Япония, японцы и японоведы

Латышев Игорь Александрович

Поскольку ни Ким, ни большинство других членов наших делегаций на этих симпозиумах специально не занимались прежде историей российско-японских и советско-японских отношений, то основная тяжесть ведения споров с японской стороной по поводу ее территориальных домогательств ложилась на меня. Поддержку мне в этих спорах оказывал, пожалуй, лишь работник Международного отдела ЦК КПСС А. И. Сенаторов. Это бывало в тех случаях, когда он участвовал в названных симпозиумах. Тогда я видел в нем своего искреннего единомышленника. Но в дальнейшем, по прошествии полутора десятков лет, я пришел к выводу, что в подобные споры с японцами он втягивался лишь по долгу службы, ибо в последующие годы, когда ожесточенная борьба мнений по данному "вопросу" развернулась среди отечественных японоведов, а во внешней политике России возобладал козыревский курс на "компромисс" с Японией, Алексей Иванович Сенаторов предпочел отмалчиваться и делать вид, будто этот вопрос его больше не интересует.

Жаркие дискуссии, возникавшие на симпозиумах с представителями газеты "Санкэй", побуждали меня в те годы снова и снова вникать в историю российско-японских и советско-японских отношений и накапливать те аргументы и факты, которые подкрепляли бы позицию нашей страны в спорах с японцами. Одновременно в ходе споров с японцами вырабатывался у нашей "команды" и навык

быстрой и политически острой реакции на любые попытки японской стороны фальсифицировать и очернять советскую внешнюю политику. Этот навык пригодился мне при возникновении словесных перепалок с представителями японских средств массовой информации, мало знакомых с историей, но ведших себя самоуверенно и бесцеремонно. Во время нашего пребывания в Саппоро в 1981 году нам с Кимом пришлось после окончания симпозиума с санкеевцами вести под слепящими лучами "юпитеров" неожиданно предложенную нам телекомпанией "Фудзи Тэрэби" дискуссию, которая в тот же вечер попала на экраны японского телевидения. Наши собеседники - матерые антисоветчики и русофобы - наседали на нас с вопросами, явно рассчитанными на дискредитацию советской внешней политики. Поводом для нападок на нашу страну стали для них измышления по поводу мнимой "агрессии", якобы совершенной Советским Союзом в отношении Японии в 1945 году. В расчете на внезапность своей атаки и наше замешательство они обрушили на нас заведомо неправомерные, провокационные вопросы: "почему Советский Союз в 1945 году начал незаконную войну с Японией и нанес ей таким образом удар в спину?", "почему Москва захватила японские земли? Разве это не был акт агрессии?". Вопросы эти были заданы нам без предварительного согласования с нами их содержания. Тем не менее наша реакция на них должна была быть мгновенной, решительной и политически острой, иначе в глазах японских телезрителей мы проиграли бы эту словесную перепалку. Отдуваться тогда пришлось мне как историку-японоведу. Помогал мне опыт прежних диспутов с японцами на эту тему. "Ошибаетесь, уважаемые господа,- отвечал я с хода японским телевизионщикам,- агрессором в годы второй мировой войны был не Советский Союз, подвергшийся нападению гитлеровской Германии, а Япония - союзница Германии. Это японские войска сначала бесцеремонно вторглись в Китай, а потом на Филиппины и другие страны Юго-Восточной Азии. Советую вам ознакомиться с материалами Токийского международного трибунала по делу главных японских военных преступников. В подготовке этих материалов и приговора, вынесенного трибуналом, участвовали сотни компетентных зарубежных юристов и историков, включая большую группу американских специалистов. Их выводы, как и приговор трибунала, были сочтены справедливыми самим японским правительством. А согласно приговору именно Япония была признана агрессором, преступно загубившим в оккупированных ею странах миллионы мирных людей. Что же касается Советского Союза, то его вступление в войну с Японией было направлено на пресечение японской агрессии, на изгнание японских оккупантов из Китая и Кореи, на восстановление мира на Дальнем Востоке. Этот акт Советского Союза получил горячее одобрение всей мировой миролюбивой общественности. Его приветствовали правительства США, Великобритании, Китая и целого ряда других стран мира. Изъятие у Японии ряда территорий после ее безоговорочной капитуляции являло собой справедливый акт возмездия за ее преступные действия в отношении соседних стран, и акт этот столь же правомерен, как и утрата Германией ряда своих земель, включая Восточную Пруссию".

Наша твердость в отношении петушиных наскоков японских телевизионных комментаторов на советскую внешнюю политику не позволила им обратить в свою пользу дискуссию, развернутую перед объективами телекамер.

