Япония, японцы и японоведы
Шрифт:
В те времена по воскресным дням много раз я в тоске по природе выезжал на машине из Токио либо на море - в районы Камакуры или Атами, либо в горы - в район Хаконэ. И всякий раз, загубив несколько часов на дорогу, главным образом на простои в автомобильных пробках, возвращался домой физически усталый и морально утомленный. Подтверждение тому, что мою неспособность отдохнуть в Японии "по-человечески" разделяли и множество японских граждан, я нашел в газете "Асахи", где в одной из статей было написано: "Когда семья предпринимает поездку за город, ее ждут на пути забитые транспортом дороги, переполненные поезда и колоссальные гостиничные расходы. Наслаждение поэтому такие поездки не доставляют, и для досуга остается лишь один путь - лежать у себя дома в комнатушке и смотреть телевизор..."39
В 70-е годы японская общественность стала воспринимать загрязнение окружающей среды отходами промышленных предприятий как тяжелое социальное бедствие. В этой связи осталась
Дело было так. Однажды из Клуба иностранных корреспондентов я получил приглашение от группы японских ученых-профессоров Токийского университета принять вместе с ними и несколькими иностранными журналистами участие в ознакомительной поездке по некоторым из "загрязненных" районов Японии. Я согласился. Мы выехали из Токио на большом комфортабельном автобусе на северо-запад, где нам предстояло ознакомиться с некогда знаменитыми медными рудниками в поселке Асио.
Свои тогдашние дорожные впечатления я описывать подробно не собираюсь. Это было бы отклонением от темы, но об одном небольшом путевом эпизоде упомяну, потому что в нем уж очень заметно проявилась разница в менталитете и характерах японцев и уроженцев стран Запада. Суть этого эпизода была такова: когда наш громоздкий автобус стал карабкаться в горы по старой заброшенной грунтовой дороге, ведшей к рудникам Асио, то на одной из горных круч при резком повороте он забуксовал у края пропасти. Шофер-японец с выражением крайнего напряжения на лице пытался заставить его двинуться вперед, но автобус, скользя по каменному грунту задними колесами, лишь раскачивался, но никак не сдвигался с места. Тогда американцы и другие иностранные журналисты, включая меня, попросили шофера выключить на минуту мотор и, открыв дверь, вышли из автобуса на дорогу. "Чтобы не искушать судьбу". Иначе повели себя в этой напряженной ситуации пассажиры-японцы. Все они остались в автобусном салоне, сказав нам: "Шофер опытный, свое дело знает, положимся на него". Так они и просидели молча с каменными лицами за спиной шофера до тех пор, пока одна из его попыток не увенчалась успехом... Вот так, не уронив достоинства, проявили японцы выдержку и самообладание на глазах кучки трусливых иностранцев. А ведь они запросто могли упасть в пропасть!
Но это лишь попутное замечание. Что же касается медных рудников Асио, то они оказались давно заброшенными. Но внимание обращало на себя другое: некогда цветущая горная долина предстала перед нами мрачной каменной пустыней, в которой вся зелень была съедена газами и копотью находившегося там прежде медеплавильного завода.
Все в том же автобусе, спустившись на равнину Канто, мы проехали затем по берегам второго по величине пресноводного озера Японии - Касумигаура, воды которого оказались в то время загрязненными отходами промышленных предприятий настолько, что уже не годились ни для питья, ни для рыбного промысла. Далее же нам показали стальные дебри гигантского нефтехимического комбината "Касима". Будучи построенным по последнему слову современной техники и промышленной эстетики, предприятие это, несмотря на окружающие его газоны и лесопосадки, источало такие газы, которые уже тогда, как констатировали экологи, создали угрозу здоровью жителей окрестных населенных пунктов.
А далее через префектуру Тиба нас вывезли к берегу Токийского залива, мутные воды которого лоснились от нефти, мазута и масла, беззаботно сбрасывавшихся в них танкерами и промышленными предприятиями. Когда мы пересекли залив на пароме, то оказались в городе металлургов Кавасаки, где из-за плотной пелены дыма и смога почти никогда не бывает солнца. В розданной на прощание участникам поездки брошюре японских ученых-экологов я прочел тогда следующее: "Индустриальные районы и города, словно раковые метастазы, разрастаются по всей Японии с исключительной быстротой. В результате мелкие участки загрязненной среды превращаются в громадные районы, распростертые по всей стране. Япония находится поэтому поистине в критическом положении! Громадные "комбинаты" с их чащами высоких дымовых труб являют собой ныне символы спесивого торжества государственномонополистического капитализма, деятельность которого сопровождается массовой экспроприацией у населения земель"40. Как явствовало из данных официальной статистики, включенных в ту же брошюру, в среднем по стране в течение одного года промышленные предприятия Японии выбрасывали в виде отходов в атмосферу, за пределы своих предприятий и в морские воды около 700 миллионов тонн мусора и грязи41.
