Янтарная комната
Шрифт:
— Да. Вот увидишь, это поможет.
Доктор Финдлинг мужественно выпил стопку масла, с усилием проглотил и удивился, что его сразу же не вырвало.
— Ужасно! — произнёс он.
— Посмотрим, что из этого получится. Ты вернёшся к завтраку?
— Думаю, что нет.
— К обеду?
— Вероятно, тоже нет. Я хочу сразу распаковать Янтарную комнату и всё зарегистрировать. На её монтаж в тридцать седьмом зале потребуется несколько недель. Всё опять нужно собрать так же, как в Царском селе при императрице Елизавете. Надеюсь, что при разборке пронумеровали настенные панели
— Доктор Руннефельдт и доктор Волтерс — всемирно известные искусствоведы.
— Но смогли ли они пронумеровать правильно… посмотрим.
Он окинул скептическим взглядом стопку, которую Марта держала в руке, поцеловал жену в лоб и вышел.
Как и следовало ожидать, Бруно Велленшлаг был там, они с Кохом уже выпили по бокалу коньяка. В ведёрке со льдом охлаждалась бутылка французского шампанского. Гауляйтер Кох хотел достойно встретить Янтарную комнату
— В полночь она будет здесь! — приветствовал его Кох широким жестом. — Мой дорогой, вы должны лопнуть от счастья.
— Этот день будет самым прекрасным в моей жизни, гауляйтер. — Доктор Финдлинг с отвращением выпил первый бокал коньяка и его чуть не вырвало прямо на сапоги Коха. Но желудок быстро успокоился, жжение, которое всегда возникало от алкоголя, не появилось. Масло действительно помогло.
— Мы все думаем так же. Прежде всего потому, что утащили это сокровище из-под носа у Розенберга. Разве позволил бы Розенберг разместить комнату здесь? Здесь, в замке Кёнигсберга, которому она принадлежит! Я постараюсь убедить в этом фюрера. Почему Янтарная комната должна находиться в Линце на Дунае? Янтарь, солнечный камень, золото Германии, находят у нас, на берегу Балтийского моря… и самое главное произведение искусства из него должно остаться в Восточной Пруссии. Каким идиотом был прусский король, когда подарил эту драгоценность русскому царю. Фридрих Вильгельм I, видимо, был сильно пьян. Мы с вами, Финдлинг, вернули её Германии! Янтарная комната вернулась на родину. Об этом нужно сообщить прессе.
— Не забывайте о «прерогативе фюрера», гауляйтер. — Доктор Финдлинг уселся в глубокое кресло. — Борман тоже будет настаивать, чтобы комната переехала в Линц.
— Я поговорю с Борманом, — отмахнулся Кох, хотя знал, какая предстоит борьба. Он не любил Бормана, и это чувство было взаимным. «Королек Восточной Пруссии» был Борману в высшей степени противен.
— Это будет неприятная встреча, гауляйтер, — озабоченно заметил Велленшлаг.
— Бормана можно убедить серьёзными аргументами… в крайнем случае, я поговорю лично с фюрером. К моему мнению он всегда прислушивается.
Они стали ждать. Тянулись мучительные минуты. Когда чего-то ждёшь с нетерпением, вечно возникают вопросы. Проклятие, где они сейчас? Почему так долго шатаются? Не произошло ли чего-нибудь в дороге? Почему доктор Руннефельдт не звонит?
Что-то произошло… они не приехали и в полпервого ночи.
Беспокойство Коха передалось доктору Финдлингу и Велленшлагу. Они стояли у окна и смотрели во двор замка, потом спустились по лестнице, чтобы взглянуть на ворота, потом вернулись, пожимая плечами. Кох ходил расхаживал взад-вперед по кабинету, заложив
— Как же я ненавижу непунктуальность! — воскликнул он с раздражением. — От Каунаса до Кёнигсберга всего-то пустяк! И дороги хорошие, не такая грязь, как в России. Что-то не так! С ними что-то случилось!
Однако ничего необычного не произошло, всё шло нормально, не считая небольшой задержки у железнодорожного вокзала. Подъезжая к нему, Юлиус Пашке толкнул ефрейтора Долля в бок и глухим голосом произнёс:
— Остановись здесь.
— Зачем?
— Мне надо отлить.
— Здесь? Перед вокзалом? Здесь же кругом люди.
— В каждом вокзале есть туалеты, ты разве не знаешь? Я терпел сколько мог, но больше не могу. Остановись.
Чтобы придать своим словам больше выразительности, он три раза ударил по стенке кабины. Это был знак для Яны. Вылезай, девочка. Приехали. Всего хорошего, малышка. Я тебя не забуду...
Он дождался, когда Долль подрулит к главному входу, и выскочил из кабины.
— Штаны уже намочил? — засмеялся Долль.
— Что?
— Брюки мокрые…
Пашке махнул рукой и побежал к кузову. Брезент был откинут и хлопал на ветру. Юлиус тихо позвал Яну по имени, но ответа не получил. Кузов был пуст — она выскочила, как только Юлиус постучал по стенке.
Пашке в отчаянии огляделся. Ему хотелось хоть еще разок взглянуть на неё или на её исчезающую тень, но он ничего не заметил. Около вокзала стояли солдаты и суетились несколько штатских. У входа дежурили трое полицейских, которых называли «цепными псами», потому что на шее у них висел блестящий значок на цепочке. Они проводили выборочную проверку, останавливали солдат и проверяли паспорта, отпускные билеты и командировочные предписания.
Не торопясь Пашке зашёл в здание вокзала, нашёл туалет, постоял рядом с другим у писсуара, выдавил пару капель, и ему показалось, что он остался в полном одиночестве.
Когда он вернулся к грузовику, то увидел рядом офицерскую машину. Вся колонна ждала, поскольку вперёд доложили о том, что последняя машина остановилась.
— Что случилось, унтер-офицер? — сердито спросил Волтерс через стекло. Пашке встал по стойке смирно.
— Я захотел в туалет, герр ротмистр, — доложил он, отдал честь и забрался обратно в кабину. Взглянув на Долля, он приказал:
— Поехали…
Долль запустил мотор.
— С ней всё в порядке? — спросил он как бы между прочим.
— С кем? — Пашке съежился от неприятного предчувствия.
— С медсестричкой. — Долль широко улыбнулся. — Она проворная…
— Как ты догадался, Долль?
— Юль, у меня же есть зеркало заднего вида.
— Ты всё знал?
— Конечно. У меня ведь не помидоры вместо глаз. Мне только хотелось узнать, чем всё закончится… Вижу, что закончилось хорошо…
— Ты ничего не видел, Долль, ничего! Понял?
— Я же водитель, смотрю только на дорогу. — Долль снова улыбнулся Пашке, и они тронулись. Мимо в голову колонны промчался офицерский внедорожник. — Но послезавтра я получу от тебя бутылку шаубау…