчаялся верный конь, Отскочил, попятился он, Копытами задних ног Спящего прямо в темя лягнул; Так лягнул, что искры из глаз Посыпались у того. Вскочил Нюргун Боотур, Протер глаза, огляделся вокруг, Видит — нет Айталыын Куо, Сестры его дорогой, Красавицы с восьмисаженной, косой, Только длинных саней следы, Только оленьих копыт следы Там и сям видны На талом снегу, На камне и на земле… Понял тут исполин айыы — Пока он спал заколдованным сном, Удача врага не спала… Удалой

Нюргун Боотур Ударил по бедрам себя, Зубами заскрежетал, Сказал такие слова…

СТИХ 117

НЮРГУН БООТУР

А-а! Какая обида мне! Ардьаман-Дьардьамана выродок-сын Обнаглел, видать, осмелел! Затаенный в таежной тьме Звереныш заматерел, Из логова вырвался волк, Из берлоги вылез медведь! По следам на талой земле, По следам на мерзлой земле Хищника я прослежу, Хитрого разбойника догоню, Отыщу дорогую мою сестру, Отомщу за обиду свою! Все гнездо воровское Врасплох захвачу… Ух, как погоняю вас! Уж пеняйте тогда на себя. — Прянул в седло Нюргун Боотур, Прямо на юг поскакал, По урочищам, по дремучим холмам, По широким оленьим следам… Так скакал Нюргун Боотур, Так летел богатырский конь, Что девять ревущих вихрей взвились, Что вскипели тучи следом за ним, Клубясь над простором земным Н авосемь дней пути, Градом ледяным грохоча, Громом весенним гремя, Ветвистыми молниями блестя. Как огромная летящая тень, Как призрак, всадник и конь Были видимы за семь суток пути; От грузного топота скакуна Дрожала, гудела земля За шесть суток пути. Белыми столбами огня Било дыханье из ноздрей Бешено мчащегося коня. Взлетая птицею в высоту Блистающе гулких небес, Пробегая восьмихолмистый путь, Пробивая семиизвилистый путь, То над горной крутизной, То над облачною грядой Черной стрелой проносился конь, Только ветер свистел в ушах… Восьмикрайняя, о восьми ободах Изначальная мать-земля Глубок овнизу утонула во мгле… Зубчатые каменные хребты За плечами богатыря Исчезли в синем дыму, За черту окоема ушли. Вот, обнимая весь кругозор, Водным простором кипя, В олнами вечно гремя, Полыхая мутным огнем, Опаляя крылья гагар, Прибоем яростно грохоча, Седою пеной плеща, Открылся грозный сумрачный лик Моря огненного Нюдулу. Суток з адевять верховой езды Слышен был шум его, Суток з авосемь быстрой езды Стужею несло от него, Суток з асемь пути Взлетало над ним, Реяло над простором морским Сумрачное пламя его… От просторов пылающих моря того В ту сторону Нюргун повернул, Где тянулся неведомый лес — Дремучая подымалась тайга. А в трущобе той, В чащобе лесной, Из-под замшелого древнего пня, Из-под корявых его корней Языками алый огонь вылетал, Клубящийся дым валил… Остановился Нюргун Боотур, Увидя такое диво в лесу — Откуда, мол, дым валит; И услыхал под землей, Под подошвами ног своих Человеческие голоса.

