Ямщина
Шрифт:
Сам Тихон Трофимович шибко наряжаться не стал: натянул на себя обычную пиджачную пару, бороду гребешком расчесал и решил – хватит. В конце концов, не к царю же на прием едут.
Ехали они на встречу с датским подданным мистером Гарденсеном.
А до этого была целая история.
Человек Дидигурова, отправленный в Курганский уезд, чтобы разнюхать и разведать в подробностях, как там ставят маслобойни и что из себя представляет новое дело, очень скоро подал весточку, из которой стало известно: новое дело покатилось у курганцев, как по маслу. Тамошние купцы уже успели побывать в Дании и везут оттуда сепараторы и инструкторов. А в
«Для дурной собаки сто верст не крюк», – рассудил Дидигуров и перевел своему человеку в Курган кругленькую сумму с одним-единственным наказом: Гарденсен должен быть в Томске. Уж как там изворачивался дидигуровский посланник перед датчанином – неизвестно, но результат явился отменный: со вчерашнего дня европейский гость пребывал в гостинице «Европа» на Магистратской улице. Вот туда и направлялись старые компаньоны для серьезных переговоров. Задумка у них была проста, как голое колено: заключить с датчанином контракт на поставку сепараторов и иного оборудования для маслобоек, но заключить таким образом, чтобы денег сразу отдать только половину, а вторую половину – лишь после прибытия заказанного товара на место. Датчанин же, по сведениям дидигуровского гонца, держал линию своей компании и был неуступчив и непрошибаем, как кирпич, – деньги вперед и все до копеечки.
– Это мы еще посмотрим, – бормотал Дюжев, напяливая на себя богатую шубу, которую не любил носить, потому как больно уж широка и просторна она была – хоть в три раза заворачивайся, – мы еще поглядим, кто кого на хромой кобыле обскачет…
– Нам перед им подвигаться никакой возможности нет, – в спину ему, уже на выходе из дома, приговаривал Дидигуров, – может, у их в датских землях и есть такой порядок, а у нас не заведено. Ишь, удумал – вломи разом таки деньжищи, а после жди с моря погоды. Чуешь, чего говорю, Тихон Трофимыч?
– Да все я чую, как та собака, только тявкать не дозволено. Ладно, не причитай, в драку ввяжемся – разберемся…
Подпихивая друг друга, Дюжев и Дидигуров взгромоздились в кошевку, Митрич гикнул, и застоявшаяся тройка рванула с места, откидывая из-под копыт ошметья пухлого, еще не улежалого снега. День выдался с легким морозцем, с ярким и блескучим солнцем. Все вокруг сияло и сверкало, будто родилось заново.
Магистратская улица, одна из главных в Томске, была в этот полуденный час многолюдной и разноголосой. С визгом и криком резались в снежки реалисты, позванивали колокольчики на входных дверях винных погребов, пекарен, кондитерских, колбасных заведений и модных мастерских. Почти на всех домах висели торговые вывески, и Дидигуров, забавляясь, вслух прочитывал знакомые фамилии, растягивая их своим тоненьким голоском нараспев: «Ку-у-хтери-и-н и сыновья… а?!» И сразу же добавлял: «Тятя-то еще куда ни шло, а сыновья – тьфу, ветерок в голове!» И так, не останавливаясь, он перечислял томских купцов и в каждом из них, либо в наследниках, непременно находил изъян: тот жулик, тот пьяница, а этот… этот за копейку в церкви пернет.
– Ой, беда, и не говори, така беда, – не удержался Тихон Трофимович и подал голос, – у нас в деревне все бабы бляди, одне мы с кумой честны!
Дидигуров намек понял и ненадолго примолк. Но тут же и вскинулся, как молодой петушок, задорно выкрикнул:
– Обскачем мы их, Тихон Трофимыч, помяни мое слово, и на хромой кобыле всех обскачем! И Кухтерина, и Гадалова,
– Ну-ну, – хмыкнул Тихон Трофимович и поплотнее запахнулся в свою необъятную шубу – хоть и не сильно морозно было, а встречный ветер пронизывал.
И больше ни единого слова до самой «Европы» не сказал. Покачивался, прикрыв глаза, думал, готовясь к долгому разговору с датчанином, и пытался представить: каков он из себя, заморский гость, что у него на уме?
Для переговоров на втором этаже гостиницы друзья-купцы откупили большущую залу с огромными зеркалами, мягкими креслами и диванами, посредине которой стоял длинный стол под зеленым сукном с придвинутыми к нему стульями с высокими резными спинками – все чинно, благородно и с намеком: не абы кто принимает, а люди серьезные и при средствах. Тихон Трофимович по-хозяйски обошел все, оглядел и остался доволен.
В двенадцать часов, минута в минуту, в зале появился мистер Гарденсен, а при нем – молодой человек невыразительной наружности: маленький, тощий, словно приплюснутый, волосики – рыженькие, щечки – в прыщах. Рядом с Гарденсеном, высоким, дородным, до краев налитым природным здоровьем, молодой человек казался бледной поганкой, нечаянно притулившейся к ядреному грибу-боровику.
Познакомились, пожали друг другу руки, расселись за столом, по одну сторону – Гарденсен с помощником, по другую – Дюжев с Дидигуровым. Первым заговорил Гарденсен и заговорил жестко, напористо, словно топором отрубал каждую фразу. Молодой человек быстро переводил, и его тонкий, без перерывов льющийся голосок напоминал писк надоедливого комара:
– Моя компания известна во всей Европе, это очень серьезная компания, и она вступает в деловые отношения только с теми, кто может доказать свою состоятельность и кто обладает нужными денежными средствами. Русские еще не научились вести свои дела так, как это умеем мы, поэтому, ознакомясь с вашими предложениями, мы можем вступить в нужные отношения и заключить контракт, но поставки начнем лишь после того, как все необходимые средства будут уплачены.
– Ишь ты как! С места в карьер и все по кочкам… – Дидигуров пошоркал под столом подошвами новых штиблет и перебил переводчика: – Ты ему перетолмачь, у нас в Сибири люди степенные и дела ведут раздумчиво, пусть сначала нас послушает…
Молодой человек перевел. Датчанин выслушал, оттопырил нижнюю губу и кивнул головой.
– Так оно лучше, а то как с коня упал… Твое слово, Тихон Трофимыч…
– Мое слово недолгое будет, – Тихон Трофимович кашлянул в кулак, помолчал и вдруг, навалившись грудью на стол, будто лбом хотел достать Гарденсена, сидевшего напротив, напористо спросил: – А ваша компания что – одна-одинешенька на всю Европу?
Датчанин подобрал нижнюю губу. Тихон Трофимович, не дожидаясь ответа, столь же напористо повел дальше:
– А известно ли господину Гарденсену, что скоро здесь чугунку построят? А известно ли ему, что в Барабе лучшие пастбища для скотины, что молоко у наших коровок – слаще не бывает? Мы тут такое дело разведем – маслом телеги мазать станем. А сепараторы эти паршивые, если он упираться будет, мы и в других землях найдем, на нем, слава Богу, свет клином не сошелся. И коли он опоздает, тогда не взыщи, дорожка перекрыта будет.
Выслушав переводчика, Гарденсен помотал головой:
– Мы всему охотно поверим и будем сотрудничать, когда денежные средства полностью окажутся в нашей компании!