Яноама
Шрифт:
Тут к Фузиве подошел индеец махекототери по имени Акаве. Позднее он стал отцом двух моих детей. Акаве сказал: «Ты тушауа намоетери, но не ты должен сразиться с вакавакатери. Я знаю, где они живут, как проникнуть в их шапуно и откуда они выходят, чтобы пойти на охоту. Наш шапуно недалеко от их шапуно, я проберусь к ним и все разведаю».
Тем временем женщины подошли и стали рассматривать моего сына. Он был белый, красивый, но почти безволосый. И женщины зашумели: «Это не человек, у него нет волос. Наши дети родятся сразу с волосами. Убей его, поскорее убей!» Я ответила: «Я не умею убивать детей. Моя мать никогда не убивала своих детей. Как я могу его убить?» «Положи его на землю, потом положи ему на шею бревно и надави на него ногой».
Фузиве услышал их слова и подошел. «Что они
К вечеру воины приготовились к походу против вакавакатери. Они раскрасили свое тело черной краской, собрались все вместе и закричали: «Хав, хав, хав!», да так сильно, что задрожала стенка шапуно.
День спустя после рождения сына я уже собирала в лесу хворост. Женщины яноама, когда у них родится ребенок, сразу же встают и начинают заниматься делами. Поэтому и я не стала отлеживаться в гамаке. Внезапно я услышала странный шум и подумала, что это ягуар. Но шум доносился откуда-то сверху. Я взглянула на небо и увидела белый самолет. Он летал совсем низко над шапуно. Когда я была маленькой, дедушка однажды рассказал мне про самолеты, но сама я до этого их не видела. «Неужели в них сидят люди?» —подумала я. Я положила малыша на большой лист, сверху накрыла его другим листом и побежала к шапуно. Там никого не было — все убежали. Мужчины и женщины спрятались в лесной чаще, некоторые со страху залезли в расщелины скал.
Я стала кричать, делать самолету знаки и размахивать листьями эмбаубы. С самолета, видно, заметили шапуно, летчик спустился, стал кружить над ним. Индейцы решили, что это прилетели души мертвецов, чтобы всех их съесть. «Поре капе, поре капе!» — в страхе кричали они. Я им объяснила: «Это не поре, а белые. Мне дедушка рассказывал, что белые умеют летать по воздуху». Но индейцы мне не поверили и все повторяли: «Нет, это поре, поре». Они заметили, что я подавала самолету знаки, и теперь поглядывали на меня с подозрением.
Ночью все жаловались, что у них болит голова и дрожь пробегает по телу. Они очень сильно испугались,— может, оттого их и пробирала дрожь. Следующим утром все пошли к игарапе и обмазали все тело белым илом, чтобы остудить жар. У меня жара не было, да и дрожь меня не била. Женщины сказали: «Ты не человек и твой сын не человек, вы — звери, поэтому у вас нет жара». Я отвечала: «Нет, болезнь поняла, что мы люди, и не тронула нас». Тогда старики стали дуть в мою сторону, чтобы наслать на меня жар. Я смеялась. «Дуйте, дуйте, все равно меня болезнь не тронет».
Воины, которые пошли, чтобы сразиться с вакавакатери, добрались до большой реки (скорее всего, это была Ориноко), а как через нее переправиться — не знали. Потом мне рассказали, что Акаве, который вел их, переплыл через реку, держа в руке длинные лианы. На противоположном берегу он привязал лианы к стволу дерева. За ним, цепляясь за лианы, на другой берег перебрались и все воины. И тут на тропе показались те, кто ходил в гости к вакавакатери. Они несли подарки: мачете, глиняные горшки, бананы. Воины спросили у них: «Что случилось?» «Ничего, они нам дали подарки».
Когда все с громкими криками вернулись в шапуно, тот человек, который солгал, будто намоетери всех гостей убили, решил, что теперь его самого убьют, и убежал в лес. Он всю ночь просидел на дереве и вернулся в шапуно лишь вечером следующего дня. Его никто не тронул.
Фузиве сказал мне: «Раз весть о том, будто вакавакатери убили гостей, оказалась неправдой, назовем нашего сына Марамаве» (марамаве значит «обман»).