За время моего пребывания в Японии в 70-х годах мне стало известно множество местных конфликтов, возникавших в разных районах страны в связи с бедствиями населения, порожденными загрязнением окружающей среды. В судах страны разбирались тогда сотни дел по искам, предъявлявшимся предпринимателям жителями окрестных районов. В ряде случаев эти конфликты выливались в активное сопротивление жителей строительству химических заводов, атомных электростанций, аэродромов, скоростных автострад и железных дорог.
Участники дискуссий, развертывавшихся в Японии по вопросам защиты окружающей среды, в те годы
Были в те годы в общественной жизни Японии и еще два зла, о которых наши почитатели японского "экономического чуда" предпочитали упоминать лишь вскользь либо совсем не касаться их в своих писаниях. Первое из этих зол заключалось в хроническом жилищном кризисе. Кризис этот был связан, с одной стороны, с беспримерно высокими ценами на землю, ставшими следствием массовых земельных спекуляций ряда японских фирм и банков. С другой стороны, в нем проявилась бедность десятком миллионов японских семей, не обладавших средствами, достаточными для аренды мало-мальски удобных жилищных помещений, не говоря уже о приобретении небольших земельных участков для строительства собственных домов. Жилищные трудности множества, если не большинства японцев, не могли не привлечь мое внимание как журналиста. Не раз заходил я в конторы маклеров-агентов по сделкам с недвижимым имуществом. Уже по рекламным объявлениям на витринах этих контор можно было видеть, что месячная стоимость аренды небольшой однокомнатной квартиры с жилой площадью в шесть "татами" (около десяти квадратных метров) в деревянном доме с общим санузлом на несколько семей и без каких-либо других удобств колебалась в пределах от 25 до 30 тысяч иен, а стоимость аренды квартиры из двух комнат размером в 10 и 8 квадратных метров с теми же удобствами составляла от 40 до 50 тысяч иен. Если же речь шла о снятии на условиях аренды приблизительно такой же по величине двухкомнатной квартиры в многоэтажном бетонном доме (по-японски "апарто" или "маншен") с основными удобствами, то месячная плата в этом случае достигала 150-160 тысяч иен.
Между тем средний месячный заработок японской семьи из трех-четырех человек составлял в то время по официальным данным 258 тысяч иен. А это при сопоставлении с названными выше ценами квартир означало, что для "средней семьи" аренда небольшой двухкомнатной квартиры в частном доме с современными удобствами была не по карману. Вот почему в Токио в 70-х годах наблюдалась странная на первый взгляд ситуация: десятки и сотни тысяч трудовых семей со "средним" и более низким достатком прозябали в тесных и неудобных деревянных домиках без элементарных удобств, в то время как в других "престижных" кварталах горделиво возвышались дома с пустующими квартирами, оборудованными всеми современными удобствами. По данным тогдашней японской статистики в Токио арендуемые квартиры и комнаты составляли более 60 процентов всех жилых помещений, причем 77 процентов из них представляли собой помещения без современных удобств (канализация, центральное отопление и т.п.)42. Хронический жилищный кризис проявлялся в тогдашней Японии в жалких жилищных условиях десятков миллионов японских трудовых семей. Эти условия были несравнимо худшими, чем в США и странах Западной Европы. Но об этой неприглядной стороне изнанки японского "экономического чуда" в те годы за рубежом писалось гораздо меньше, чем в самой Японии.
Вторым злом, глубоко укоренившимся в жизни японского общества, оставался в 70-е годы разгул коррупции в правящих кругах и деловом мире страны, которая на фоне экономической депрессии середины 70-х годов воспринималась японской общественностью с особым возмущением. События в политическом мире Японии заставляли меня в те годы не раз писать об этом зле японского общества. Да и как было не писать, если в получении взяток от американской авиастроительной компании "Локхид" был уличен в 1976 году не кто иной, как бывший премьер-министр страны Танака Какуэй, попавший по этой причине на некоторое время за тюремную решетку. Правда, ему как одному из богатейших представителей правящей элиты была сделана и в этом вопросе поблажка. Пробыв в тюрьме лишь двадцать дней, он был затем освобожден из заключения под крупный денежный залог. В дальнейшем, проживая в своем особняке, он как ни в чем не бывало продолжал как бизнесмен вести свои коммерческие операции, совмещая их с активной политической деятельностью в парламенте и за его пределами. Не случайно в политическом мире и в прессе Японии открыто высказывалось тогда убеждение, что корни коррупции гнездились в самой структуре правящей либерально-демократической партии, все звенья которой и в центре, и на местах были теснейшим образом связаны с деловыми кругами, и прежде всего с монополистической олигархией страны. Внутренний смысл этих связей японские комментаторы раскрывали следующей формулой: "Деньги обеспечивают власть, а власть обеспечивает еще большие деньги"43.