Ясный берег

Панова Вера Федоровна

меня выпишут и ты придешь за нами.

И все было не так.

Она не смотрела на часы.

Все равно, он за нею не придет. Он далеко. На

фронте.

Ее выписали. В приемной ждала тетя Паша.

Поцеловались, заплакали. Тетя Паша взяла мальчика и

понесла домой. Марьяна шла рядом, несла сверток с

тряпочками.

Писем оттуда не было. Осенью пришла похоронная.

Через два года, оставив Сережу на попечении тети

Паши и Лукьяныча, Марьяна

уехала в областной центр

и поступила в педагогическое училище. Домой

приезжала на каникулы. Теперь приехала совсем.

Было в доме существо, для которого не имели смысла

слова: смерть, разлука, печаль. Оно жило другой, своей

жизнью.

Это был Сережа.

У тети Паши на полке стояла большая медная ступка

с тяжелым медным пестиком. Сереже страшно

нравилась ступка, он приставал к тете Паше: «Давайте что-

нибудь потолчем». Тетя Паша снимала ступку с полки,

заглядывала в нее, коротким жестким ногтем

выколупывала со дна приставшие крошки и давала Сереже

сухарь или кусочек сахара, чтобы он истолок. Сережа

садился на пол, ставил ступку между ногами и толок, пока

не выбивался из сил. Из крепкого, как камешек, сахара

получался порошок! А какая музыка шла из ступки,

какие разносились по дому стуки, громы, звоны!..

Вокруг террасы росла повитель. (Тетя Паша называла

это растение «граммофончики».) Внизу густо стлались

темнозел^ные сердцевидные листья; вверх по веревочкам

вились длинные тонкие побеги. И вверху и внизу во все

стороны торчали большие продолговатые бутоны, заост-

ренные на концах. За ночь бутоны раскрывались —

цветы и вправду были похожи на граммофонную трубу,

большие, темносине-лиловые, бархатистые, какие-то

необыкновенно милые и веселые: казалось — смотрят

прямо на тебя и видят; в глубине каждого граммофончика

пряталось несколько крохотных белых бусинок —

тычинки... Но поднималось солнце, и граммофончики

съеживались, края их жалко скручивались, цветок

становился похож на грязную тряпочку. Тогда можно было

сорвать его и надувать, как пузырь, потом хлопнуть;

горьковатый вкус оставался во рту,— а на следующее

утро вокруг террасы все опять было покрыто новыми,

широко раскрытыми, бархатносине-лиловыми граммофон-

чиками.

Много прекрасных вещей находил Сережа в мире. Не

говоря уже о саночках, о дощечке на колесах, на

которой можно было кататься, отталкиваясь одной ногой, о

челне Лукьяныча, на который Сережу не пускали,

сколько он ни плакал,— существовали разноцветные камеш-

ки,

конфетные бумажки, пустые спичечные коробки,

зеркало (для пусканья солнечных зайчиков), гвозди (для

забиванья в стены и стулья), мыло, приобретавшее

смысл, когда речь шла о мыльных пузырях.

Но самое интересное было — муравьи, птицы,

лягушки, собака Букет и кот Зайка.

" Муравьи жили под двором и вылезали наружу через

дырки и трещины в земле. Они были очень заняты,

всегда спешили куда-то,—никогда Сережа не видел, чтобы

какой-нибудь муравей сидел и отдыхал. Мама сказала,

что там, под землей, находятся их дети, и они носят

детям продукты. После обеда Сережа собирал со стола

крошки и огрызки хлеба и рассыпал вокруг муравьиных

дыр. Муравей бежал и натыкался на крошку, некоторое

время шевелил усами,—должно быть, раздумывал, что

бы это такое могло быть, съедобное ли; потом

ухватывал крошку и тащил ко входу в муравейник. Часто

крошка была в пять-шесть раз больше муравья, но он не

боялся надорваться, волок. А если ему не удавалось

сдвинуть крошку с места, то подбегали другие муравьи, хотя

он не звал их, и помогали. Сережа сидел на корточках

и смотрел на муравьев.

В соседском саду росла старая липа. В липе было

дупло. В дупле жили удоды. Они кричали отрывисто и

глухо: «У-ду-ду! У-ду-ду!» Если подкрасться тихо, то

иногда молено было увидеть удодёнка, выглядывавшего

из дупла: маленькая головка с черным глазом, с

продолговатым клювом, с коричневым хохолком. Ожадая

родителей, удодёнск дышал свежим воздухом. При малейшем

шорохе он мгновенно, как в люк, проваливался в дупло.

Однажды соседский мальчик Васька принес показать

гнездо, которое он нашел в роще: шерстяная рукавичка,

сделанная по всей форме, только в пальце отверстие.

Рукавичка теплая-теплая, соткана из пуха, кое-где в

пуху застряло сено и щепочки. Мама приложила рукавич-

ку к руке и сказала: «Ну подумайте, какая удивительная

прелесть!»

— А вот сюда они яйца кладут,— басом сказал

Васька, гордый своей находкой

— А где яйца? — спросил Сережа.

— А я из них яичницу сжарил и съел,— сказал

Васька со зверским выражением лица. Этот Васька был

скверный человек, он причинял Сереже много горя. Он ловил

жуков и привязывал на нитку, по двадцать жуков на

одну нитку. Жуки летали и гудели, словно стонали, а

оторваться не могли. Сережа плакал и уговаривал Ваську