Яма
Шрифт:
Нет, ничем серьезным эти ощущения не могли являться. Тупой гормональный выброс, на каких-то там спящих инстинктах. Если рассуждать логически, материнский инстинкт тоже не с самого рождения проявляется. Срабатывает в какой-то определенный момент. Требуется триггер[2]. Так и с Серегой получилось. Его лимбическая система претерпела ожидаемые изменения.
Почему ему это не нравилось?
Причин нашлось множество, и в то же время ни одной убедительной. Не нравилось, и все — остановился на этом.
В принципе перестал что-либо записывать, опасаясь того, что эта самая "ненаглядная
Проспал "белый" день, а вечером его растормошила мать.
— Сережи… Сережик, проснись.
Открыв глаза, повернулся на звук ее голоса. Растирая лицо руками, глубоко вдохнул, словно во сне не дышал вовсе.
— Что случилось, мам?
Мелькнула мысль, что она обратно начнет канючить по поводу царапины на лбу. Если у нее не получится преодолеть свое бестолковое волнение, придется ехать к хирургу.
— Горе у нас, — с дрожью в голосе сообщила мать.
Уставился на нее, в ожидании каких-либо деталей и пояснений. Ведь, из ее уст подобная фраза могла означать, что угодно.
— Алесю утром прооперировали.
— В смысле? Что произошло?
— Ребенок… перестал шевелиться, — слова ей тяжело давались. Буквально роняла их с каждым своим выдохом. Осознавая серьезность ситуации, Сереге пришлось сосредоточиться на обрывках этих фраз, чтобы хоть что-то понять. — Поехала в роддом… обследовали… замершая…
И все равно ни черта не понял.
— Что это значит, мама?
— Ребенок умер внутри нее, — выдавила женщина, превозмогая кричащий эмоциональный протест, и горестно заголосила. — Ой, Боже, за что нам… В этот раз восемь месяцев… Почему мы? Почему у нас? Такое горе…
Серега молчал, не зная, что ей ответить.
— Пришла в себя. И даже не плачет… Наверное, сил не осталось. Просит только, чтобы ты приехал.
В больницу ехали в гробовом молчании. Отец рулил с несвойственной ему аккуратностью. Заторможено трогался на светофорах. Они все, будто взбесились в один вечер — встречали "красным".
— Плохой знак, — скулила мать.
Как будто ситуация и без того не достигла дна. Все самое худшее в их семье — уже случилось.
Отец, то ли настороженный этими увещеваниями, то ли увязший в своих собственных горестных думах, не набирал скорость больше шестидесяти. Полдороги и вовсе тряслись за каким-то ободранным грузовиком. Пешком быстрее бы добрались…
В белых стенах комфортабельной больничной палаты перед Градом предстала синюшно-бледная сестра. За эти проклятые сутки она невообразимо похудела. Наверное, такое впечатление возникало из-за отсутствия огромного выпирающего живота. Его больше не было. Точнее, ее. Девочки, к рождению которой Леська так одержимо готовилась. Серега видел все эти разноцветные микровесы, мультяшную детскую комнату — кроватку с нелепой балдахинной конструкцией, ряды тюля, рюшей и бантов, навороченную коляску, разнообразные игрушки, черно- белые снимки УЗИ… Он, вроде как, тоже привык к мысли, что ОНА появится в их семье.
"И… что теперь?"
— Серый, — обрадовалась. — Серый…
Улыбнулась. Пошевелиться не пыталась. В руке сидела игла капельницы, а Леська боялась одного их вида.
— Серый…
Машинально двинулся к больничной
Никакие слова на ум не приходили. Что тут скажешь? Не спросишь, как самочувствие и состояние. Понятное дело, очень хр*ново.
Мать ударилась в плач. Отец, и тот — туда же. Не скулил и не завывал, конечно. Скорбно утирал обильно скатывающиеся по щекам слезы.
— Мам, пап, — как-то слишком сурово одернула их Леська. — Езжайте домой.
— Ну, как же? — тут же воспротивилась мать. — Мы тебя не оставим. В такое время… Мы должны все вместе… Ой, Божечки… За что нам?
Алеся осталась непреклонной. Заявила даже, что от их стенаний ей только хуже становится, и потребовала оставить ее до утра.
— Жизнь такая скотская… — тихо прошептала после ухода родителей. — Я так устала. У меня сил совсем не осталось.
Он сидел на краю койки и смотрел в ее несчастные глаза, практически не мигая. Пытался понять, почему же он, сволочь, в эту минуту так спокоен? Нет, он, конечно, не хотел, чтобы сестра горевала. Желал ей исключительно добра и счастья. Ненавидел, когда ей делали больно. Но осознать чувства Леськи, разделить эти мучительные переживания у него не получалось. Внутри, будто неживое, все застыло.
— Они вынули ее из моего живота… мертвой, — делилась Алеся, не поднимая взгляда. — Я думала, трагедия — когда выкидыш на десятой, двенадцатой… Потерять ребенка, которого чувствуешь… знаешь, что она вот-вот родиться… по имени ее зовешь… Серый, вот это — настоящий ад.
Не понимал, зачем она говорит, если все слова настолько тяжело ей даются. Но хранил молчание, как и всегда, давая ей возможность высказаться.
— Я больше не хочу пытаться. Я не буду. Ни за что. Никогда. Я так устала. От боли. От слез. От взглядов этих… — сомкнув веки, откинула голову на подушку. Тяжело перевела дыхание. — Слава, мама, папа — они умирают от своего чувства горя. Мне же приходится справляться самой, словно мои чувства, моя трагедия — равносильны их. — Посмотрела на брата, в поисках поддержки. — Серый, разве моя боль не смертельнее? Я — мать. Я погибаю с каждым своим ребенком.
Кивнул, неспособный на что-то большее. Взял за руку. Ему ничего не стоило, а ей — было необходимо. Сжала его ладонь изо всех сил и, наконец, заплакала.
— Обещай, что женишься и заведешь детей, — после слез на сухих губах сестры появилась слабая улыбка. — А я обещаю любыми путями подружиться с твоей женой, чтобы она разрешала мне возиться с племянниками.
Град никогда никому ничего не обещал. И в этот раз промолчал, зная, что сестра не станет требовать словесных клятв.
— Где твой муж?
— Ты же знаешь Славу. Ему тяжело. Я просила его побыть у матери. Славе нужна поддержка, а я — не вариант сейчас.
"А я разве вариант для тебя?"
Смотрел же на нее… Слушал.
Но мысли стали укладываться в совершенно другую плоскость. Вспомнилась вдруг эта проклятая Кузнецова! Хуже всего, что без пошлости и какой-то подобной озабоченности. Лицо ее встало перед глазами. Не понимал, почему. В тот момент просто так получилось. Сердце в груди загремело, толкая дремучую, словно китайская грамота, религию. Чего оно хотело? На какие действия провоцировало?