Япония, японцы и японоведы
Шрифт:
В то время институт уже сменил адрес: из особняка в Армянском переулке его перевели на улицу Жданова (нынешнюю Рождественку). Инициаторами этого переезда была влиятельная армянская диаспора, давно мечтавшая разместить в особняке, построенном в прошлом веке на средства купцов-армян братьев Лазаревых, представительство Армении, а также Дом армянской культуры. Проявив упорство и оперативность, армяне разыскали в центре города жилой трехэтажный дом, выделили средства на переселение его жильцов, а также на ремонт помещений этого дома, и в конце концов заполучили согласие Гафурова на переселение туда института. К сожалению, новый дом, хотя и превосходил по площади старый, оказался, как вскоре выяснилось, очень ветхим. В последующие годы хозяйственным руководителям института пришлось его постоянно ремонтировать, чтобы уберечь помещения от обвалов потолков, протечек в трубах и осыпания штукатурки на фасаде и в коридорах.
Но в этом не знакомым мне неуютном доме я встретил сразу же много старых друзей, приятелей и знакомых. Контингент научных сотрудников института мало изменился за прошедшие пять лет, только многие казались при первых встречах слегка постаревшими. Моими давними друзьями были в то время едва ли не все члены дирекции, состав которой с приходом в институт Примакова заметно обновился. Вопросами изучения стран Восточной Азии и Тихого океана стал ведать мой приятель - Георгий Федорович Ким, избранный двумя годами ранее членом-корреспондентом АН СССР. Как человек, склонный к административным делам и издавна хорошо знакомый со всеми сотрудниками института, он занимался с согласия Примакова и решением текущих кадровых вопросов. Другой заместитель директора, индолог Глерий Кузьмич Широков, курировавший работу экономистов, был также давно мне знаком. А что касается заместителя директора по проблемам восточной лингвистики и филологии Вадима Михайловича Солнцева, то он был моим ближайшим другом еще со студенческих и аспирантских лет.
Столь же хорошо знакомы мне были и руководители парткома и месткома института. Секретарь парткома Евгений Александрович Лебедев был моим приятелем еще во время моей секретарской работы в парткоме (Лебедев отвечал там за лекторскую работу наших сотрудников по линии общества "Знание"). К тому же в ту пору мы с ним и Г. Ф. Кимом в периоды отпусков выезжали вместе в подмосковные дома отдыха.
Едва ли не на второй день после моего появления в институте Примаков и Ким предложили мне втроем пообедать в ресторане "Берлин" (нынешний "Савой"), находившемся неподалеку от института. Но громкие академические титулы моих друзей не произвели должного впечатления на швейцаров этого ресторана. По причине "спецобслуживания" каких-то иностранных гостей нас в ресторан не пустили, и тогда Примаков вызвал машину со своим личным шофером, и мы направились в спецстоловую для академиков и членов-корреспондентов, находившуюся на Ленинском проспекте. Там и пообедали плотно, вкусно и без излишеств. Оба моих новых начальника тем самым как бы отблагодарили меня за то внимание, которое я им оказывал в дни их пребывания в Токио.
Благополучно для меня, и притом буквально в течение недели, был решен вопрос о моем рабочем помещении в институте. Мои друзья из дирекции предоставили мне в качестве кабинета просторную комнату на втором этаже. Далее хозяйственная администрация передала мне большой письменный стол, стоявший когда-то в кабинете у Гафурова, несколько новых книжных шкафов, шесть удобных легких кресел и, естественно, телефонный аппарат с индивидуальным номером. После того как я без промедления заполнил шкафы кабинета привезенными из Японии книгами и папками с газетными вырезками, мой кабинет обрел вполне приличный деловой вид, позволявший принимать в нем не только своих коллег, но и иностранных гостей. Правда, коридор второго этажа, ведший к кабинету, остался в неухоженном состоянии с облупленными стенами, щелями в полах и горами окурков в грязных пепельницах на столах, задвинутых в ниши коридора.
Что же касается двух прежних помещений, закрепленных за отделом Японии ранее, то они, как и прежде, продолжали находиться на первом этаже. В маленькой комнате находились столы и шкафы ученого секретаря отдела И. Ильиной и секретаря-машинистки И. Брицковой, а в большой комнате стояли личные столы и тумбочки отдельных сотрудников. В этой же комнате проводились и общие заседания отдела.
Первое, с чем я столкнулся, оказавшись вновь заведующим отделом Японии, были вопросы, связанные с общим направлением работы отдела и темами исследований каждого из его сотрудников. После смерти Виктора Алексеевича Власова исполнение обязанностей заведующего отделом было по приказу дирекции возложено на руководителя сектора экономики Вадима Алексеевича Попова, который не питал особого вкуса к административным делам, а к тому же ясно представлял себе временный характер возложенных на него обязанностей. По этой причине в течение длительного времени повседневное, целеустремленное руководство отделом фактически отсутствовало. И, как обычно бывает в таких случаях, в действие вступил один из основных законов механики, вполне относящийся и к общественным явлениям. Суть же его в том, что любой, даже самый совершенный механизм, оставленный вне контроля на длительное время, начинает постепенно работать на развал и саморазрушение.
