Ярмарка безумия
Шрифт:
Глава 10
Интуиция следователя
И тут, как пишут в романах, в дверь постучали. Причем колотили не стесняясь, ногой.
Оказалось - Гланька. Собственной персоной. Стояла на крыльце с обиженным лицом, прижимая обеими руками к груди несколько раздувшихся от избытка содержимого пакетов.
– Ну, мы так и будем стоять?
– капризно спросила она, сваливая тяжелые пакеты в руки Ледникову.
– Только не вздумай сказать, что ты не ожидал моего возвращения! Ты меня сильно этим разочаруешь.
10
Способность выйти на след преступника или на раскрытие преступления без достаточного наличия доказательств. Интуиция основана на способностях и предшествующем опыте следователя.
На эту нахалку было любо-дорого посмотреть. Отмотав по жуткой дороге такие концы, она была свежа и полна сил. И вообще, вела себя так, словно они давно уже женаты или сожительствуют не первый год.
Ледников отнес пакеты, набитые, как оказалось, снедью, на кухню. Она еще умудрилась заскочить по пути в магазин!
Гланька вылетела из ванной, куда она первым делом отправилась, и принялась разбираться в содержимом пакетов, с озабоченным видом осматривая каждую упаковку и банку.
– Сейчас мы с тобой будем ужинать, - сообщила она.
– По-настоящему, с горячим, а потом… Ледников, чем мы займемся потом, как ты думаешь? Что ты молчишь?
– Любуюсь, - честно сказал Ледников.
– Любуюсь тобой.
– Ну, это можно, - благодушно отреагировала Гланька.
– Это не возбраняется, а даже приветствуется.
– А еще пытаюсь догадаться, за что же мне привалило такое счастье? А может, я его не заслуживаю?
– Между прочим, вполне может быть, что и не заслуживаешь. Но… Такой вот случился каприз природы. И ничего тут не попишешь. Поэтому кончай думать и бери, пока дают. А ну как я раздумаю? Я ведь на самом деле взбалмошная, мятущаяся, вся в сомнениях…
– Ну, не настолько же ты мятущаяся, - усмехнулся Ледников, - чтобы вот так взять и все испортить.
– Ишь ты, какие смелые обобщения сразу! А вроде поначалу тихим казался. Ты лучше скажи - записки деда прочитал?
– Посмотрел.
– И как?
– Любопытно. Есть за что уцепиться, чтобы работать дальше. Если придется работать…
– Но-но, - погрозила она ему ножом, которым разрезала упаковку с осетриной.
– Договор дороже денег.
– А мы уже договорились?
– Разумеется.
– Откуда такая уверенность?
– А я по глазам вижу… Кстати, много ты там у деда прочел?
– Ты меня как раз оторвала от описания его встречи с Крыловой.
– А, роковая женщина! Я ее, кстати, видела на одной премьере. Она же у нас дама светская. Вполне симпатичная тетенька, мне понравилась. Если бы я не знала, кто были ее родители, сказала бы, что в ней чувствуется порода. Дед не зря на нее сразу запал. Бабуля, конечно, с ней рядом не стояла!
– Безжалостная ты!
– не сдержался Ледников. Уж Викторию Алексеевну вполне можно было и не трогать.
– Зато честная и справедливая, - ни на секунду не задумавшись, отрапортовала Гланька.
С едой она разобралась мигом, и уже через несколько минут они перебрались в большую комнату и принялись за ужин, запивая его итальянским вином, которое Гланька, разумеется, не забыла
А потом случилось то, что должно было случиться, к чему они оба были готовы уже с самой утренней встречи, что уже просто не могло не произойти.
Ледникова поразило то, что в постели Гланька вела себя совершенно не так, как этого можно было ожидать. Как будто вместе с одеждой она скинула с себя нагловатую самоуверенность и демонстративную циничность, которых, честно говоря, он ждал от нее и во время любви. Была тихой, покорной и даже как будто грустной. Рядом с ним лежала словно совсем другая женщина, не та, с которой все было понятно и просто. От этой неизвестно чего было ожидать.
Снег уже давно прошел, налетевший издалека морозный ветер разодрал в клочья тучи, между ними проступила полная луна, которая залила комнату сквозь голое окно неестественным синим цветом. Гланька спрыгнула с кровати, распахнула окно и подставила грудь с отвердевшими от холода сосками ворвавшемуся в комнату ветру.
Ледников, глядя на нее, вдруг почувствовал острую печаль. Нет, он не сожалел о том, что случилось между ними, он просто знал, что случившееся было не началом, а завершением какой-то важной части его жизни. А что последует за ним, знать невозможно.
Видимо, Гланька тоже испытывала что-то похожее. Постояв у окна, она вернулась в постель, не сказав ни слова, нырнула под шерстяной плед и затихла. И еще долго они лежали так, не тревожа друг друга, не помогая, но и не мешая разбираться со своими мыслями и чувствами.
Когда Гланька уснула, он спустился вниз и дочитал дневник судьи до конца. Про дело Ампилоговых там уже почти ничего не было. Запомнилась только несколько раз повторенная мысль о чьем-то «тайном присутствии», которое судья ощущает, но не может ничем подтвердить…
«И судье что-то мерещилось, - подумал Ледников, - место тут, что ли, такое?» Он подошел к окну и замер - на чистом и ровном, как простыня, снегу была отчетлива видна дорожка чьих-то следов - от калитки к дому и обратно. Ледников понимал, что следы могли оставить не неведомые и невидимые злодеи, а та же Нюра, например, но Гланьке говорить ничего не стал.
– Ну, поступим по-американски?
– весело спросила она за завтраком.
– То есть?
– Ну, как же! Есть такой совершенно американский вариант. Сначала люди всю ночь трахаются со всем возможным усердием, а утром - давай поговорим, обсудим, что же произошло? Это был просто секс или нечто большее? Теперь у нас будут постоянные отношения или нет? Это было одноразовое развлечение или шаг к серьезным отношениям? Сколько раз в неделю мы будем теперь этим заниматься? У кого? А может, в гостинице? И кто будет платить в ресторане? А кто будет покупать презервативы? Может, по очереди?
– Нет, мы поведем себя как настоящие русские люди.
– Ого! Это как же?
– А мы просто пустим все на самотек. Будь что будет! Как получится.
– Занятно. Предпочитаем жить в неизвестности?
– Предпочитаем просто жить.
– Чтоб мыслить и страдать?
– Вот-вот.
Гланька допила кофе, унесла чашки. Вернулась она с мятым солдатским котелком. Ледников его хорошо помнил - котелок принадлежал судье Востросаблину, он сохранил его с каких-то незапамятных времен и, как рассказывал Артем, иногда готовил себе в нем на костре какую-то незамысловатую еду. Видимо, у судьи было связано с этим котелком какое-то важное для него воспоминание. Какое именно, теперь уже никто не узнает.