Япония, японцы и японоведы
Шрифт:
Мое третье превращение
в корреспондента "Правды"
Последние два года моего пребывания в должности заведующего отделом Японии проходили на фоне новых веяний в стране, незаметно начавшихся после смерти К. У. Черненко и избрания генеральным секретарем ЦК КПСС М. С. Горбачева. Эти веяния проявились в появлении в окружении генерального секретаря сторонников всевозможных новшеств в деятельности партийного и государственного аппаратов. Большое, хотя внешне и не очень заметное, влияние на идеологическую жизнь нашей страны обрел, в частности, в тот период новый заведующий отделом пропаганды ЦК КПСС А. Н. Яковлев, занимавший ранее пост директора Института мировой экономики и международных отношений АН СССР (ИМЭМО). Влияние Яковлева особенно усилилось после его назначения в 1986 году секретарем ЦК КПСС.
Сегодня истинное лицо
Внес свой вклад в эту деятельность академических реформаторов и наш Институт востоковедения АН СССР. Директор института Е. М. Примаков с приходом Горбачева к власти стал фактически одним из политических советников генерального секретаря и членом его ближайшего окружения. Не берусь судить, в какой мере совпадали тогда политические взгляды Примакова и Яковлева. Показателен был, однако, такой факт: в 1985 году вскоре после прихода Яковлева к руководству Отделом пропаганды ЦК КПСС Примаков стал его преемником на посту директора ИМЭМО. Без одобрения Яковлева такое назначение, конечно, не могло состояться.
С этого момента наш институт в течение многих месяцев 1985-1986 годов оставался без директора. Временное исполнение директорских обязанностей осуществлял в то время заместитель директора Г. Ф. Ким. Фактически же Примаков продолжал оказывать свое влияние на жизнь института. Известно было всем, что Ким постоянно перезванивался с ним и руководствовался его пожеланиями при решении тех или иных кадровых вопросов.
Длительное отсутствие директора стало, однако, постепенно отрицательно сказываться на общем состоянии дел в институте. С наступлением 1986 года реже стали проводиться заседания дирекции, ученых советов и партийные собрания. Замедлилась подготовка к печати плановых работ института, а заместители директора и другие влиятельные лица предались бесплодному обсуждению всяких слухов по поводу того, кто придет на смену Примакову. Подковерная борьба за вакантный директорский пост началась и в кулуарах Президиума АН СССР между членкорами и академиками, причастными к востоковедению.
Меня, однако, перипетии борьбы академиков и членкоров за руководство институтом интересовали мало хотя бы потому, что ни на кого из возможных претендентов на директорский пост я не возлагал никаких надежд, связанных с судьбами отдела Японии. Научно-организационные дела, откровенно говоря, были мне в тягость, и занимался я ими без удовольствия лишь по долгу службы. Зато упорно старался выкраивать в своем служебном расписании как можно больше свободных от явки в институт "творческих дней". И это мне удавалось: еженедельно два-три рабочих дня я проводил не в институте, а за своим домашним столом над чтением привезенных из Японии книг и сотен газетных вырезок из японских газет, накопленных мною в период пребывания в Токио. Результатом этой работы стал выход в свет весной 1985
Однако после того как эта книга была опубликована, я ощутил вакуум в моих планах научной работы. Новой темы для следующей монографии в то время как-то не виделось. Хотя как заведующему отделом Японии мне следовало бы заниматься историй и современным состоянием отечественного японоведения, но тогда такая тематика казалась мне скучнейшим стариковским занятием. В предшествовавшие годы я привык изо дня в день присматриваться к наиболее заметным явлениям в общественной жизни Японии: будучи в Токио, я наблюдал эти явления воочию, находясь в гуще событий. Из Москвы же японская общественная жизнь виделась не так отчетливо, как из Токио, и держать руку на пульсе этой жизни не удавалось. В связи с профессорской работой в Институте стран Азии и Африки при МГУ возникали у меня, правда, планы взяться за написание очерков или цикла лекций по истории Японии. Но группа моих коллег в лице Ю. Д. Кузнецова, Г. Б. Навлицкой и И. М. Сырицина опередила меня и подготовила к печати добротную книгу "История Японии", вышедшую в свет в 1988 году.
Можно было бы, конечно, взяться за детальную разработку вопросов советско-японских отношений, которыми мне приходилось в те годы заниматься систематически в ходе подготовки к упоминавшимся выше конференциям и симпозиумам. Но меня останавливала та жесткая система контроля над публикациями по данной тематике, которую издавна установили аппаратные чиновники Главлита, министерства иностранных дел и Международного отдела ЦК КПСС. Мой жизненный опыт подсказывал мне, что любые мои попытки высказывать какие-либо собственные критические мысли или ссылаться на факты и документы, не появлявшиеся в нашей печати и не прошедшие апробацию МИДа и ЦК КПСС, были делом абсолютно безнадежным. Любая моя "отсебятина" по вопросам советско-японских отношений была бы обречена на изъятие из рукописей, что к тому же привело бы и к осложнениям в моих отношениях с "вышестоящими инстанциями". Время для написания объективных и правдивых исследований по вопросам, связанным с деятельностью МИД СССР и ЦК КПСС, тогда еще не пришло. Такие исследования стали возможны лишь после 1991 года.
Оказавшись на распутье при выборе темы моей дальнейшей исследовательской работы, я стал в то время все чаще помышлять о новой поездке в Японию на длительный срок, хорошо понимая, что это могла быть либо долговременная научная командировка, либо прежняя самостоятельная журналистская работа, но никак не чиновничья служба в аппарате посольства или другого государственного учреждения.
На мысли о долговременной работе в Японии наводили меня к тому же некоторые семейные обстоятельства. Дело в том, что мне очень хотелось, чтобы моя новая жена Надежда Николаевна Латышева, защитившая незадолго до того диссертацию по морскому транспорту Японии, побывала в Стране восходящего солнца и имела бы о ней достаточно полное представление. Хотелось мне также, чтобы Японию, о которой постоянно шла речь в нашем домашнем кругу, повидал бы и мой маленький сын от второго брака - Саша, тем более что его старший брат Михаил и его старшая сестра Светлана - мои дети от первого брака - жили прежде в этой интересной стране в течение нескольких лет.
Как писал когда-то германский канцлер Бисмарк, в жизни каждого человека бывают случаи, когда рядом с ним пролетает жар-птица, но не каждому удается в нужный момент схватить ее за хвост. И вот где-то в июле 1986 года жар-птица вдруг появилась рядом со мной, и я поймал ее. А было дело так: на работу позвонил мне мой давний знакомый и ветеран-правдист Володя Михайлов, возглавлявший тогда международный отдел редакции "Правды", и спросил меня то же самое, что когда-то в 1972 году спросил Павел Демченко:
– Игорь, можешь ли ты рекомендовать для работы в Японии в качестве корреспондента нашей газеты кого-либо из известных тебе японоведов? Твой преемник Юра Вдовин сидит уже в Токио семь лет. Человек он хороший, но перестал ловить мышей.
И сразу же без колебаний я дал ему тот же ответ, который был дан мной Павлу Демченко 14 лет назад:
– А как ты смотришь, если я предложу снова свою кандидатуру?
Ответ Володи Михайлова был кратким:
– Добро, я завтра же буду говорить о тебе с главным (под "главным" он имел в виду главного редактора, Афанасьева Виктора Григорьевича).