Япония, японцы и японоведы
Шрифт:
Подоплека всей этой антисоветской кампании просматривалась в стремлении власти оправдать в глазах народа быстрое нарастание в те годы бюджетных военных расходов Японии. Достаточно сказать, например, что в государственном бюджете Японии на 1979 финансовый год военные расходы превысили расходы предыдущего года на 10,2 процента20. Разработанная в те годы программа вооружения страны предусматривала крутое увеличение боевой мощи японских "сил самообороны" и придание им новейшей военной техники, включая новые образцы истребителей-бомбардировщиков, боевых кораблей и подводных лодок, ракетного оружия, а также более надежных систем воздушного оповещения. Но самое примечательное состояло в том, что программа эта отличалась от предыдущих своей открыто антисоветской направленностью. Пересмотрев свою военную доктрину после заключения японо-китайского Договора о мире и дружбе, военные круги Японии стали исходить из предпосылки, что впредь их единственным потенциальным военным противником продолжает оставаться лишь Советский Союз.
Для придания всем этим сдвигам в сторону дальнейшей гонки вооружений большей обоснованности японская пресса развернула в 1978-1979 годах шумную кампанию по поводу "возрастания угрозы нападения Советского Союза на Японию" в связи с дислокацией на Курильских островах воинского контингента численностью до одной дивизии, якобы предназначенной для атаки на японскую территорию. При этом японских журналистов не смущала нелепость их разговоров об "угрозе", поскольку всем было известно, что рядом с Курилами на острове Хоккайдо дислоцировались четыре дивизии "сил самообороны", включая бронетанковую дивизию.
Столь недружественный нашей стране разворот в военной политике правящих кругов Японии был продиктован, как это тогда было ясно, не только интересами отдельных воинственно настроенных группировок в правящей либерально-демократической партии Японии, а также в предпринимательских кругах, связанных с военным производством, но и интересами военного союзника Японии - Соединенных Штатов. Не случайно в те времена в заявлениях руководителей американского правительства подчеркивалась заинтересованность Пентагона в увеличении вклада Японии в военное сотрудничество двух стран.
При таких обстоятельствах представителям советских средств массовой информации в Японии волей-неволей приходилось больше, чем прежде, обращать внимание нашей общественности на возрастание активности нашего дальневосточного соседа в сфере вооружений и усиление боеспособности его вооруженных сил. К подобным темам мне приходилось во второй половине 70-х годов то и дело возвращаться. Мои публикации на эту тему в "Правде" находили одобрительный отклик и в посольстве. Это стало заметнее после того, как в Токио появился новый посол Д. С. Полянский.
Познакомившись ближе с Полянским в 1977-1979 годах, я сделал одно любопытное открытие, касавшееся взглядов на международные отношения не только Дмитрия Степановича, но и, по-видимому, ряда других членов брежневского Политбюро, занимавшихся в основном вопросами внутренней жизни нашей страны. Эти взгляды формировались не под влиянием той закрытой служебной информации, которая поступала к ним в сыром виде от различных практических ведомств: ТАСС, МИД, КГБ, ГРУ и т.п. Такая информация, содержавшая много различных фактов, была слишком фрагментарной, слишком объемной, да и к тому же противоречивой. Для повседневного просмотра этой информации и тем более для ее осмысления у названных членов Политбюро не хватало свободного времени. Зато ежедневно по утрам они начинали свою работу, как и сам Генеральный секретарь, с просмотра "Правды", где в концентрированном виде и в доходчивых формулировках они получали и важнейшую международную информацию, и готовые оценки этой информации. К этим оценкам они привыкали, и именно из этих оценок складывались их взгляды на ту или иную страну.