Но подобные словесные перепалки, возникавшие обычно не по нашей, а по японской инициативе, отнюдь не исключали нормальных личных контактов советских и японских участников дискуссий. При проведении симпозиумов на территории Советского Союза для японских гостей из газеты "Санкэй" устраивались туристские поездки в экзотические районы Армении и Киргизии, а по вечерам проводились пирушки за столами, накрытыми фирменными блюдами армянской и киргизской кухни, поднимались тосты за советско-японское добрососедство и велись самые разнообразные веселые разговоры. Запомнились мне, между прочим, забавные истории, рассказанные во Фрунзе за столом отставным генералом Цукамото. Одна из историй относилась к его юным годам, когда он, будучи младшим офицером императорской армии, выиграл трудное соревнование со своими однокашниками, суть которого заключалась в том, кто из участников соревнования первым сможет опустошить бутылку пива. При этом, вспомнив прошлое, Цукамото продемонстрировал всем нам свое изумительное умение мгновенно выливать все пиво из бутылки в свой широко раскрытый рот.

Забавным был и рассказ Цукамото о том, как в годы войны, будучи уже капитаном императорской армии, он ехал поездом по одному из глубинных провинциальных районов Японии. На какой-то маленькой станции он вышел в своем военном мундире из вагона на платформу, сел на солнышке на скамейку и, вдыхая свежий воздух, неожиданно для себя заснул. Проснувшись, он увидел стоявшего неподалеку от себя в почтительной позе начальника станции, который в нарушение расписания вот уже полчаса задерживал отправку состава в ожидании того момента, когда господин капитан соизволит проснуться. Рассказал нам это Цукамото для того, чтобы проиллюстрировать то уважение, которым пользовались офицеры императорской армии в прежние времена и которого они уже не ощущают теперь - в послевоенной "демократической" Японии.

Другой раз, когда политическая дискуссия с "командой" газеты "Санкэй" состоялась на севере Японии - в Саппоро, японская сторона в последний день пребывания нашей делегации на острове Хоккайдо устроила попойку в курортном городке Ноборибэцу. Все мы после посещения бассейна с горячей водой из местных гейзеров переоделись в одинаковые японские кимоно-юката и разместились в большом помещении на татами за низенькими столиками в окружении гейш, усиленно потчевавших нас сакэ и другими более крепкими напитками. Кто хотел - пил, кто хотел - ел японские яства, кто хотел произносил тосты во здравие всех присутствовавших. Спустя час один из участников этого застолья - японский профессор Кимура Хироси, ярый антисоветчик и поборник безотлагательного возвращения Японии "северных территорий", довольно сильно захмелев, встал с трудом на ноги и произнес заплетавшимся языком речь, поразившую не только меня, но и его коллег-японцев своим цинизмом. "Вы думаете,- обратился Кимура к собравшимся,- что мне очень нужны эти северные территории? Да чихал я на них! Мне нужны деньги. Много денег, так как я сейчас купил земельный участок и строю большой красивый дом, где буду жить... А чтобы заработать эти большие деньги, я пишу и буду писать свои статьи с требованиями возвращения Японии северных территорий. Здесь все мои друзья, и я

надеюсь, что вы по достоинству оцените мою откровенность!" Те, кто был пьян, зааплодировали, а сидевший рядом со мной трезвый японец тотчас же стал объяснять мне, что профессор Кимура любит юмор и его речь следует понимать как застольную шутку. Я сделал вид, что поверил этому объяснению. А на ум пришли мне в тот момент слова из песни Высоцкого об инопланетянах: "И юмор у них безобразный!"

Принимая санкеевскую делегацию в Армении и в Киргизии, устроители симпозиумов (я имею в виду заместителя директора Института востоковедения Г. Ф. Кима и местных руководителей) старались всемерно поднять политическую значимость пребывания японцев в названных республиках. По просьбам дирекции нашего института японских гостей принимали председатели верховных советов названных республик и другие ответственные лица. Ездили японские гости по улицам Еревана и Фрунзе на больших скоростях с эскортом милиции под зеленую волну светофоров и с торжественным воем милицейской сирены. Симпозиумы кончались обильными застольями, на которые собиралось множество представителей местных элит.

Руководство газеты "Санкэй" со своей стороны также старалось не ударить в грязь лицом в те дни, когда наша делегация пребывала в Японии. Не могу без улыбки вспомнить вечер, когда в 1983 году мы, будучи гостями этой газеты, встречались в Токио с некоторыми из видных политиков и представителей силовых структур. Расписание наших встреч с этими деятелями было в тот вечер очень напряженным. Сначала мы трое, Г. Ким, М. Рю (переводчик) и я, ездили в Военную академию для встреч с группой генералов из японских "сил самообороны" (никаких серьезных разговоров мы, естественно, с ними не вели, ибо не были кем-либо уполномочены). Но редакция газеты, устроившая эту встречу, показала нам, сколь тесны были ее связи с японским генералитетом. Но еще более впечатляющими оказались связи газеты "Санкэй" с токийской полицией. На обратном пути, когда мы из Военной академии направились в нашу гостиницу на еще одну встречу с кем-то из важных персон, впереди нашего лимузина вдруг возникла полицейская машина с мигалкой и, включив сирену, стала прокладывать нам дорогу для быстрой езды сквозь транспортные пробки, образовавшиеся в час пик на центральных кварталах японской столицы. Для Токио, где даже машинам министров не позволено ездить на запрещенных скоростях с мигалками и на красный свет, такой случай был явно необычным. Но зато все было точь-в-точь как во Фрунзе и Ереване. Невзначай редакция газеты "Санкэй" подтвердила тогда правоту русской пословицы: "долг платежом красен".

