Япония, японцы и японоведы
Шрифт:
В начале 1985 года в отделе Японии при активном участии слушателей и докладчиков упомянутого выше семинара состоялась расширенная конференция, посвященная проблемам научно-технического прогресса Японии, докладчиками на которой выступили более двадцати специалистов, включая и японоведов, и просто знатоков достижений японцев в тех или иных отраслях науки и техники. Выступления участников этой конференции были в дальнейшем превращены в статьи сборника "Япония: проблемы научно-технического прогресса", изданного в 1986 году. К изданию этого сборника особый интерес проявил сам директор института Е. М. Примаков, который, узнав о том, что названный сборник готовится в отделе Японии, изъявил вдруг желание стать его ответственным редактором. Возражений это, естественно, ни у кого не вызвало, ибо подключение Примакова к участию в редактировании сборника обеспечило быстрые темпы его прохождения через издательство Академии наук и безотлагательный выход его в свет.
Весомый вклад в изучение экономики Японии, а также ее достижений в науке и технике внесли в первой половине 80-х годов и другие сотрудники отдела. В те годы В. А. Попов положил на стол свой долголетний труд "Формирование социально-экономической структуры японской деревни" (1987), И. П. Лебедева написала монографию "Структурные изменения в японской промышленности" (1986), а Ю. Д. Денисов закончил работу над книгой "Основные направления научно-технического прогресса в современной Японии" (1987). Две книги издал тогда М. И. Крупянко: "Советско-японские экономические отношения" (1982) и "Япония - КНР: механизм экономического сотрудничества" (1986).
Пополнился с моим приходом в институт и состав экономистов отдела: наряду с Ю. Д. Денисовым по моим заявкам в сектор экономики отдела были зачислены А. И. Кравцевич, а несколько позже по окончании аспирантуры - С. В. Брагинский.
Что касается сектора истории и современных проблем, за работу которого я отвечал как заведующий и отделом и сектором, то мои намерения заключались в том, чтобы объединить работу большинства сотрудников сектора, историков и политологов, для подготовки к изданию двух капитальных коллективных работ. Первой из этих работ должна была стать "История Японии в документах", листаж которой превышал 50 авторских листов. Как подсказывало состояние японоведческих исследований в Москве и в Ленинграде (имеется в виду Ленинградское отделение ИВАН), документальная база для публикации такого сборника важнейших документов японской истории была уже достаточно готова. Большая работа была проведена в предшествовавшие годы ленинградскими японоведами, осуществившими переводы с японского на русский язык ряда письменных документов как раннего и развитого, так и позднего Средневековья. Перевести же другие документы, относящиеся к XIX-XX векам, не составляло практически большого труда, тем более что часть из этих документов уже была с той или иной полнотой опубликована в наших изданиях на русском языке. Написаны были по каждому из основных периодов истории Японии и комментарии наиболее компетентных специалистов: К. А. Попова, В. Г. Горегляда, Г. И. Подпаловой и П. П. Топехи. В упомянутых комментариях давались характеристики соответствующих исторических эпох и сопутствующих им документов. Названные выше ученые вошли в редколлегию сборника, взяв на себя одновременно обязанности редакторов отдельных его глав. После того как они провели соответствующую редакторскую работу, весь сборник был просмотрен мною в качестве ответственного редактора. А затем, после учета редакторами глав некоторых из моих замечаний, сборник в виде двух томов был отправлен в 1986 году в Восточную редакцию Издательства АН СССР. Однако определять его дальнейшую судьбу я уже не смог по причине моего ухода из института и отъезда из Москвы на длительный срок. Ответственность за организацию работы редколлегии сборника с издательскими редакторами легла в результате на новое руководство отдела, пришедшее мне на смену.
Другим масштабным начинанием историков отдела Японии стала подготовка к написанию коллективной монографии "История Японии", которая должна была охватывать японскую историю с древних времен до наших дней. Предполагалось, что участие в этой работе примут едва ли не все сотрудники сектора истории и современных проблем, а также японоведы из ленинградского отделения нашего института и других научных учреждений. Предварительная подготовка к этой работе началась еще в 1982-1983 годах. С учетом участия в ней в качестве соавторов заполнялись в последующие годы планкарты едва ли не всех сотрудников сектора истории и современных проблем. Так, к примеру, А. А. Толстогузову пришлось от проблем новой истории перейти к разработке вопросов японского Средневековья. Дальнейшая разработка проблем генезиса японского капитализма и событий, связанных с Мэйдзи Исин, была поручена Н. Ф. Лещенко. Проблемы истории Японии в первой половине XX века стали разрабатывать в своих диссертациях и плановых работах А. Е. Жуков, В. Широков и И. А. Якобишвили.
Коллективная монография по истории Японии в моем понимании не должна была ограничиваться лишь наработками наших отечественных историков-японоведов. Ее содержание должно было отражать достижения японской исторической мысли. Писать историю Японии без учета содержания сотен томов, написанных в послевоенный период японскими учеными, и прежде всего большой и влиятельной группой японских историков-марксистов, было бы недопустимым верхоглядством. Поэтому ознакомление с трудами наиболее авторитетных японских историков становилось одной из важнейших задач авторского коллектива, а успешное осуществление этих задач требовало определенных научно-организационных усилий. Так, чтобы углубить наши представления о том, как видят историю своей страны наиболее авторитетные японские историки, в отделе Японии в 1981-1985 годах состоялось несколько заседаний, посвященных рассмотрению взглядов авторов десятитомной "Истории Японии", изданной совместно двумя наиболее авторитетными организациями японских историков: обществами "Рэкисигаку Кэнкюкай" и "Нихонси Кэнкюкай". К весне 1986 года историки-японоведы отдела подготовили проспекты тех разделов "Истории Японии", которые им предстояло писать. Предполагалось, что к концу 1986 года проспекты отдельных глав будут сведены в общий проспект и состоится его обсуждение с целью выработки авторским коллективом общих взглядов и согласованных подходов к узловым проблемам японской истории. Но в конце 1986 года я уже не работал в институте, а предполагаемое обсуждение так и не состоялось.