СТИХ 118

ГОЛОС СТАРУХИ

О, старик, старик! От начала времен Орлиной кровью, Орлиным пером На каменных плитах писать Наказано было тебе, Проникая в будущие века, Предрекая удел миров, Предсказывать судьбы людей… О, седобородый мудрец, О, добрый советчик мой, Острый на слух Сээркээн Сэсэн, Скажи мне, что знаешь ты? О чем размышляешь ты, Гадающий на крови? Куда еще вражда заведет Людей, обитающих на земле? Лютей их участи нет… А что я, бедная, сделать могу? Чем я им, покинутым, помогу? Тяжело мне видеть страданья людей, Т омно на сердце у меня… В темную, трехсонную ночь Трижды приснились мне Три одинаковых сна: Ардьаман-Дьардьамана-шамана сын, Облаченный в продымленную доху, В добротную р овдугу В пестром шитье, Владелец несметных оленьих стад, Большелобый хозяин тайги, Удалой медвежатник и зверолов Бохсоголлой Боотур Загребистой лапой своей ухватил, Украл, уволок в становье свое, Укрыл под землей в тайнике Небесных родителей младшую дочь, Прекрасную Айталыын Куо, Красавицу с восьмисаженной косой. Эту весть В оба уха мои, Задыхаясь, хрипя, на лету Прокричала Илбис Кыыса… О, старик, о мудрый старик, Об этом слыхал ли ты? — В ответ на старухину речь С грохотом под землей Распахнулась книга каменных плит; Волшебное маховое перо Из крыла Хотоя-орла Шумно строчить пошло; Старческий голос потом Раскатисто прозвучал, Как отдаленный гром…

СТИХ 119

ГОЛОС СТАРИКА

Полно, старая, голосить, Прежде времени горевать! На сверкающих каменных плитах своих Я, словно киноварью, записал Ярко алой кровью орла, Что летающий, как стрела, На небесном коне своем Вороном Стремительный Нюргун Боотур Снарядился на битву, Вышел в поход, Взбаламутил и расплескал, Словно воду в посудине берестяной, Бедственный Нижний мир… Вот уже третий год Я по приметам своим узнаю, В пророческих вижу снах, Что скоро Нюргун Боотур Из неволи страшной освободит Несчастную Туйаарыму Куо, Красавицу с девятисаженной косой, Предназначенную породить на земле Тридцать племен айыы-аймага, Сорок племен уранхай-саха… Обладатель несметных оленьих стад, Ардьаман-Дьардьамана сын, Удалой разбойник лесной Бохсоголлой Боотур, Чрезмерно силой своей возгордясь, Черную накликал беду — На горе себе украл он сестру Нюргуна-богатыря. О бугор ударит его Нюргун, Распорет толстую кожу его, Сокрушит его дюжий костяк, Отомстит за дерзкое воровство! Что свежие вора следы Прослежены богатырем, Сиплым ревом Илбис Кыыса Проголосила мне… Что остывший след воровской Отыскан богатырем, Провыл, пролетая, Осол Уола… Говорят, шаман Ардьаман-Дьардьаман У грозного Дьэсегея с небес Горсть воды бессмертья украл. Видно, веря в неуязвимость свою, Надеясь на силу живой воды, Решился Бохсоголлой-удалец Совершить беспримерный грабеж, Но ничто не поможет ему — Не уйти от возмездья ему… — Заветные эти слова, Сказанные ведуном-стариком, Гулким эхом из-под земли донеслись До слуха богатыря… Услыхав слова старика, Поскакал Нюргун Боотур, Миновал перевалы восьми хребтов, Над тучами перелетел Излучины девяти хребтов, На красивом склоне пестрой горы Скакуна черногривого Остановил И силой заклятья, в единый миг, Он превратил коня В березу о трех ветвях С серебряною корой; А сам Нюргун Боотур Покатился кубарем по земле; Оборотился он Горностаем — белым, как снег, С чутким нюхом, С черным хвостом. Неуловимые для людей Слыша запахи на земле, Он на след семи оленей напал, Резво, весело побежал, Рощу темную миновал. На опушке леса, На взлобке горы Осмотрелся, На задних лапках присел И прямо перед собой Стойбище увидал… Среди стойбища, снег топча, Семь оленей пегих — Рога о рога — Звучно сшибаясь, дрались, Бодались, жарко дыша. По одаль, на суковатом стволе Висели на крепких ремнях Девять шкурой лосиной подбитых пар Деревянных волшебных лыж, На которых, как ветер, летал, Подымая буран за собой, Бохсоголлой Боотур удалой; Девять пар высоко подвешенных лыж, Сыпя искрами, Полыхая огнем, Раскачивались сами собой, Друг о друга хлопались на весу… К дереву сухому тому Смело горностай подбежал, Живо вскарабкался по стволу, Перегрыз ремни деревянных лыж. На землю упали они, Силу потеряли свою… Проворно кругом горностай обежал Просторную урасу. Принюхался, отыскал нору, Юркнул в нее и попал В каменный глубокий подвал. В том подвале, Привязанная к столбу, Обливаясь ручьями слез, Томилась его сестра, Милая Айталыын Куо, Жаворонок золотой Милосердного рода айыы. Принял Нюргун Боотур Прежний человеческий вид, Проворно освободил сестру, Трижды поцеловал ее В трепетную верхнюю губу, Шестикратно обнюхал ее Нижнюю розовую губу, Нежно погладив ее, покатал Между ладоней своих, В шерстяной комочек ее превратил, В боковую сумочку положил, И превратился опять В горностая, сверкающего белизной, С черным кончиком на хвосте. Пробежал по узкой норе, Пролез в просторную урасу, На задних лапках привстал, Огляделся и увидал: Посредине дымного чума-жилья Прямехонько перед ним, На оленьих шкурах, близ очага, На коленях, сутулясь, сидел Исполин Бохсоголлой Боотур. Как широкая деревянная чашка, Толстый затылок его, Лоб его на колено похож; Плоское вытягивая лицо, Шею в круглые плечи втянув, Напряженно руку держа На рукояти меча, Покачиваясь туловом в полусне, То всхрапывал богатырь, То вздрагивал, тараща глаза: — О-о, татат! Ох, что за напасть?! Что-то кожа дергается у меня!.. Ох, похоже — проведал о деле моем, Ох, похоже — едет сюда, С шумом, громом скачет сюда, Грозовою стрелой летит На Вороном своем, Стоя рожденном коне, Стремительный Нюргун Боотур! Доброе имя мое растоптать, Громкую славу мою Опрокинуть задумал он… Ох, нагрянет скоро сюда Грозных, надменных соседей сын, Не приходящий добром, Не уходящий добром! Но пока моя голова цела, Пока в яремную ямку мою, Пока

