Япония, японцы и японоведы
Шрифт:
Между тем руководство КПСС, не желавшее отказываться от старых марксистско-ленинских догм, продолжало долгое время исходить в своих отношениях с КПЯ из "интернационалистской идеологии" ленинских времен. Но все попытки кремлевских идеологов-тугодумов идти в "чужой монастырь со своим уставом" не давали ожидаемого эффекта. Скорее, наоборот - они лишь раздражали японскую сторону, делавшую в своей пропаганде упор на "самостоятельность и независимость КПЯ" и стремившуюся поэтому как можно дальше дистанцироваться от КПСС и вообще от Советского Союза.
Чтобы продемонстрировать японским обывателям свою "независимость и самостоятельность", руководители КПЯ использовали любой повод для обвинений КПСС во вмешательстве во внутренние дела своей партии, хотя в действительности для подобных обвинений в 70-х годах сколько-нибудь веских оснований не было: всем советским гражданам, находящимся в Японии, строго-настрого предписывалось быть максимально осмотрительными в отношениях с японскими коммунистами и воздерживаться от обсуждения с ними каких бы то ни было вопросов, касавшихся внутрипартийных дел КПЯ. В связи со столь строгими установками, шедшими в Японию со Старой площади (т.е. из ЦК КПСС), общение с представителями КПЯ превратилось для дипломатов, журналистов и других работников советских учреждений в некую малоприятную взрывоопасную работу, требовавшую такой же осторожности как работа саперов на заминированном поле.
О чем свидетельствовали столь строгие установки Старой площади? Да всего лишь о том, что Брежнева и его приближенных мало заботила суть отношений КПСС с КПЯ. Зато важно было сохранить видимость того, что КПЯ, в отличие от КПК, не разорвала открыто своих контактов с КПСС, что по этой причине партия японских коммунистов могла по-прежнему причисляться Кремлем к "семье братских партий", хотя в действительности в 70-х годах в эту семью она уже никак не вписывалась.
А вот зачем нужен был кремлевским руководителям такой самообман - это вопрос другой. Ответ на него напрашивался у меня и в то время, но тогда я мог давать его лишь самому себе. Сводился он к следующему: наши партийные вожди опасались подорвать веру советской общественности в международный авторитет КПСС, и потому стремились любой ценой убедить своих сограждан в том, будто бы подавляющее большинство зарубежных коммунистических партий по-прежнему идут в ногу с Москвой.
Но были к тому же у руководителей КПСС и конъюнктурные политические соображения, побуждавшие их в 70-х годах относиться примирительно к антисоветским, враждебным выходкам лидеров КПЯ. Ведь своего главного идейного противника и соперника в борьбе за контроль над мировым коммунистическим движением Кремль видел в те годы в маоистах, а КПЯ, как известно, резко осуждала и маоизм, и курс Дэн Сяопина на сближение КПК с США, на поддержку американо-японского военного сотрудничества. А такие антикитайские выступления японских коммунистов были, естественно, нам на руку. И это я хорошо понимал при всем моем внутреннем несогласии с бесхребетным поведением руководства КПСС по отношению к лидерам КПЯ. Именно поэтому в те годы я старался направлять в Москву для публикации в "Правде" все заявления лидеров КПЯ и все статьи "Акахаты", направленные на осуждение проамериканского политического курса Пекина. Примером тому могла быть публикация в "Правде" за моей подписью сообщения о резком осуждении газетой "Акахата" великодержавной и проамериканской политики китайского руководства, а заодно намерения правительства Фукуды пойти навстречу домогательствам Пекина и включить в текст японо-китайского договора пресловутой статьи о "противодействии двух стран гегемонизму"26.
Таковы были скрытые мотивы нашей не очень-то последовательной и четкой политики в отношении КПЯ.
Если же говорить о том, почему не шли на открытый разрыв с КПСС руководители КПЯ, демонстрировавшие постоянно свое неприятие политики Москвы и обвинявшие руководства КПСС во вмешательстве во внутренние дела их партии, в "ревизионизме", в "капитуляции перед американскими империалистами" и в ряде других грехов, то причин тому было несколько.
Одна из них заключалась в том, что по ряду вопросов международных отношений в позициях КПСС и КПЯ в 70-х годах все еще оставалось совпадение взглядов. Позиции обеих партий были близки, например, в осуждении военного присутствия США на японской территории и негативном отношении к наращиванию японской военной мощи. И это давало определенные политические выгоды.
Вторая причина крылась в те годы в неприятии обеими партиями маоизма. Ведь после разрыва отношений КПЯ с КПК в 1966 году обе партии, КПСС и КПЯ, вели полемику с Пекином. Хотя в этой полемике и КПСС и КПЯ предпочитали воздерживаться от какого-либо блокирования друг с другом, тем не менее полный разрыв связей с КПСС не входил в расчеты лидеров КПЯ, ибо на том этапе своего главного идейного и политического врага они видели все-таки не в КПСС, а в КПК, подвергавшего тогда руководителей японских коммунистов злобным и оскорбительным нападкам.
