Япония, японцы и японоведы
Шрифт:
Спустя год, летом 1985 года, впервые большая группа советских специалистов по Японии приняла участие в очередной конференции Европейской ассоциации японоведения, состоявшейся в Париже в здании Сорбонского университета. В нашей довольно большой "команде", интересы которой в руководстве ассоциации было поручено представлять мне и В. Н. Горегляду, были и москвичи, и ленинградцы. С сообщениями на конференции выступили В. Н. Горегляд, Б. В. Поспелов, А. А. Толстогузов, Н. И. Чегодарь и другие. В честь участников конференции приветственные приемы были устроены мэром Парижа и посольством Японии во Франции. По окончании конференции мы с Гореглядом, будучи членами Европейской ассоциации японоведов, задержались в Париже дня на два для участия в обсуждении различных организационных вопросов. По всеобщему признанию организаторов конференции советские японоведы по своей численности и квалификации обрели лидирующую роль среди японоведов Европы.
Еще один форум Европейской ассоциации японоведов состоялся осенью 1986 года в Копенгагене. Его организатором был один из ответственных руководителей ассоциации профессор копенгагенского университета Олаф Лидин, опиравшийся в этом мероприятии на поддержку специального фонда министерства иностранных дел Японии, а также фонда университета Токай, созданного в Копенгагене для содействия японоведческим исследованиям в странах Западной Европы. На этот раз из-за финансовых трудностей в академических институтах в этой конференции приняли участие лишь два представителя Академии наук СССР: Поспелов Б. В. и я. Вместе с нами по линии Союза советских писателей в конференции участвовала известный японовед-филолог И. Л. Иоффе (литературный псевдоним - Львова), некогда преподававшая мне японский язык в студенческие годы. Мой доклад на этой конференции звучал так: "Усиление националистических тенденций в общественной жизни современной Японии". Довольно острой критике подверг я в докладе концепции японских политологов, направленные на внушение японской общественности идеи "уникальности" японского народа и его "превосходства" над другими народами. Наряду с японоведами из разных европейских стран в зале конференции присутствовали большое число студентов Копенгагенского университета. Профессор Олаф Лидин и его супруга окружили Львову, Поспелова и меня вниманием и заботой, оказывая всевозможное содействие в ознакомлении с культурными достопримечательностями датской столицы.
Может быть, не стоило бы об этом упоминать, но конференция в Копенгагене завершилась для меня и Поспелова не возвращением в Москву, а переездом на пароме в Осло. Причиной тому послужила просьба работников Президиума АН СССР принять участие в узком совещании небольшой группы специалистов по защите окружающей среды от загрязнения и разрушения, работавшей по программе ООН и возглавлявшейся премьер-министром Норвегии госпожой Л. Брунтланд. С этим необычным поручением еще в Москве нас ознакомили уполномоченные на то лица за день-два до отъезда, снабдив нас соответствующими инструкциями и проектами советских предложений, которые нам предстояло внести на рассмотрение участников совещания.
Разумеется, проблемами загрязнения окружающей среды ни я, ни Б. В. Поспелов никогда не занимались. Но поскольку тогда в Осло настоящих специалистов по каким-то финансовым причинам послать не удалось, а игнорировать приглашение, подписанное премьер-министром Норвегии, было нельзя, то выход находчивые чиновники нашли в посылке на это совещание нас двоих обладателей солидных научных званий. И вот мы, два доктора наук, два японоведа, прибыли в Осло и оказались за одним столом с несколькими специалистами-экологами из Великобритании, Франции, Швеции и Норвегии под председательством военного министра Холста, исполнявшего обязанности полномочного представителя госпожи Брунтланд. За этим столом мы и провели два дня в неторопливых и приятных дискуссиях с этой почтенной публикой, руководствуясь в своих высказываниях документами, полученными нами перед отлетом в Копенгаген. Главная мысль, которая была записана в полученных нами документах, заключалась в необходимости полного и безоговорочного прекращения ядерных испытаний, которые и прямо и косвенно причиняли серьезный ущерб природе районов, окружающих ядерные полигоны в любой из стран - обладательниц ядерного оружия. Документ с соответствующими предложениями, подготовленный в Москве советскими экологами, я передал военному министру Норвегии Холсту, что и явилось главной целью нашей миссии.
По окончании названного совещания мы с Поспеловым в течение трех дней занимались осмотром достопримечательностей норвежской столицы, так как раньше покинуть Осло не могли из-за отсутствия в те дни самолетного рейса на Москву.