в богатырскую шею мою Рогатину враг не всадил, Миром я никому не отдам Милую синичку мою, Бесценную добычу мою, Несравненную Айталыын Куо! — Так от тревожного сна Пробуждаясь, зычно он голосил, Подбадривал сам себя… А горностай, подходя бочком, Блистая белою шерсткой своей, Сверкая глазками в темноте, Прямо перед хозяином встал, Заговорил, запищал.

СТИХ 120

ГОРНОСТАЙ

Ну-ка, я погляжу на тебя! Ну-ка, ты, верзила Сортол, Ты на толстой постели своей Из пихтовых смолистых ветвей, Ты на оленьей подстилке своей Спишь ли с хозяйкой-женой, С красавицей Айталыын Куо? Спокойно ли, радостно ли тебе На ложе нежиться с ней, На нежном лоне ее, На выпуклой высокой груди? Отведал ли ты с нею любви? Заповедал ли ты подруге своей, Чтоб она потомка тебе принесла, Сынка тебе родила?

СТИХ 121

БОХСОГОЛЛОЙ БООТУР

Потомка породы моей Породить, создать я могу…

СТИХ 122

ГОРНОСТАЙ

А тоскливо, поди, тебе Красивую хозяйку иметь И не спать с ней, ласки ее не знать?

СТИХ 123

БОХСОГОЛЛОЙ БООТУР

Это кто еще там пищит? Постой! Попадешься мне! Как вздену тебя на рожон… — Выругался богатырь, Вытаращил гляделки свои, Зверюшку малую увидал — И опять задремывать стал.