Так получилось и в отделе Японии. Двадцать пять человек сотрудников отдела, оставленных без контроля над темами своих исследований и сроками их исполнения, потеряли перспективу и стали постепенно заниматься лишь интересовавшими их вопросами, не очень-то заботясь при этом о сроках завершения своих плановых работ.
Первые недели и месяцы мое внимание было направлено поэтому на индивидуальные беседы с каждым из сотрудников отдела с целью уточнения их научных интересов, четкого определения перспективных планов и сроков завершения их работ. Эти беседы не всегда проходили гладко и при взаимном согласии. Кое-кому из числа молодых научных работников не хотелось переключаться на острые, актуальные темы, нацеленные на разработку тех вопросов, которые прежде всего интересовали нашу научную и политическую общественность. Поэтому приходилось иногда переходить в беседах на жесткий тон и разъяснять тем, кто не хотел отрываться от приглянувшейся им "удобной" тематики, необходимость учета установок дирекции и пожеланий руководства отделом. Естественно, что упомянутый жесткий тон никогда не допускался мной в отношении ученых старшего поколения. С их личными научными интересами я, конечно, считался. Но, кстати сказать, такие многоопытные научные работники как П. П. Топеха, Г. И. Подпалова, Б. Г. Сапожников, К. А. Попов, нередко упреждая мои пожелания, сами корректировали тематику своих исследований, с тем чтобы она укладывалась в общие направления научной работы отдела.
Приходилось мне, естественно, вникать и в научную работу экономистов-японоведов, хотя непосредственно ведал их работой В. А. Попов, продолжавший исполнять обязанности заведующего сектором экономики. И мне, и В. А. Попову вскоре стало ясно, что наша группа экономистов-японоведов в ряде отношений уступала более крупному коллективу японоведов Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО), возглавлявшемуся таким авторитетным ученым как Яков Александрович Певзнер. Соревноваться с этим коллективом в разработке тех общих теоретических проблем японской экономики, которыми занимался этот коллектив, нам было не под силу. Не могли мы соревноваться и с японоведами Научно-исследовательского конъюнктурного института, связанными с министерством внешней торговли, получавшими оттуда текущую служебную информацию и досконально знавшими практические вопросы советско-японских торговых отношений.
Нам надо было поэтому четче определить профиль своих исследований, найти собственную нишу, сделав упор на освещении менее известных нашей общественности сторон экономической жизни Японии. И многое в этом направлении было уже сделано в отделе ранее. Не уступали, например, наши экономисты японоведам ИМЭМО в разработке проблем японского сельского хозяйства, в изучении состояния некоторых ведущих отраслей японской промышленности, в освещении экономических связей Японии со странами Азии и Тихого океана. Ко времени моего возвращения в институт на стадии завершения находился ряд интересных обстоятельных исследований экономистов отдела. Так, С. Б. Маркарьян завершила работу над монографией "Проблемы агропромышленной интеграции в Японии" (1982), Е. А. Старовойтов готовил к изданию свою рукопись "Управление крупными металлургическими компаниями Японии" (1986), близилась к окончанию исследование Ю. М. Черевко "Экономическая экспансия японских монополий в страны Юго-Восточной Азии" (1986).
Но в то же время в работе экономистов отдела еще не найдено было такое направление исследований, которое отличало бы наш институт от других научных центров. Таким направлением должно было стать, по моим предположениям, изучение научно-технического прогресса Японии в сфере промышленного производства, сельского хозяйства, торговли, сервиса, управленческого дела и т.д. Такие исследования давали бы ответы на многочисленные вопросы, интересовавшие в те годы нашу общественность. Их цель должна была состоять в выяснении того, в каких сферах производства, науки и техники заняла Япония лидирующую роль, что способствовало ее успехам, какие меры были приняты для выдвижения Японии на роль одного из локомотивов мирового научно-технического прогресса. Отсюда возникла необходимость привлечения к работе в отделе не только специалистов-экономистов, но и специалистов с инженерно-техническим образованием, способных со знанием дела разбираться в достижениях современной науки и техники, а также в практических вопросах организации производства. В поисках такого специалиста я вышел на Юрия Дмитриевича Денисова - выпускника Московского авиационного института, защитившего незадолго до того диссертацию на звание кандидата технических наук, но при этом давно проявлявшего интерес к Японии и даже изучившего факультативно японский язык. С ведома дирекции института мне удалось уговорить Денисова перейти из МАИ, где он работал, в японский отдел института, хотя по своим анкетным данным он не соответствовал требованиям кадровиков, предъявлявшимся к лицам, намеревавшимся стать востоковедами. И я не ошибся в расчетах: Ю. Д. Денисов вскоре стал одним из ведущих сотрудников сектора экономики отдела Японии.
С приходом Денисова в отдел стала возможной в последующие годы организация при отделе постоянного семинара инженеров, работников технических научно-исследовательских центров, служащих министерств и других практических учреждений, стремившихся изучать научно-технические проблемы Японии в области электроники, робототехники, автомобилестроения, судостроения и т.д. И такой семинар был создан. Собираясь в стенах института под руководством Денисова, участники семинара выступали поочередно с сообщениями о тех или иных японских новшествах. Иногда же в качестве докладчиков привлекались по возвращении из командировок в Японию видные специалисты в области науки и техники. В их выступлениях давалась информация о том, что довелось им видеть на японских предприятиях и в научных центрах.