Ярмарка безумия
Шрифт:
– А его угрозы Артему по телефону?
– Невнятные, смутные… - пожал плечами отец.
– Неконкретные. Их можно понимать поразному. Например, он мог угрожать тем, что не поможет твоему другу разобраться с долгами…
– В общем, следствие закончено - забудьте, - усмехнулся Ледников.
– Советуешь мне вести себя как ни в чем не бывало? Словно ничего и не произошло? Ждать, когда случится что-то с Гланькой?
Отец внимательно посмотрел на него, несколько даже изучающе.
– Помнится, мне кто-то объяснял, что занимается написанием сценария, а не ведет какие-то расследования.
– Тогда я не думал, что дело дойдет до взрывов и убийств!
Отец помолчал и спросил:
– Значит, ты думаешь, что теперь самая большая опасность угрожает ей?
– А кому, по-твоему?
– хмуро спросил Ледников.
– Ну, если в твоих подозрениях есть правда, самая большая опасность грозит тебе. Я на месте этого товарища постарался бы убрать именно тебя. Насколько я понимаю, на сегодня ты самая осведомленная персона и одновременно главная защита и опора этой девушки…
Он смотрел на Ледникова пристально, словно стараясь внушить ему что-то.
Какое-то время они помолчали в духе семейства Ледниковых. Так это обычно у них и бывает - кто-то скажет нечто невнятное, но в полной уверенности, что должен быть обязательно понят. Однако, не получив никакого подтверждения этому, замыкается в обиде и предается размышлениям о своем одиночестве в этом мире.
Востросаблины давно уже наорались бы от всей души, поссорились, помирились и опять поссорились. Но против природы не попрешь.
Говорить с отцом о Гланьке совершенно не хотелось. Все, что произошло между ними, торопливое, скомканное, без всяких попыток разобраться, что, собственно, происходит и зачем, может закончиться в любой момент. Все на нервах, эмоциях, на страхе заглянуть в будущее. И Ледников прекрасно это понимал. Но что из этого следовало? Ничего. Не мог он уже оставить Гланьку один на один с Негодиным. Раз уж ввязался в драку, дерись изо всех сил. А там видно будет! Вполне в духе семейства Востросаблиных. Что ж, раз связался с ними, придется действовать по их правилам - с шумом, яростью и грохотом, не заглядывая вперед.
Глава 16
Следственный эксперимент
Гланька выглядела усталой, озабоченной и какой-то потухшей. Она мало походила на ту восхитительно уверенную в себе хищницу, которую Ледников всего несколько дней назад встретил на даче. У него сжалось сердце. Видимо, все, что она узнала от отца о взрыве, о Виктории Алексеевне, которой в больнице становилось все хуже, сильно подействовало на нее. Да и мужики в Питере, которые по его просьбе приглядывали за ней, могли ее всерьез напугать - они наверняка понарассказывали ей массу страстей, чтобы она не дергалась и вела себя послушно. Сейчас она вдруг показалась ему страшно похожей на Викторию Алексеевну, с ее готовностью в любой момент впасть в необоримый ужас и отчаяние. Кровное родство, видимо, все-таки брало свое, хотя сама Гланька над «бабулиными» страхами всегда смеялась и издевалась.
16
Следственное действие, которое проводится в целях проверки и уточнения данных, значимых для дела; восстановления обстановки или иных обстоятельств и совершения участниками следственного эксперимента необходимых опытных действий.
До машины дошли практически молча.
– Наверное, жалеешь, что связался со мной?
– вдруг спросила она, когда уже выбрались на шоссе.
– С чего ты это взяла?
– нарочито грубовато осведомился Ледников.
Надо было выбить Гланьку из этого придавленного состояния. Оно ей так не пристало, что Ледникову стало даже не по себе.
– Любите вы, Востросаблины, это дело… - насмешливо сказал он.
– Какое именно?
– рассеянно спросила Гланька.
– Отношения выяснять. Чуть что - закатили скандал по-сицилийски, наорались до слез, и сразу на душе полегчало…
– А вы, Ледниковы, чего любите?
– Мы-то… Мы молчим, сжав зубы, и обижаемся при этом, что нас никто не понимает. Нашу тонкую и ранимую душу.
– И что лучше?
– Честно? Лучше, боюсь, по-вашему. Потому что жить по-нашему, ожидая от людей понимания и сочувствия, невесело. Хрен от них чего дождешься! Поэтому приходится замыкаться в себе, маяться в одиночестве… Страдать, понимаешь ли! А страдать полезно писателям и поэтам. Писатель свои страдания потом хоть в книжку вставить может. А нам, которые не писатели и не поэты, от страданий только… страдания. И ничего больше.
Ледников молол эту чепуху, поглядывая краем глаза на Гланьку. Похоже, ее немного отпускало, она прямо на глазах приходила в себя, оживала. Пора было переходить к серьезному разговору. Но Гланька сделала это сама.
– И что же мы на сегодня имеем?
– уже с привычно насмешливой деловитостью осведомилась она.
– Что у нас творится? Что мы собираемся делать?
– У нас в наличии взрыв. Который означает, что люди, которые охотятся за дневником, решили не останавливаться ни перед чем. Если это они стоят за убийством Ампилогова, если они имеют отношение к смерти твоего деда…
– Деда?
– Гланька изумленно уставилась на Ледникова.
– Ты думаешь, что… Я слышала, бабушка об этом что-то говорила, но была в полной уверенности, что она по обыкновению впала в непроходимый ужас и просто накручивает себя и всех, кто поблизости.
– Точно я сказать не могу, у меня нет никаких доказательств, но как-то все очень ловко укладывается в эту схему. Они узнают, что судья ведет какое-то свое расследование, и принимают решение его остановить. А он сам делает все, чтобы им помочь, - живет один на даче в опустевшем к зиме поселке. Пожилой, нездоровый человек, куча лекарств… Можно просто незаметно подменить одни таблетки другими, засунув их в ту же упаковку. Если сделать все грамотно, проконсультировавшись с медиками, то даже вскрытие может ничего не обнаружить. Правда, надо отдать им должное, они нашли способ еще эффективнее…
Гланька молчала, уставившись на дорогу. Интересно, она переживает из-за деда или думает, как впечатляюще будет смотреться такой кусок в картине? Или у нее одно другому не мешает?
– А еще у нас сегодня утром погиб доктор, с которым был связан наш общий друг… - сказал Ледников.
Гланька повернулась к нему.
– А доктор-то какое имеет к нам отношение?
– Доктор? Доктор имеет отношение к товарищу Негодину. А все, что имеет отношение к нему, для нас очень важно и интересно. Представляешь себе…
И Ледников принялся рассказывать Гланьке про все, что случилось с безвинной Катей Дроздецкой-Аристарховой, практически уже ушедшей из этого мира, у постели которой схлестнулись два таких разных, таких далеких друг от друга мужика, схлестнулись не на жизнь, а на смерть…
– История, конечно, классная, - задумчиво сказала Гланька.
– Все бабы в слезах. Так и хочется на эту женщину взглянуть - что там в ней такого особенного? Вот только…
– Что?
– Ты говоришь, что этот бедный доктор и этот Негодин такие разные люди…