СТИХ 124

ГОРНОСТАЙ

Вот ужо я тебя! Ты мне говоришь, На рожон меня вздеть грозишь? Но увы, твой черный день наступил, С тетивы слетела стрела. В мерзлую землю уткнешься ты Голым своим, как колено, лбом, Треснешься о камень лицом, Смертным сном навеки уснешь! Красавицу Айталыын Куо, Которую ты украл, Отняли у тебя, увезли… Она теперь далеко! — Так попискивая весело из угла, Передними лапками горностай Показывал кукиш ему, Подпрыгивал и дразнил. Огромный детина Сортол-тунгус, Разъяренный — с места вскочил, — Вот я тебя! — заорал, Да как махнул своим длинным мечом И половину жилья своего Единым махом разворотил, В обломки, в щепки разнес… А храбрый маленький горностай, Сверкая белым бочком, В сторону отскочил, С грохотом разорвался он, И вот — в трехслойной железной броне, Величайший в трех мирах исполин, Явился Нюргун Боотур, Возник в ужасающем виде своем, Заслоняя полмира собой, На полмира бросая тень; Солнце ли выс око стоит, Солнце на небе затмевает он; Месяц ли высоко стоит, Месяц спиной заслоняет он. Величайший из исполинов айыы, Перед Бохсоголлоем представ, Глаза приблизив к его глазам, Плюнул ему в лицо. — Это что еще за напасть?! — Завопил тунгус-богатырь, Ударил по бедрам себя, Раздулся от гнева, Раздался вширь… Как медвежья рогатина он, Как трехзубая острога, Во весь свой рост поднялся, Грозно изготовился в бой.

СТИХ 125

НЮРГУН БООТУР

Глядите, богатыри! Видите в ыСлышите вы? Владельца несметных оленьих стад Ардьаман-Дьардьамана сын На семи оленях пегих своих, На упряжке бешеной их Летая, кружась, как буран снеговой, Пролетая на длинных лыжах своих, Подымая бушующий ураган, Не знающий ни узды, ни ярма, Бохсоголлой Боотур Ограбил меня, обокрал! Разве в прежние времена Я вставал поперек дороги его? А теперь ты сам говорил, Что гостя ждешь — чужака, Который добром не гостит, Который миром прочь не уйдет! Мою силу ты поднял сам на себя. Сына грозных соседей ты оскорбил! Я подобру теперь не уйду, Я скрючу спину твою, Разобью твои шейные позвонки, Крепко обуздаю тебя, Арканом тебя скручу; Длинные, толстые кости твои В осколки я раздроблю! Миром я теперь не уйду… Слова последней мольбы, Что даже отцу своему Ты вовек не посмел бы сказать, Вымолвить я заставлю тебя! Заветные просьбы твои, Не сказанные тобой Даже матери сердобольной твоей, Я заставлю тебя изречь! Я, смеясь, твое тулово растопчу, Я в туман твой прах превращу, По тундре его рассыплю росой, Развею над ширью морской! — Закипала словесная брань, Отзывалась отгулом тайга, Эхом перебрасывались вдалеке Ущелья горных хребтов. Взгорбился от ярости Бохсоголлой, Голосом зычным он Гостю грозному отвечал.