Не случайно, что к статьям в "Правде", касавшимся Японии, Полянский, уже будучи послом, проявлял больше внимания, чем Трояновский. Да и вообще, постепенно разобравшись в японских делах, Полянский занял по спорным вопросам отношений нашей страны с Японией более ясную и четкую позицию, чем его предшественник. Здесь сказалась разница в воспитании, мировоззрении и индивидуальных чертах характеров этих людей. В отличие от потомственного дипломата Трояновского, сибарита и скептика, проявлявшего патриотизм по долгу службы, Полянский, выходец из гущи народа, был патриотом по зову сердца. Если Трояновский, как это было видно, не питал в душе отрицательных эмоций к японцам даже тогда, когда ему приходилось как послу хмуриться на них и высказывать свое недовольство, то Полянскому, наоборот, приходилось по советам своих помощников сдерживать себя и объясняться с японцами в мягком тоне, даже тогда, когда в душе и в своем узком кругу он клял их почем зря.
Заметное охлаждение в советско-японских отношениях, наметившееся во второй половине 70-х годов на уровне политических и межгосударственных контактов, не оказало, однако, существенного влияния на культурные, научные, спортивные и прочие связи общественности двух стран. Связи эти в названный период развивались по-прежнему весьма интенсивно и оказывали общее благотворное влияние на отношения двух стран. Подтверждением тому стал, например, целый ряд событий в театральной жизни Японии, связанных с гастролями в этой стране известных советских актеров и музыкантов. Так, осенью 1975 года с блеском прошли гастроли Ансамбля народного танца СССР под руководством И. А. Моисеева. В своей корреспонденции об этом событии я цитировал восторженные высказывания японского театрального критика Эгути Хироси, опубликованные в газете "Токио Симбун". Делясь с японскими жителями своими впечатлениями о концерте моисеевского ансамбля, Эгути писал: "Блестящее, поистине изумительное мастерство танцоров, их виртуозная техника доставили зрителям величайшее наслаждение. Это был вечер, когда многим из зрителей невольно приходила в голову мысль о том, что такое великолепное празднество танца случается видеть в жизни лишь раз"21.
Не менее чарующее воздействие оказали на местных зрителей концертные выступления в Японии Академического хора русской песни под управлением А. В. Свешникова. На одном из выступлений этого хора, состоявшемся в концертном зале телевизионной корпорации "Эн-Эйч-Кэй", я наблюдал воочию, с каким наслаждением внимал завороженный зал то задушевным мелодиям "Вечернего звона", то мощным раскатам песни "Славное моря - священный Байкал", то веселым и задорным распевам "Калинки", как затем взрывались все слушатели в бурных, восторженных овациях, требуя повторного исполнения этих и других русских народных песен.
Летом 1978 года я послал в Москву статью о замечательных достижениях балетмейстеров Большого театра Советского Союза А. Варламова и С. Мессерера, долгое время ведших преподавательскую работу в Токийском балетном училище имени Чайковского, созданном в Японии еще в начале 60-х годов. Поводом для статьи стала состоявшаяся тогда в Токио премьера балетного спектакля "Принцесса Кагуя", поставленная А. Варламовым на основе тесного творческого содружества японских исполнителей и мастеров советского хореографического и музыкального искусства. Успех премьеры, в которой исполнение ведущих ролей взяли на себя японские ученики двух названных советских балетмейстеров, явил собой убедительное подтверждение той пользы, которую приносило японским почитателям балета сотрудничество с Большим театром Советского Союза.
В день премьеры я имел довольно длительную беседу с народной артисткой СССР Галиной Сергеевной Улановой, прибывшей специально в Токио по приглашению японской стороны. Тепло отзываясь о японских участниках балетного спектакля, Галина Сергеевна отметила их высокое исполнительское мастерство, которое, по ее словам, достигло международного класса. "В основу спектакля "Принцесса Кагуя",- сказала она,- были положены японские сказочные сюжеты, и потому в рисунке танца и в отдельных движениях исполнителей ощущается известное национальное своеобразие. В то же время в технике танца четко просматривается почерк советской школы классического балета. Он проявляется прежде всего в высоком уровне мастерства исполнителей. И это радует. Новый балетный спектакль можно с полным основанием назвать прекрасным плодом советско-японского творческого сотрудничества"22.