В первой половине 80-х годов большое влияние на развитие широкого диалога между советской и японской общественностью оказали так называемые "Конференции круглого стола", поводившиеся при участии видных политических деятелей и представителей массовых общественных организаций обеих стран. В нашей стране необходимость проведения таких массовых встреч с японскими общественными, политическими и государственными деятелями стала ощущаться особенно остро, после того как японское правительство присоединилось к американскому курсу на "санкции" против Советского Союза, введшего в Афганистан значительный воинский контингент с целью упрочения в этой стране власти просоветских кругов во главе с Бабраком Кармалем. Участие Японии в "санкциях" сопровождалось целым рядом недружественных нашей стране решений, направленных на свертывание экономических и прочих контактов с нашей страной. С этого момента объем советско-японской торговли значительно сократился, а равным образом сократилась и доля Японии в товарообороте Советского Союза. Не встретили позитивного отклика у японцев и советские мирные инициативы, обращенные к Японии в 1980-1983 годах. По-прежнему отрицательно относилось японское правительство к призывам советской стороны начать переговоры о заключении Договора о добрососедстве и сотрудничестве, в котором содержались бы взаимные обязательства решать все свои споры мирными средствами, а также обязательства воздерживаться в своих взаимоотношениях от угроз и применения силы. Отказалась японская сторона и от заключения договора, в котором Япония обязывалась бы строго соблюдать свой безъядерный статус, а Советский Союз обязывался бы не применять против Японии ядерное оружие. Фактически отклонило японское правительство и призыв советского правительства к рабочим консультациям по укреплению доверия между двумя странами и реализации с этой целью соответствующих договоренностей. Более того, заметно усилились в эти годы необоснованные территориальные притязания к нашей стране. Начиная с 1981 года по указанию правительственных кругов в Японии ежегодно стали проводиться так называемые "дни северных территорий", цель которых состояла в том, чтобы пробуждать среди японского населения реваншистские настроения и получать массовую поддержку японской общественности территориальных домогательств к нашей стране. Параллельно японские средства массовой информации стали распространять миф о возрастании "советской военной угрозы", а в заявлениях японских военных кругов и правительства Советский Союз стал именоваться "потенциальным противником" Японии.

Все это было чревато опасностью сведения на нет наметившихся ранее достижений в развитии советско-японского добрососедства. Такую опасность почувствовали в то время не только советские, но и японские общественные деятели, и прежде всего те из них, кто был связан с фирмами, поддерживавшими деловые связи с нашей страной. И вот на этой основе возникла идея проведения советско-японских "конференций круглого стола", призванных обсуждать пути преодоления негативных тенденций в советско-японских отношениях и поворота этих отношений на путь упрочения взаимовыгодных связей. Первая из этих конференций состоялась в декабре 1979 года в Токио, вторая - в ноябре 1980 года в Москве, третья - в мае 1982 года в Токио, четвертая - в октябре 1984 года в Москве и пятая - в декабре 1986 года в Токио.

Проведением этих конференций с советской стороны занимались вплотную работники японского сектора Международного отдела ЦК КПСС, руководители Союза советских обществ дружбы с зарубежными странами (ССОД), профсоюзные руководители из Международного отдела ВЦСПС, активисты разных других общественных организаций. При этом, естественно, ведущая роль в составе участников этих конференций отводилась японоведам Москвы, Ленинграда и Владивостока.

Не обошли вниманием организаторы "конференций круглого стола" и меня как заведующего отделом Японии и вице-председателя "Общества СССР Япония". От меня как японоведа-политолога они ждали всякий раз квалифицированных выступлений по наиболее острым вопросам советско-японских отношений, и в том числе вопросам, связанным с территориальными притязаниями Японии. Поэтому на всех "конференциях круглого стола", за исключением первой, мне пришлось участвовать либо в качестве одного из докладчиков в комиссиях по политическим вопросам, либо в качестве сопредседателя таких комиссий, либо в качестве члена редакционных групп, создававшихся для выработки текстов итоговых документов, которые утверждались на пленарных форумах участников названных конференций.