ЖИВОТНЫЕ — ЛЮБИМЦЫ
Фузиве очень любил собак. Да и вообще для индейцев собаки почти то же, что люди. Я часто видела, как женщины вскармливают щенят грудью. Когда собака умирает, индейцы громко плачут и сжигают ее в самом шапуно. Потом собирают обгоревшие кости и уходят на охоту. Вернувшись с охоты, дробят обгоревшие кости и смешивают их с банановым мингау. Затем кладут их в старую куйю, вырывают у столба, поддерживающего крышу, глубокую яму, сливают туда мингау, смешанное с золой. Куйю индейцы сжигают. Хозяин собаки угощает гостей дичью и остатками мингау. При этом сам он к еде не притрагивается, точно так же как если бы умер кто-нибудь из его родичей. Гости некоторое время спустя делают банановую кашу — мингау — и сами зовут хозяина умершей собаки в гости. Вот так индейцы поминают своих собак. Индейцы держат у себя много разных диких животных и птиц, но не для того, чтобы их потом съесть. В шапуно живут попугаи, туканы и другие птицы. Держат индейцы и маленьких кабанчиков. Но когда эти кабанчики подрастают, они часто становятся злыми, гоняются за людьми и кусают их. И все равно хозяева не убивают этих кабанчиков. Правда, иной раз другие индейцы, увидев в лесу такого ручного кабанчика, притворяются, будто не признали его, и тайком убивают. Иногда индейцы приносят в шапуно и детенышей ягуара. Только они боятся, что придет самка ягуара и ворвется в шапуно. Когда индейцам удается убить ягуара, они отрезают куски кожи и привязывают их детям к пояску, чтобы этот талисман отпугивал болезни и чтобы на малыша не напали в лесу другие ягуары.
НАПАДЕНИЕ ЯНОАМА
Однажды к Фузиве пришел Хохошиве — младший брат Рохариве и сказал так: «Тушауа, мой брат — убийца. Он наслал яд — ароари на твоего младшего брата и потом хвастал: «Я испытал силу ароари на младшем брате тушауа и теперь точно знаю, что мой ароари убивает людей». Фузиве ответил: «Я отомщу ему». И сразу же позвал самотари на реахо.
Как-то вечером, когда я вместе с другими рубила в лесу дрова, мы увидели, как мимо нас прошло много людей. Я узнала тушауа Рохариве. С ним было человек двадцать саматари. Среди них были те, кто хотел меня убить, когда умерла девочка, съевшая жабьи икринки. Они меня узнали, но ничего не сказали, потому что боялись намоетери. Вместе с Рохариве пришли его жена с маленькой дочкой и его старшая сестра. Они были разрисованы красным уруку как гости, приходящие на реахо с добрыми намерениями. У всех мужчин с головы свисали волосатые обезьяньи хвосты. Я узнала жену Рохариве: когда меня ранили, она выступила в мою защиту. Поэтому я сказала другим женщинам: «Давайте предупредим ее! Мне будет больно смотреть, как ее убьют на моих глазах». Нас, женщин, было четыре: я, дочь Фузиве, другая жена Фузиве и одна саматариньума, жена брата Фузиве. Другая жена сказала саматариньуме: «Иди предупреди своих сородичей». Мы подошли к группе мужчин, которые шли сзади, и спросили: «Что это вы несете?» «Свиней»,— ответили они. «Дайте их нам, а сами возвращайтесь». А я добавила: «Не ходите в шапуно, вас хотят убить!» Другая жена Фузиве подтвердила: «Возвращайтесь, мы не хотим плакать завтра над покойниками». Мужчины переглянулись. Один спросил: «Что? Нас хотят убить?» «Да, хотят»,— ответили мы. Тогда один из саматари сказал: «Меня никто не убьет! Посмотри на мою стрелу, я сам умею убивать». Тогда я сказала: «Многие из вас храбрецы, но никто уже не отомстит сам за себя, когда стрела вонзится ему в грудь».
Один из саматари сказал другому: «Ложь. Просто эти женщины хотят полакомиться свиным мясом». Тогда я сказала: «Что ж идите». Жена Шамаве, которая сама была саматари, ничего не говорила, а только плакала, глядя на своих сородичей. Один из воинов сказал: «Я — саматари, меня все боятся!» Другой заметил: «А может, они говорят правду». Но третий прервал его: «Остальные ушли вперед, надо их догнать». Дочь Фузиве сказала: «Давайте тоже побежим к шапуно. Если их ранят, они побегут в лес. Наши погонятся за ними и могут попасть в нас стрелой».