И, наконец, третья причина состояла в том, что сохранение ограниченных контактов с Москвой позволяло лидерам КПЯ поддерживать контакты с рядом правящих партий в социалистических странах Восточной Европы, а также облегчало связи и обмен информацией с целым рядом коммунистических партий западноевропейских стран. А это было очень нужно для КПЯ, чьи лидеры не без оснований опасались полной международной изоляции.
Так в 60-х - 70-х годах обозначилась странная полоса во взаимоотношениях КПСС и КПЯ: не порывая открыто друг с другом, эти партии в то же время свели свои контакты к минимуму, причем руководство КПЯ в своих заявлениях продолжало "обличать" КПСС в различных "порочных" деяниях, а руководство КПСС продолжало либо отмалчиваться, либо делать вид, будто ничего особенного не происходит и для обид на японских коммунистов у него нет оснований.
В этой фальшивой политической игре волей-неволей приходилось участвовать и мне в роли солдата, обязанного выполнять приказы своих начальников - офицеров. Выполняя поручения Международного отдела ЦК КПСС, редакция "Правды" время от времени извещала меня о желательности подготовки мною статей, освещающих какие-либо из отвечавших нашим интересам стороны деятельности Коммунистической партии Японии. И мне приходилось скрепя сердце готовить такие статьи. С этой целью я не раз созванивался с ответственными работниками аппарата ЦК КПЯ и получал спустя несколько дней их согласие приехать в токийский квартал Ёёги, где на все той же узкой улочке, как и пятнадцать лет тому назад, находился штаб японских коммунистов. Там я брал интервью у какого-либо из ответственных руководителей ЦК КПЯ, придерживаясь, естественно, тех вопросов, по которым позиции Коммунистической партии Японии совпадали с внешнеполитическим курсом Советского Союза. Примером тому была моя беседа в феврале 1976 года с членом Президиума и секретарем ЦК КПЯ Ибараги Ё. и членом секретариата, заведующим Международным отделом ЦК Кикунами Х. В ходе этой беседы речь шла о деятельности КПЯ, направленной на укрепление позиций коммунистов в парламенте и на укрепление своего представительства в органах местной организации. При этом, само собой разумеется, и я, и мои собеседники обходили молчанием спорные вопросы взаимоотношений КПСС с КПЯ. Не задавал я своим собеседникам и вопросов, способных породить у них подозрения в том, что редакция "Правды" пыталась выявить какие-либо упущения и негативные стороны в той деятельности, которую вела коммунистическая партия среди японского населения. В результате беседа с ними вылилась в самодовольный отчет руководителей КПЯ о их достижениях и успехах. Говорить же искренно о недостатках и промахах в деятельности КПЯ у названных выше партийных боссов не было ни желания, ни полномочий. После такой беседы мне не осталось ничего другого, как изложить все услышанное в удобочитаемую форму и бодро написать в заключительном абзаце о том, что "в активной деятельности японских коммунистов находит отражение стремление народа Японии к преодолению экономических и социальных невзгод, к защите и расширению демократических прав, к переходу страны на путь самостоятельной, нейтральной и миролюбивой политики". В Москве были вполне довольны таким материалом. В таком никем не правленом виде 22 февраля 1976 года материал этот был опубликован на страницах "Правды" под заголовком "Укрепляя политическое влияние". Не поступило потом ко мне, слава богу, никаких претензий и из квартала Ёёги.
Публикация подобных материалов предназначалась, по сути дела, не столько для советских читателей, сколько для руководства КПЯ: ее цель состояла в том, чтобы показать лидерам японских коммунистов готовность "Правды", а следовательно, и ЦК КПСС закрывать глаза на их недружественное поведение в отношении Советского Союза и лишний раз напомнить им о своем желании возобновить старую дружбу. Однако из той атмосферы отчужденности и неприязни, которую я незримо ощущал во время упомянутой выше и подобных бесед в стенах центрального штаба КПЯ, была достаточно ясно видна иллюзорность надежд Москвы на возврат КПЯ в семью своих прежних друзей.
Еще одно подтверждение тщетности попыток руководства КПСС "приручить" руководство КПЯ и склонить его вновь к дружбе с нашей партией и Советским Союзом я получил три года спустя при встречах с заместителем председателя Президиума ЦК КПЯ Уэдой Коитиро.
Поводом для этих встреч послужило присланное мне поручение редакции "Правды" (читай - Международного отдела ЦК КПСС) взять интервью для публикации в газете у кого-либо из руководителей японской компартии. От таких заказов руководство КПЯ при всем его враждебном настрое по отношению к КПСС обычно не отказывалось. Почему? Да потому, что любая публикация на страницах "Правды" использовалась ими для напоминания о своем существовании мировой общественности, а также многим из тех зарубежных коммунистических партий, с которыми у японских коммунистов не было прямых контактов. Да и для японской общественности такие публикации представляли собой некое косвенное свидетельство тому, что в Москве руководителей КПЯ продолжают рассматривать как реальную политическую силу и даже чтут, несмотря на все их грубые нападки на Советский Союз и КПСС. Во имя тех же самых выгод приняло руководство КПЯ и в тот раз предложение "Правды": свою готовность дать мне интервью выразил тогда Уэда Коитиро. Темой интервью, как мы заранее договорились с ним через его помощников, стала "борьба КПЯ за мир, против возрождения японского милитаризма".