СТИХ 126

БОХСОГОЛЛОЙ БООТУР

Аарт-татай! Одурел, своячок? А-а, чтобы провалиться тебе! Я твой зять — С меня нечего взять. Норов горячий свой укроти, Вором напрасно меня не зови! Красавицу Айталыын Куо С восьмисаженной косой По праву я в жены взял, — По нраву она мне пришлась, Преступления в этом нет! Говорю тебе раз навсегда — Добром отдаешь сестру, Добром ее в жены беру, А не отдаешь — Все равно не верну. Покамест драка не началась И кровь еще не пролилась, По дороге той, По которой пришел, Убирайся прочь, дорогой своячок! То, что я взял — никому не отдам, А уж я за себя постою! Посмотрю, как распорешь ты Толстую кожу мою… Правду молвить — кожа твоя Уязвима, как и моя. Ведь не только мощные кости мои, Бедненькие, толстые кости мои В осколки можно разбить… Долго не о чем нам говорить, Добра от меня не жди. Пока я стройные кости твои Играя не переломал, Пока твой прекрасный румяный лик От ужаса не побледнел, Говорю тебе — убирайся прочь! Поворачивай отсюда живей, Не оборачивайся назад! — Словно житель дикий лесной, Не пускающий на ночлег никого, Грубо гостя он гнал своего… Будто н аземлю пал удар громовой, Будто н агору налетела гора, В рукопашную схватились они. Талую землю измяли они, Скалы растоптали они, Заходила земля ходуном… Изначальный срединный мир Закачался на древних опорах своих, Погибельный Нижний мир Взбаламутился, как вода В посудине берестяной… Всколебались высокие небеса, Девять пестрых горных хребтов В щебень растоптали они, Восемь зубчатых горных хребтов Опрокинули богатыри. Удалой Бохсоголлой Боотур Увертываясь, крутился, как вихрь, Не давал себя ухватить, Вправо, влево отскакивал он… И подумал Нюргун Боотур: «Много дней в поединке пройдет, Мне удачи не будет с ним. Хоть три месяца буду гоняться за ним, Добра я не наживу; Играючи, ускользает он… А я попробую, притворюсь, Будто иссякли силы мои, Будто ослабли мышцы мои… Отступлю — Пережду, посмотрю…» Тут прикинулся Нюргун Боотур, Что изнурился он, Отступил три шага назад, Опустил могучие руки свои. А Бохсоголлой Боотур Решил, что он впрямь устал, Лишился последних сил. «Ну — думает — настала пора Напасть на него, подмять, растоптать. Этот человечище-исполин, Видно, только с виду могуч, Видно, силы он расточил… Как морской прибой, Гремел похвальбой, Оказался пеной пустой…» Тут Бохсоголлой Боотур С громовым воплем напал На Нюргуна-богатыря, Будто на скалу налетел. Ухватил его Нюргун Боотур, Железной хваткой сдавил, Поднял трепещущего в высоту, Вверх ногами, вниз головой; Теменем грянул его о скалу, Выхватил быстро свой нож, Выкованный из тридцати Черных железных глыб, По вздувшемуся горлу хватил Поверженного врага. Шумно хлынула, как черный поток, Бохсоголлоя пенная кровь… Длинные кости врага Раздробил в осколки Нюргун Боотур, Короткие кости врага В мелкую шугу превратил. На части тело его разорвал, Во имя Солнца, во имя Луны — Пир устроил Для в оронов и ворон. Все его имущество и шатры Предал огню Нюргун Боотур, Пепел в синее море смел. Остатки становья прибой подхватил, В темную пучину умчал… Выручив из неволи сестру, Из неприютных пределов чужих Пустился в обратный путь Исполин Нюргун Боотур. Выше кучевых облаков Летел ликующий клич его; В трех подземных Хохочущих пропастях Отдавался топот его коня. Перевалы горные перевалив, Миновал он великий путь. На своем Вороном коне Прискакал, наконец, Нюргун Боотур На счастливое лоно средней земли, На высокий загривок ее, На благословенный простор, Где красовался серебряный дом, Блистающий за семь дней пути. С любимой своей сестрой Приблизился Нюргун Боотур К брошенному жилью своему, Быстрым взглядом все осмотрел И сразу увидел он Огромную боевую стрелу, Торчащую в матице главной жилья, Что выстрелом прощальным вогнал Брат его Юрюнг Уолан, Отправляясь в далекий путь На своем Мотыльково-белом коне, Уезжая в подземный мир Спасать Туйаарыму Куо. Перистое древко стрелы Расщепилось, высохло до белизны; А там, где вонзилась стрела В матицу головную жилья, Густая кровь запеклась, Капала свежая кровь, Звучно падая у основанья стены… Понял все Нюргун Боотур, Понял он, что Юрюнг Уолан Пропадает, быть может, сейчас, Погибает в подземной тьме. На каменный высокий порог Сверкающего жилья своего Сел Нюргун Боотур, Сетуя и ропща. Огромный, словно гора, Грозно вздымался он, Горевал, сокрушался он, А где его брат — не знал. Не буря, громом гремя, Не буран, завирухою шелестя, Не бушующий вихрь степной, К небу поднимающий пыль, — С западной стороны, С заболоченного края небес Послышался крыльев могучих шум, Послышался перьев железных звон… Сверкая, как падающая звезда, Полыхая столбом огня, Растопырив десять черных когтей, Как десять кривых верхоянских кос, Опустился медленно из облаков На вершину древа Аар-Лууп Полосатый небесный орел. Склонив железный кованый клюв, Схожий с десятипудовым кайлом, Трижды, четырежды распластав Исполинские крылья свои, Всем огромным телом он сел На звонкой макушке ствола Священного древа земли; Словно кто-то билом забил В медный, гулко звенящий чан, Медным нёбом заклекотал, Заговорил небесный орел.