Зато до конца была доведена мной редакторская работа над коллективной монографией "СССР и Япония", авторами которой стали два сотрудника отдела: А. Е. Жуков и С. И. Вербицкий, а также дипломаты: Л. Н. Кутаков, В. В. Денисов и А. Н. Панов. Под моей же редакцией были подготовлены в те годы к сдаче в издательство и две другие работы сотрудников отдела и внештатных авторов: "Дух Ямото" в прошлом и настоящем" (коллектив авторов) и "Россия и Япония" (автор Кутаков).
Однако ни административные, ни редакторские, ни всякие околонаучные дела не поглощали в те годы так много моего рабочего времени и внимания как личная авторская работа. В своем кабинете в институте я находился обычно два дня в неделю. Приходил туда минут за пятнадцать-двадцать до начала рабочего дня и сидел там до тех пор, пока в отделе еще оставались его сотрудники. При этом все время уходило на решение всяких мелких оргвопросов, связанных с работой сотрудников отдела. Зато другие три рабочих дня недели я старался по возможности целиком уделять своей собственной творческой работе. А работал я в те годы над незадолго до того начатой темой - изучением современной семейной жизни японцев.
Особенность моих научных увлечений на протяжении минувших лет жизни заключалась, пожалуй, в том, что в отличие от некоторых моих коллег-японоведов, склонных без конца разрабатывать какую-то одну облюбованную ими тему, я неоднократно брался за разработку новых тем. И делал это не в силу необходимости, а лишь потому, что однотемье мне приедалось. Разработка той или иной темы увлекала меня до тех пор, пока проблемы, связанные с ней, были для меня новы и неясны. Накапливая факты, анализируя их и составляя общее представление о том или ином явлении в жизни Японии, я излагал затем свое видение на бумаге в виде статей и книг и получал при этом большое удовольствие. Но после публикации рукописи мой интерес к поднятым в ней вопросам пропадал и появлялось желание заняться разработкой иной темы - такой, какая представлялась актуальной на том или ином отрезке времени. С точки зрения моих упомянутых выше коллег-японоведов мне, наверное, следовало бы продолжать заниматься проблемами государственного строя и внутренней политики Японии, то есть вопросами, связанными с тематикой ранее опубликованных мной книг и статей. А мне как раз и не хотелось возвращаться к этой тематике, где я когда-то успел сообщить читателям нечто новое и не известное им ранее. Ибо такой возврат означал бы для меня топтание на месте, пережевывание старой жвачки, да еще к тому же и попадание в толчею на одном поле с другими исследователями, которые приступили тогда к углубленному изучению вопросов, ранее рассматривавшихся в моих публикациях. Ведь в 80-х годах численность советских специалистов по Японии, включая историков, политологов и правоведов, стала куда большей, чем в 50-х - 60-х годах, и им волей-неволей приходилось браться за разработку тех тем, которые полтора-два десятка лет до того разрабатывались мною как первопроходцем. И сетовать на это было нельзя, ибо развитие событий в политической, социальной и государственной жизни Японии шло вперед, внося перемены в социальную, политическую и государственную жизнь страны, в программы и курсы действий партий, в соотношение сил в парламенте, во взгляды и поведение избирателей и т.д., а потому для изучения этих перемен требовались новые специалисты с новыми взглядами и новыми оценками.
Мне же хотелось вторгнуться в такие неисследованные области общественной жизни Японии, о которых моим соотечественникам и коллегам было бы в то время еще мало что известно. И такая область открылась мне в семейной жизни японцев.
На эту тему натолкнул меня, кстати сказать, мой прежний интерес к государственному строю и внутренней политике Японии. Ведь все японское общество, как и любое другое, складывалось в нечто цельное из десятков миллионов маленьких семейных молекул, и именно эти молекулы, несмотря на свою мизерность, в совокупности определяли ход многих общественных процессов. От их состояния - от взаимоотношений и поведения людей в семьях - зависели в какой-то мере и экономическая конъюнктура в стране, и развитие производственных отношений на предприятиях, и умонастроения тех или иных слоев населения, включая и их отношение к властям, политическим партиям и общественным движениям.
Будучи второй раз на длительной журналистской работе в Японии в середине 70-х годов, я стал обращать, чем дальше, тем больше, внимание на проблемы семейной жизни японцев. При этом я обнаружил, что японские обществоведы-социологи уже давно и все глубже вникают в семейные проблемы своих соотечественников. А обнаружив это, я стал разыскивать и покупать в книжных магазинах литературу по этому вопросу и параллельно стал накапливать в своих досье газетные и журнальные вырезки на ту же тему.
В результате, возвращаясь в Москву, я вез с собой большое количество книг, а также журнальных и газетных публикаций, посвященных различным аспектам семейной жизни японцев. Без сомнения тогда в моем распоряжении находилось несравненно больше материалов по семейным проблемам японцев, чем у кого-либо другого из советских японоведов. И это меня вдохновило на скорейшее включение в работу. Тяга к написанию монографии на задуманную мною тему возросла еще больше после вторичного прочтения мною книги В. В. Овчинникова "Ветка сакуры", где семейная жизнь японцев получила яркое, но далеко не отвечавшее реальной действительности описание по причине того, что автор книги использовал для написания своего бестселлера главным образом устаревшую, довоенную литературу, в то время как реальная семейная жизнь японцев в 70-х - 80-х годах была уже совсем иной, чем в довоенные годы.