Ясный берег
Шрифт:
Он угощает Толю махоркой.
— Спасибо, — говорит Толя и закуривает с
мученическим видом.
— Что, — опрашивает Степан Степаныч, — папиросы
лучше?
— Нет, почему, — говорит Толя. — В общем — одно и
то же.
— Я папиросами не накуриваюсь, — говорит Степан
Степаныч.— Самве сытное курево — махорка, я
считаю.
Нюша смотрит туда, откуда придет поезд. Ей надоели
разговоры бог знает о чем. Пусть скорей придет
поезд.
Показался
Голова увеличивается, приближаясь, — она увеличивается
сначала медленно, потом все быстрее, быстрее, и
кажется, что за нею ничего нет, никаких вагонов. И только
когда паровоз помчался вдоль перрона, тогда
развернулся, стал виден весь поезд, длинные вагоны, полные
незнакомыми людьми, едущими каждый за своей
судьбой. Толя с чемоданом побежал по перрону, побежала
за ним и Нюша, вдруг испугавшись, что не успеет сесть.
В страхе вскочила она на подножку и рассердилась на
проводника, который преградил ей путь и спросил билет
и плацкарту.
Поезд стоял недолго. Едва Нюша, с помощью
пассажиров, положила багаж на полку, как раздался свисток,
что-то громыхнуло, — поехали!
— Нюша, мы здесь! — крикнул Толя в открытое окно.
Она подошла к окну и улыбнулась отцу и Толе. Они
шли за вагоном, потом скрылись. И станционные
постройки скрылись, и человек с флажком на краю
платформы, и Костров о. Всё. Пошли опять разворачиваться
до горизонта поля, поля.
Нюша стояла у окна и думала: «Прощай, любовь,
уехала я от тебя...»
На насыпи стоял человек с ножевкой на плече:
должно быть, шел с работы и остановился, чтобы
посмотреть на проходящий поезд. Человек был молодой
и стройный; ветер трепал его непокрытые темные воло-
сы. На секунду нюшипы глаза встретились с его
главами...
И пролетел поезд, и насыпь пустынна, и первая
звезда в окне — бежит за поездом, не отставая ни на шаг.
«БССР. Колхоз имени Сталина.
Председателю колхоза Ивану Николаевичу Гречке.
Дорогой Иван Николаевич! Я тогда не ответил на
твое дружеское письмо, потому что как раз получил
наказание за нашу с тобой общую ошибку и не до друже-
'ских писем было. Не знаю, как тебе вправляли мозги,
а мне так вправили, что в жизнь не забуду. Ну, да об
этом что распространяться. Ошибки не повторю,
думаю — и ты не повторишь. Долгое время не хотелось
тебе писать и даже думать о тебе, а сейчас вдруг
захотелось. Ты не более виноват, чем я, и между нами могла
бы быть дружба на принципиальных
основаниях.
И на таковых основаниях — давай дружить!
Поздравляй меня: следуя твоему совету, я привел в
порядок все без исключения сердечные дела...»
Коростелев пишет это письмо на террасе субботин-
ского дома. Время к вечеру, под старым кленом в косом
луче бьется мелкая мошкара, голенастые цыплята с чер-
'Ными крестами на белых спинах вереницей идут в сарай,
«а ночлег.
— Знаешь, Марьяша, он был уверен, что я черт его
знает какой Дон-Жуан.
«Помимо того, еще один серьезный сдвиг в моих
личных делах: принят заочником на биологический
факультет. С осени начинаю учиться. Это безусловно
необходимо! Иначе отстанем мы с тобой, Иван Николаевич, и
через какие-нибудь пять—десять лет не будем годиться
для нашей жизни.
Может, еще встретимся с тобой. Может быть, даже
не раз. Я бы этого хотел. Привет Алене Васильевне и
детишкам. Твой Д. Коростелев».
Наде лучше. У нее было воспаление легких, оно
прошло, через неделю — полторы Надю выпишут из
больницы. У Алмазова лицо посветлело и подобрело, — вишь,
говорят люди, рад, что дочка поправляется... Тося ходит
исхудавшая, с сияющим лицом, притихшая от счастья.
Надечка, балерина ненаглядная, будет жить! И в
горестные дни надечкиной болезни сбылись горячие
желания Тоси: муж-опора, муж-друг и товарищ, муж-глава—
при ней! Хорошо стало в доме: ни ссор, ни тяжкого
молчанья. Заговорит Тося — муж ей ответит; сделает Тося
что-нибудь не так — он простит. Вместе ходят в
больницу проведывать Надю (теперь к ней уже пускают). К
гостинцам, которые Тося напечет-наварит дома, отец
обязательно приложит свои гостинцы — конфеты, пряники.
И так радостно у Тоси на душе, когда о-ни с мужем идут
рядом по дороге в город и несут дочке гостинцы, а люди
замечают и думают: счастье Тосе, хороший муж у нее.
Лукьяныч тоже проведывает Надю и носит ей
шоколадки и петушков на палочке, — а Тося-то его
передразнивала! И учительница Марьяна Федоровна, дмитрий-
корнеевичева жена, ходит в больницу, и сам Дмитрий
Корнеевич, говорила докторша, три раза звонил,
справлялся о Наде. До чего кругом люди дружные, сколько
хорошего в жизни!
Однажды Коростелев сказал Алмазову:
— Товарищ прораб, вы вечером, пожалуйста, никуда
не уходите, я к вам в гости приду. И не один.