Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3
Шрифт:
Максим. Надюша. Будем надеяться на лучшее. Хорошо? (Берет Надюшу за руку)
Несмело свистнул соловей. Раз, второй. Из-за двери тотчас же выглянул Свирид Гаврилович.
Надюша. Не трогайте мою руку.
Максим. Надюша. Я вам… Я вас… ну, чувствую.
Надюша (перебивает). Мне это безразлично!
Громче запел соловей. Свирид Гаврилович не выдержал, вошел в комнату.
Свирид Гаврилович. Тише, тише! Начинается концерт! Хома Мартынович,
Входят Хома Мартынович и Яша.
Птицы поют. Слышите, как ваш соловей выводит? Молодчина, ей-право… Красота! А пеночка — шельмина дочь! Так его, так!.. Ах вы, милые мои создания!.. Нету для вас никакой войны…
Тишина. Щебечут птицы. Соловей, как первая скрипка. Малиновка, как флейта-пикколо. Пеночка, как далекая арфа. Скворец в черном сюртучке подает голос, как фагот. Начинается концерт.
Занавес
Квартира Свирида Гавриловича через три месяца. Ночь. Все, как и прежде. Только стекла закрашены темно-синей краской, чтобы свет не проходил из комнаты на улицу. Максим в старом рабочем костюме, в ватной куртке. Надюша складывает вещи в небольшой чемодан.
Надюша. Ты сам отцу сказал, Максим? Я так волнуюсь…
Максим. Волноваться нечего, Надюша. Он ведь понимает, что это последняя возможность не остаться с врагами. Может, утром гитлеровцы уже будут здесь…
Надюша. Как ты можешь спокойно об этом говорить?
Максим. Спокойствие не значит равнодушие. Хочу условиться с тобой о будущем. Это последний эшелон. Ты с отцом и все наши поедете на восток. Связь буду держать с тобой через наркомат. А ты меня ищи через Политуправление фронта. Понятно? Завод минирован, домну разрушим еще сегодня, а с остальным подождем. Мы еще посмотрим. Что ты на меня так глядишь?
Надюша. Ты не едешь с нами?
Максим. Я остаюсь. Тут будут кой-какие дела…
Надюша. И я останусь.
Максим. Ты понимаешь, что значит девушке остаться при немцах?
Надюша. Все равно останусь… Я одна не поеду…
Максим. Ну, ладно, подожди меня за фронтом, — хорошо? Только выполню тут свои поручения, сразу же тебя догоню, — согласна? Ну, смотри у меня, не плачь. Глаза-то как вдруг заблестели, — уж не слезы ли, Надюша?
Надюша (не выдержала, бросилась ему на шею). Максим… Я не могу ехать без тебя… Ты все только смеешься. Думай обо мне, что хочешь, — я не поеду… Можешь не любить, только позволь остаться около тебя…
Максим (ласкает ее). Видишь, какую минуту мы выбрали для личных дел… Ходили-ходили друг возле друга, ворчали, ругались, притворялись равнодушными… Думали: времени у нас много-премного, — и все так думают. А времени — в обрез. Просто как подумаешь — совсем мало… Сам вижу, какие моты все влюбленные. Давно хотел сказать, чтобы ты пригляделась ко мне… Может, будем вдвоем после воины… Родители хорошо надумали, что обручили нас…
Надюша. Я тебе не совсем безразлична, Максим?
Максим. Разве не бросается в глаза, как я тебя люблю?
Надюша. Значит, остаемся оба?
Максим. Нет, Надюша, тебе приходится ехать…
Надюша. Я не могу, Максим…
Максим (взглянул на часы). Где это задержался наш старик? Может, домой не зайдет, а прямо на товарную станцию?
Надюша. Не попрощавшись с птицами? Ты его не знаешь!
Максим.
Надюша. Не знаю. Гаси лампу, а я отворю окно. (Открывает окно, яркий свет из окна озаряет комнату.)
Максим (выглядывает). Осветительные ракеты бросают. Видимо, налет… Пошли скорей. Вон бьют зенитки… Где-то далеко. С музыкой поедете…
Надюша. Максим, поцелуй меня на прощанье…
Максим. О, какой я еще…
Целуются, медленно уходят. Комната пуста, в окно слышен грохот зениток, далекие разрывы, видны лучи прожекторов. Немного спустя кто-то закрывает окно. Темно. Зажглась спичка, засветилась лампа. Около лампы — Свирид Гаврилович.
Свирид Гаврилович(устало садится на стул, опускает руки). Какие хитрые — хотят, чтоб я уехал! Это вот, значит, моя хата. Мои цветы. Мои птички в клетках. Уснули, чубатые головки. Кто вам завтра воды поставит? Кто насыплет корму, когда попросите? Может, никто… (Задумался.) Что я себе нажил за двадцать пять лет? Эти стулья? Диваны? Фикусы? Барахло? (Слышен сильный взрыв. Свирид Гаврилович невольно снял шапку.) Ну, вот и все. Моя домна взлетела в воздух… Не хотел я стоять и смотреть на нее… Прощай! Словно сердца кусок оторвали… (Слышен рев самолета.) Летай, летай. Мы тебя не боимся… Кидай бомбы, гадина! Я нажил за двадцать пять лет не это барахло… (Толкает стул ногой.) Не горшки бабьи (швыряет об пол), не фикусы! (Толкает ногой.) Я приобрел собственную державу! Социалистическую державу! И ты ее не одолеешь! Бомб она не боится. Вас зову, партизаны, — наступает наш последний бой. Сталин приказывает! Не лежите в могилах, вставайте, друзья! И ты, Иван, мой любимый! (Снимает со стены портрет, целует его, кладет на стол.) И ты, мой Петро, друг незабвенный! (Снимает второй портрет, целует его, кладет на стол.) Наталка, жена моя верная, подруга любимая, свет души моей, Наталка!.. (Снимает третий портрет, целует его, кладет на стол.) Встаньте, я зову вас на смертный бой с врагом!.. (Закрыл лицо руками.) Пора. К черту всё…(Снимает пиджак, рубашку, остается в майке.) Всё к черту! Где мой сундучок? (Достает из-под кровати деревянный ящичек, вынимает из него старую одежду, надевает старенький пиджак, кладет в боковой карман револьвер, как инструмент.) Вишь какой живот нагулял — штаны еле сходятся… Да… (Надел старомодный картуз.) Сдается всё… (Вышел на минутку в кухню, принес бидончик с керосином и стал поливать комнату. Сел, достал трубку, набил ее, взял спички.) Все, как полагается. Надюша, верно, уже уехала. (После паузы, громко.) Партизаны, по коням!
Григор (вбегает). Есть, партизаны по коням!
Свирид Гаврилович. Ты кто такой?
Григор. Хочу в партизаны, Свирид Гаврилович!
Свирид Гаврилович. Ты откуда взялся, Григор?
Григор. Меня послали, чтобы вы не опоздали на поезд…
Свирид Гаврилович. Не становись на керосин!
Григор. Зачем вы все облили?.. (Взглянул на стол.) О мой отец!