Янтарная комната
Шрифт:
— Повесьте там Сталина! — проворчал сержант. — Лицемерные боголюбы.
Но икону с изображением Петра и Павла в боярских одеждах они не тронули.
Ладно, пусть останется, решил доктор Руннефельдт и отвернулся от иконы. У нас почти пятьсот икон. Будем считать, что эту я никогда не видел.
— Герр доктор, — тихо позвал его Вахтер, чтобы не услышал Волтерс. — Старик обещает найти что-нибудь съедобное, если доктор Волтерс позволит ему немного поносить подтяжки. Несколько минут…
— Вот так шутка! — удивился доктор Руннефельдт.
— Нет, герр доктор. Вы не могли бы попросить об этом доктора Волтерса?
— Но это же смешно!
— Небольшой обмен: хорошая еда на… — он сглотнул. — Иначе нам предложат только соленые огурцы. Мы никогда не найдём их тайник с припасами.
— Какая глупость! — Доктор Руннефельдт подошёл к Волтерсу и внимательно осмотрел дурацкие подтяжки. Волтерс приободрился, а одежда на нём почти высохла.
— В чем дело? — спросил он. — Я же говорил, что это свинарник и я ни к чему здесь не прикоснусь.
— Вы не одолжите свои подтяжки на несколько минут?
— Что? — Волтерс с ужасом посмотрел на доктора Руннефельдта. — И часто у вас такие припадки?
— Старик хотел бы их немного поносить… в обмен на хорошую еду.
— Да это же… — Волтерс чуть не задохнулся от возмущения. — Неслыханно! — Он сердито посмотрел на старика. Трофим по-дружески и с надеждой улыбнулся в ответ. — И эту глупость говорите мне вы, доктор Руннефельдт!
— Я считаю, это хороший обмен.
— Он не оставит на них ни пятнышка, ни пылинки, — добавил Вахтер. — Но от этого старик будет счастлив…
— Мы здесь на войне или для того, чтобы осчастливить каждого? — рявкнул Волтерс.
— Именно для этого, — нанёс сокрушительный удар доктор Руннефельдт . — Как сказал фюрер, мы пришли сюда, чтобы освободить славян от большевизма. То есть сделать их счастливыми. Здесь наше будущее, в этой огромной стране на востоке. Расширение великого германского рейха.
Доктор Волтерс молча встал с тёплой скамейки, отстегнул подтяжки и бросил Трофиму. Старик ловко их поймал, повернулся и проворно, как юноша, скрылся в соседней комнате.
Вскоре он снова появился. Поверх синей крестьянской рубахи на нём были пёстрые подтяжки, которые держали поношенные и грязные тёмно-серые штаны. С сияющим и гордым видом он прошёлся по комнате, остановился перед снохой, засунул большие пальцы под подтяжки и щёлкнул ими, потом прошагал обратно с высоко поднятой головой. Дети из соседней комнаты с удивлением смотрели на деда, который промаршировал как на параде от печки до двери и обратно. От счастья он позабыл даже про ревматизм.
С тем же видом он вышел из комнаты и скрылся в своей спальне, открыл дверь широкого шкафа и нащупал потайную дверцу. Семь спрятанных курочек радостно закудахтали и вытянули шеи, выпрашивая зёрнышки.
— Такова жизнь, мои дорогие! — торжественно объявил Трофим. — Я обещал, а Грималюки держат слово.
Дед выбрал самую жирную и пожал плечами.
— Лидочка, пришёл твой черёд. Будь умницей.
Сняв со стены топор и сложив в два счёта лидочкины крылья, он подошёл к чурбаку и отрубил курице голову. Чтобы не забрызгать подтяжки кровью, он отодвинул птицу подальше от себя, подождал, пока вытечет кровь, и вернулся через шкаф обратно.
Доктор Волтерс посмотрел на часы.
— Время идёт! — сказал он. — Это неслыхано, что здесь со мной вытворяют. Почему вы не отдали свои подтяжки, доктор Руннефельдт?
— Во-первых, у меня нет таких пёстрых подтяжек. А во-вторых, я ношу ремень. Ну вот, дед уже вернулся.
Трофим вошёл в комнату. В правой руке он держал подтяжки, а в левой — зарезанную курицу. Прасковья глубоко вздохнула. Как нарочно Лидия, самая лучшая несушка! Дед совсем рехнулся.
Доктор Волтерс забрал подтяжки и сразу же их надел.
— Дед действительно зарезал курицу! — сказал он.
— Вот и поменялись. — Доктор Руннефельдт ободряюще кивнул старику. — Это была хорошая сделка, герр Волтерс. Мы все благодарим вас за замечательный обед, который нас ожидает.
В доме поднялась суматоха. Прасковья выпотрошила курицу, а дети её ощипали. Трофим предложил всем табак — грубо порезанную махорку, для которой надо иметь лужёное горло, и достал из-под половицы в сенях бутылку настойки из крыжовника.
— Скажите хозяйке, — обратился доктор Руннефельдт к Вахтеру, — что курицу надо порезать на сорок кусочков. Нас трое, водитель, и тридцать шесть человек в колонне. Суп будет не очень наваристый, но хотя бы всем достанется.
Прасковья поставила на плиту большой котёл, налила воды и оставила закипать. В этом котле обычно готовили еду для свиней, но немцы этого не знали. Догадался только Вахтер, но никому не сказал.
Правда, суп получился густой, потому что Прасковья, порезав курицу на маленькие кусочки, добавила в кипящую воду несколько горстей крупы и четыре больших луковицы. Суп вышел больше похожим на кашу. Трофим потянул носок, как поросенок, принюхиваясь к аппетитному запаху, и довольно произнёс:
— Вкусно, как у моей матушки!
Подобные слова семидесятилетнего старика равносильны самой большой похвале.
Через четыре часа из завесы дождя появилась колонна грузовиков. Забрызганные грязью по самый верх, они проделывали в дороге глубокие борозды и скользили в грязи юзом, как бесформенные пьяные исполины. Больше всего доставалось Юлиусу Пашке, как последнему в колонне, ему приходилось ехать по совершенно разбитой колее.
— Так невозможно! — пару раз возмутился Долль. — Дурацкая идея — ехать последними! Они разбивают дорогу, а я тащусь сзади по уши в дерьме! После остановки мы снова поедем впереди…
— Останемся сзади, — сказал Пашке. — Мне лучше знать.
Он беспокоился о Яне, которую швыряло в кузове. У неё красивые ноги, он ещё ни разу их не погладил.
— Ну и дерьмо же ты!
Восемнадцать грузовиков подъехали к избе, длинной вереницей. Из первого грузовика передали, что машина шефа стоит во дворе. Пашке отдал приказ остановиться на перекус.