Разговоры и споры с японскими
политическими деятелями в личных
беседах и за "круглыми столами"
В предыдущих разделах речь шла в основном о научных форумах японоведов, о встречах с теми профессорами американских и европейских университетов, которые изучали главным образом недавнюю историю и современную политическую жизнь Японии. Таких ученых именуют обычно политологами. Но в наши дни, как показывает реальная жизнь, нет четкой грани между политологией и политикой. И в США, и в Советском Союзе, да и в самой Японии зачастую научные работники-политологи либо совмещают свои занятия с политической, государственной и журналистской деятельностью, либо, прерывая свои научные исследования, окунаются в мир политики. Равным образом, многие бывшие дипломаты, партийные деятели и политические обозреватели газет или телевизионных компаний, накопив опыт практической деятельности, переходят затем в стены университетов и научно-исследовательских учреждений и решают там проблемы теоретического порядка, пишут исследования и мемуары. И зачастую их исследования бывают интереснее, глубже и точнее, чем труды тех ученых мужей, которые всю жизнь поводят в библиотеках, не погружаясь в гущу политических событий. Поэтому очень трудно сказать, где и когда политика превращается в политологию, а политология - в политику. В наше время чаще всего политическая наука и политическая практика развиваются параллельно в тесном переплетении одна с другой.
Будучи в начале 80-х годов заведующим отделом Японии академического научно-исследовательского института, я никогда не упускал случая пообщаться с японскими государственными деятелями и политиками. Одна из возможностей для такого общения появилась у меня после заключения нашим институтом в начале 80-х годов соглашения о регулярном обмене научными сотрудниками с японскими университетом Кэйо - одним из самых престижных высших учебных заведений Японии, основанном еще в прошлом веке великим японским просветителем Фукудзавой Юкити. Администрация университета Кэйо издавна поддерживала тесные контакты с политическим миром Японии хотя бы уже потому, что многие японские общественные и политические деятели были выпускниками этого университета.
Быть первым в апробации на практике подписанного нашим институтом соглашения об обмене с университетом Кэйо, дирекция института доверила тогда мне. В феврале 1982 года я выехал в Токио на два месяца в качестве гостя названного университета. Администрация Кэйо оказала мне дружественный прием - в день прибытия меня пригласил в свой кабинет ректор университета Исикава Тадао, а затем постоянное содействие мне в работе оказывал в качестве куратора профессор университета политолог Хориэ, располагавший широким кругом знакомств в политическом мире Японии.
Предполагаю, что в дальнейшем отношении ко мне этот профессор руководствовался ошибочным домыслом, будто в моем лице в Японию прибыл некий влиятельный представитель ЦК КПСС, уполномоченный на какие-то негласные встречи с японскими политиками. Поводом для такого ошибочного домысла послужили, видимо, мои слишком завышенные запросы, высказанные ему при нашей первой беседе о программе моего пребывания в Токио. Излагая в этой беседе цель своего приезда в Японию, я сказал, что хотел бы поработать в парламентской библиотеке (это лучшая библиотека Японии), но в то же время хотел бы выявить взгляды японских государственных деятелей, политиков и ученых на дальнейшее развитие японо-советских отношений.
– А с кем бы вы хотели встретиться?
– осторожно спросил Хориэ.
И тут я решил, что надо запрашивать по максимуму.
– Конечно, встретиться с премьер-министром Судзуки Дзэнтаро будет, наверное, трудно, но я надеюсь, что руководство университета и профессор Хориэ помогут мне встретиться с министрами кабинета, с лидерами правящей либерально-демократической партии, а также с лидерами партий парламентской оппозиции.
Не желая, видимо, рассеивать мою уверенность в широких связях университета Кэйо с правительством и политическими кругами Японии, профессор Хориэ не стал отклонять мою заявку. Обнадеживая меня, он сказал, что поговорит обо мне с некоторыми из своих влиятельных друзей, упомянув при этом фамилию Миуры - директора-управляющего телевизионной компании "Тэрэби Асахи". А господин Миура был мне знаком со времени пребывания в Японии в 1979 году главного редактора газеты "Правда" В. Г. Афанасьева ведь не кто иной, как Миура организовал тогда встречу делегации советских журналистов во главе с Афанасьевым с премьер-министром Охирой Масаёси.
Спустя дня два после этой беседы с Хориэ состоялась моя встреча с господином Миурой, который вспомнил тот ужин в японском ресторане, на котором вместе с послом Полянским и Афанасьевым присутствовал и я в качестве собственного корреспондента "Правды". Видимо, это воспоминание послужило и для Миуры одним из подтверждений домыслов о том, что за моим приездом в Японию скрывалось некое тайное задание Международного отдела ЦК КПСС. Что же это за задание? Зачем этот Латышев хочет встретиться с ведущими японскими политиками? О чем хочет с ними говорить? Эти вопросы заинтересовали, по-видимому, и самого Миуру, а ответ на эти вопросы он мог получить в том случае, если он сам или его доверенные лица будут присутствовать на моих беседах с теми, кто меня интересовал. И Миура, обладавший, как я уже писал об этом в предыдущей главе, реальным влиянием на политических лидеров Японии, пошел навстречу моей просьбе.